Начну с необходимой оговорки. Когда речь идет об оценке поэзии, семантика объективности в слове «экспертиза» как бы скукоживается и соответственно сильно усиляется тема «субъективности». Эксперт в данном случае – не тот, кто изрекает последние истины, а тот, кто, доверяя своему вкусу, поверяет его существующими всё же объективными посылами и тем самым не скатывается во вкусовщину. Ключевую роль здесь начинают играть критерии, которыми руководствуется эксперт. Поэтому вполне могу предположить, что выбор квалифицированного эксперта с другими ориентирами и с другим пониманием фундаментальных основ поэтического творчества может отличаться от моего зеркально. Ибо мы работаем в сфере, где дважды два может равняться и пяти, и нулю, и минус восьми, и интегралу, и чему угодно.
Итак, о вышеупомянутых критериях. Критерии эти я старался привязать к своему пониманию сущности поэзии. 1) поэзия являет нам удивительное сочетание конкретного с абстрактным. Слова «тапочки», «батарея», «ржавчина» сами по себе мало что говорят, просто номинируя данные предметы и явления. Слова «жизнь», «смерть», «любовь» сами по себе не говорят вообще ничего. Поэзия сшивает конкретику и абстракцию так, что швов не видно, и, прочитав стихотворение вроде как «про тапочки», мы понимаем, что оно на самом деле «про любовь» и офигеваем. Поэтому я ориентируюсь на стихи, соблюдающие золотую середину между линейной номинативностью и пустопорожним жонглированием абстракциями. 2) Поэзия примиряет еще одну оппозицию – индивидуального и универсального. Вася испытывает любовь и пишет о ней. Если он пишет о ней так, что эта любовь становится моей, не переставая быть Васиной – велик шанс, что передо мной хорошее стихотворение. 3) Смысловая ёмкость и объёмность. Поэзия потому и поэзия, что за одним смыслом в ней сверкают и переливаются, как в гранях кристалла, бесконечное множество других смыслов. Это, кажется, Хлебников сказал. 4) Естественность интонации, аутентичность субъекта речи объекту речи и самой речи. NB: «Самое трудное – назвать дерево деревом» - метко сказал один философ. 5) «Лица необщее выражение автора», как можно меньшая (в идеале – нулевая) зависимость от чужой поэтики, от мейнстрима и т.д. 6) Прямота, искренность, весомость высказывания, лирический пульс и нерв. Мне близки стихи, которые воздействуют на спинной мозг раньше, чем на головной. 7) Динамика развертывания мысли и чувства. «Стихотворение – колоссальный ускоритель сознания» - сказал Бродский и действительно, в настоящих стихах мысль и эмоция работают на сверхзвуковой скорости, образуя такую термоядерную реакцию духа, которая не может не завораживать. И, наконец, 8) присутствие в стихотворении поэзии, то есть того невыразимого чуда, той субстанции, того последнего компонента, который, прибавляясь к версификаторским навыкам, и делает из стихотворства поэзию. Понятней объяснить не могу.
Вот с такими вполне максималистскими (а как иначе?) мерилами я старался подходить к оценке представленных в подборке текстов. Работа эта оказалась посложней пресловутого вытаскивания бегемота из болота (и это при роскошной квоте в 10 человек!), т.к. общий уровень представленных текстов оказался безусловно высоким, а многие из их авторов, по-моему, давно переросли среднее арифметическое по стихиру в целом. Видно, что номинаторы поработали на славу. Но к сути.
1. Приятное впечатление произвело стихотворение Натальи Максимовой. Оно заставляет вспомнить широкоизвестное определение поэзии как «изящной словесности», ибо действительно изящно. Форма соответствует содержанию, именно такая лирика очень подходит для пятистиший. Стихотворение это адекватно самому себе, поэт не берет на себя больше, чем может произнести, поэтому интонация его ровна, спокойна (все вопросы и восклицания естественны), не сбоит и вызвала (лично у меня) читательское доверие. А это уже весомый повод отметить данный текст.
НАТАЛЬЯ МАКСИМОВА "из одиночеств сложен день..." http://www.stihi.ru/2012/03/20/4808 , номинатор: Сергей Беленко
из одиночеств сложен день
исчерпаны все темы марта
и плакать хочется, и лень
досада-мелочь-дребедень
простуды контурная карта
еще с утра казался путь
таким уверенно-пружинным -
ручьев смущающую ртуть
преодолеть - перешагнуть
и сердце гнать чуть-чуть с нажимом
всем расписаниям назло
по перекошенным орбитам...
трамваи. им не повезло
гремит их чешское стекло -
давно забыто и разбито
не повезло кондукторам
билетик счастья - в грязной луже
а рядом - в классики игра,
ворота школьного двора
скрипят навзрыд. скрипач не нужен.
о чем еще кричать грачам?
о передвижниках на стрелках?
отдали час, не хлопоча
как посещение врача
глубокий вдох. да плавать мелко.
как одержима их артель!
беспечный мир - простой и точный,
а мне - сомнений канитель
и снова пробует апрель
включать свой электрод височный
2. Естественностью лирической эмоции привлекает к себе и стихотворение Елены Наильевны, выражающее подлинно женские интенции и, несмотря на немного навязчивую языковую игру, звучащее удивительно правдиво. Умиление, на мой взгляд, - одна из мощнейших эмоций, на которые способен человек. Этот стих вызвал у меня именно умиление и нежность, такие вещи, мне кажется, облагораживают читателя, как-то чистят-пылесосят его внутренний мир.
ЕЛЕНА НАИЛЬЕВНА "вольнодумие" http://www.stihi.ru/2012/05/20/439 , номинатор: Ильдар Харисов
не бывает чуда
ятебяхочуда
это всё откуда
вольнодумие
потому что полночь
потому что помню
потому что полно
полнолуние
мне в ладошку кактус
мой хороший, как ты
ночь легла как лапа
великанова
я тебе нужна ли
я тебе нежна ли
я тебе княжна ли
тараканова
3. Владимир Попов взялся за нелегкую задачу – освоить заново элегический модус художественности. И в целом – несмотря на определенную и неизбежную вторичность – ему это удалось. Динамичное воспроизведение элегической тональности (с прозрачной печалью, с тонкими ритмическими перебивами и т.д.) в наше суховатое время, по мне, дорогого стоит. Можно сказать, что стихотворение собрано из штампов, однако талант автора как раз в том, что он создал контекст, в котором эти штампы заработали, вдохнул в них новую жизнь, напомнив нам о блестящих элегистах 19 века. Хоть стихотворение и называется «Исчезнувший пейзаж», но пафос его не столь в исчезновении, сколь в воскрешении милой атмосферы невозвратимого прошлого.
Пустые земли. Небеса пусты.
Ни памяти, ни слёз,
ни постоянства…
Чужие одинокие кусты
заполонили голое пространство.
Где птичье пенье, посвист,
щёлк и треск?
Где дождь ночной
и утренняя просинь?
Исчезли тучи, ветер, молний блеск
и мерное покачиванье сосен.
О, Господи, зачем ты сделал так,
чтоб было в мире зыбко
и туманно?..
Вот там был дом в два этажа,
чердак
с высокой башенкою странной,
где книги старые, скрипучие полы,
где так таинственно…
Проглядывало солнце,
и пыльный луч заглядывал в углы
сквозь маленькое круглое оконце.
Я ль это? Или мой двойник?
Кто я: ребёнок, тень, мужчина?
Где эта ночь, когда лицом приник
к сырой земле и плачу
беспричинно?
Исчезло всё и проросло травой…
В тени деревьев, под еловой лапой,
старушка, что играла с детворой
в лото, под керосиновою лампой.
Лишь ветер злой
гуляет средь могил…
Но нет, ещё виденья не погасли:
там смех девичий, быстрые шаги,
вечерний чай, накрытый на террасе.
Там лунный свет
нисходит с вышины…
Так удивительно, так странно
и старинно,
среди вечерней чуткой тишины
«То был лишь сон» играет пианино.
Среди осенних сумрачных полей
и ты, и ты пройдёшь однажды…
Пройдёшь, как тихий странник
по Земле,
себя не различив
в исчезнувшем пейзаже.
4. После некоторых размышлений выберу и стихотворение Альберта Эм. Несмотря на то, что смысловая нюансировка мифа об Атланте могла быть гораздо тоньше, прямота и твердость поэтического слова вкупе с замечательным финалом, где очень мощно работает фигура умолчания и прекрасно функционирует приём сопоставления неоднородных определений, действует на читателя сильно. Пожалуй, именно за коду и выбираю, уж больно она хороша.
АЛЬБЕРТ ЭМ "титан" http://www.stihi.ru/2012/05/13/2850 , номинатор: Семен Кац
за заповедным садом Гесперид,
на самом на краю последней тверди,
Атлант, согбенный тяжестью, стоит
вне времени, вне жизни
и вне смерти.
на тяготы, вмененные ему,
не бросить взгляд, но мысль – подозревает;
не спрашивай «зачем» и «почему»,
не спрашивай «доколе» – он не знает.
он знает лишь про пот и плеть прибоя,
про соль,
что навсегда изъела голое,
что небо только с виду голубое,
а на плечах –
тяжелое-тяжелое…
5. Стихотворение Дмитрия Холостого подкупает сдержанностью интонации, твёрдой поступью стиха, «перетекание мистики в жизнь» здесь ощутимо, буквально физиологически – жаркий июльский полдень, обессиливающий человека, выписан блестяще, причём визуальный ряд стихотворения неотрывен от ряда смыслового, что цементирует текст, делает его цельным художественным феноменом, а мы еще со времен Аристотеля помним, что цельность – один из основных критериев подлинно эстетического.
ДМИТРИЙ ХОЛОСТОЙ "sunstroke" http://www.stihi.ru/2012/07/23/3548 , номинатор: БЛК
Так мистика перетекает в жизнь –
лёт суховея, словно шёпот мага.
Жаровней луговина, и для шага
сил не хватает в травах цвета ржи.
Сил не хватает, чтобы пересечь
палящую июля середину,
где полдень, как безумец, дышит в спину,
пчелиным гудом заглушая речь.
Оглянешься, вдруг суфия черты
осветят морок пыли прокалённой.
И весь твой род, коленопреклонённый,
проступит сквозь небесные холсты.
И весь твой род... на шаг, на всполох, на
ничтожную, неведомую, малость
потребует всего, что здесь осталось…
в зените диск, и тьма, и тишина…
6. Михаил Свищёв с удивительной художественной точностью описал момент, знакомый, наверное, многим - «обнаружения бессмертия» и «опять случившейся вечности». Уловить и убедительно отразить этот миг вклинивания бытийного в бытовое, пресловутую экзистенциальную пограничную «ситуацию» чрезвычайно сложно – Свищёв же делает это почти виртуозно, вводя детали повседневности (тапочки, спички, наждак) в контекст вечности, где сущность этих предметов как бы расслаивается, как и сама реальность вокруг лирического героя.
МИХАИЛ СВИЩЁВ "Теория относительности" http://www.stihi.ru/2012/03/15/3009 , номинатор: БЛК
по всей Москве погашен верхний свет,
и гербовой не отличить от писчей,
и дважды заподозрят в колдовстве,
пока отыщешь тапочки и спички,
пройдёшь к окну, присядешь на диван,
в пяти квадратных саженях без метра
не находя, куда себя девать,
поскольку обнаружил, что бессмертен,
что есть окно, бессонница, среда,
есть сажени, и даже, без базара,
есть смерть твоя, но как бы не всегда,
и битый час проходит, как в слесарной
по ржавчине проходится наждак,
как скорая проносится по встречной…
часы стоят? – какая в них нужда,
когда с тобой опять случилась вечность?
7. Очень порадовал Александр Спарбер. В «Уитмене» он говорит не извне, но изнутри поэтической вселенной провозвестника мирового авангарда, как бы пропускает его философию через себя, ассимилируется с ней и основная идея Уитмена – «Всё во мне и я во всём», натурфилософская идея растворения в природном космосе совершенно естественно ложится в как будто бы предуготовленную для неё форму – объяснения ребёнку, что такое трава. О тонкости аллюзии к главной книге Уитмена уж и не говорю. Здесь же попутно замечу, что весьма неплохое стихотворение Николая Бицюка «Мандельштам» в число выбранных не вошло именно по той причине, что автор смотрит на своего «героя» извне, даже не пытаясь копнуть поглубже поверхностного слоя его судьбы и очевидного историко-литературного контекста. А вот стихотворение Спарбера я, пожалуй что, назову лучшим из представленных в подборке.
АЛЕКСАНДР СПАРБЕР "Уитмен" http://www.stihi.ru/2012/07/26/2769 , номинатор: БЛК
…И ребенок спросил: что такое трава?
взрослый или младенец, жива иль мертва?
Я ответил ему: я спешу, мы спешим,
наши души – в приборных панелях машин,
а тела наши жить успевают едва –
ну откуда мне знать, что такое трава?
…Говорят, что однажды, не знаю, когда –
разозлится на город большая вода,
и появятся женщины цвета воды,
на асфальте ночном оставляя следы,
и тогда – молодые, в летах, старики –
мы войдём в ледяные объятья реки.
По следам, по следам, выбиваясь из сил,
погружаясь до бёдер в коричневый ил,
будем молча брести много дней, много лет,
до тех пор, пока снова не выйдем на свет –
в том краю, где ни войн, ни болезней, ни ран,
в том краю, где впадает река - в океан.
и когда мы туда доползём, добредём –
то мы станем водой, и мы станем дождём,
превратимся в траву, но сперва, но сперва
наконец-то поймём, что такое трава.
8. Небольшой цикл Лили Штерн «Женщина» даёт нам целый ряд интегральных параметров «женскости» и даёт их так, что обо всякой философской стороне этой гендерной проблематики забываешь, ибо образ, представленный нам, настолько жив, убедителен, достоверен и конкретен (и при этом – мифологичен, метафизичен, обобщен), что понимаешь, где именно искать Женщину в женщинах – именно тут – в неслышимости, в непереводимости, в текучести, в тонкокожести, в горячем и солёном. Штерн контурами, точными штрихами рисует нам здесь целую феминную вселенную, причём – увиденную изнутри самой себя – конкретная женщина встречается здесь с архетипической и они понимают друг друга. Вспоминаю сильные стихи о женщинах и констатирую: почти все авторы таковых – мужчины. Тем удивительнее эти три небольших текста. Лицом к лицу лицо увидать, оказывается…
ЛИЛЯ ШТЕРН "женщина" http://www.stihi.ru/2012/06/03/9184 , номинатор: квота главной редакции
***
у женщины цветение садов
съестная нагота, рассвет в ресницах
она – брюшная кровь, прибрежный кров
она питает досыта и снится
у женщины случается беда
что пухнет как опара дрожжевая
и женщина бежит, она – вода
горячая, солёная, живая
и вот она – набор из ног и рук
бесхозность, косность и другие вещи
от женщины остался только звук
от женщины осталось только жен-щи-..
***
возьми меня к себе возьми возьми
пригрей меня за пазухой помилуй
покрой мне тело саваном зимы
а память обо мне пусти по миру
позволь мне не касаться детских уст
всенощно, дай нетронутого сна им
и дай ему терпения, но пусть
не знает, пусть он господи не знает
***
и женщина ступает по земле
роняя в землю косточки черешен
сложённая из сотен тысяч лет
и невзошедших над землёю женщин
и женщина безводна и легка
неслышима и непереводима
под тонкой кожей цвета молока
не клятва, не проклятие, не имя
под тонкой кожей – тонкая душа
до бога истончённая душонка
бессильный шаг ещё бессильный шаг
и рвётся в небо птица там, где тонко
9. Ещё одно «земляное» и «травяное» стихотворение – «Кузнечик» Алекса Шубина, где сходятся два сюжета: пенье кузнечика (природное, созидательное) и война (антиприродное, разрушительное) и их пластичное взаимопроникновение вызывает к жизни синтетичную, весомую, напряженно-звенящую интонацию сдержанно-торжественного, пронзительно-драматического повседневно-героического, мужественного принятия смерти как соединения с землёй – интонацию, вызывающую в памяти одновременно и «Я убит подо Ржевом» Твардовского и «Родную землю» Ахматовой. Очень сильное и ёмкое стихотворение о «тягучем веке» и о простом мужестве петь, когда не петь нельзя и умирать, когда умирать надо.
АЛЕКС ШУБИН "кузнечик" http://www.stihi.ru/2011/12/31/5137 , номинатор: Александр Петрушкин
В мёртвой паузе приступа бури
он решился на скрипке сыграть.
И не хватит ни духа, ни дури,
и ни вздоха - ему помешать.
Ангел поля уставнозелёный -
стиснув крылышек лад за спиной, -
громче! Громче! - один! - ободрённый
всё сгущающейся тишиной.
Свет, сквозящий багровой полоской
сквозь завесы шинельные туч
проливался мерцающим воском,
как и век этот – страшно тягуч.
Мы лежали в пожухлой отаве,
поредевшей за все эти дни,
что гремели вокруг переправы,
и горели в пробоях брони.
С каждым часом нам легче и легче
тяготенье и память земли,
где печалится вечный кузнечик,
и не раз уже травы цвели.
10. «Мельчайшая пылинка живого ценнее всего, что я сделаю и сделал» - прокричал однажды Маяковский. «Камешек» Алены Рычковой не только дает нам прекрасный образец ролевой лирики, но и эксплицирует подлинно творческую пристальность, детальность, фасеточность авторского зрения, обусловливающий достоверность и зримость прочерченной в стихотворении вертикали от неба до речного берега. Только поэт может увидеть в березе далматинца. Только поэт почувствует возможность родства речного камешка с луной и высказаться о нем так, что свободная игра ассоциаций выплавляется в финале в безусловный эстетический факт. И высказано это всё столь лёгким, чистым, прозрачным, струящимся языком, что даже завидно немного.
АЛЕНА РЫЧКОВА "Камешек" http://www.stihi.ru/2012/07/13/2585 , номинатор: БЛК
Я камешек-голыш на берегу речном,
Ушедший в зыбкий ил наполовину.
Когда-нибудь и я врасту боками в дно
А ныне, как могу, выпячиваю спину.
Я здесь лежу сто лет, вдыхая аромат
На пряном чабреце настоянного сусла.
Прут сорок сороков чрез бурный перекат
И, кажется, река опять меняет русло.
А берег каменист - тот брат тебе, тот сват.
Тот вышоркан в песок о крепкий зад валунный.
Теснят меня, теснят и мнится им, что лунный
Обкатанный голыш на скате звёздной крыши
Такой же, как они, лишь брошенный повыше…
Теперь о неотмеченных авторах. Многие из них пишут на вполне достойном версификационном уровне и признать весомость их художественного высказывания зачастую мешают досадные нелепости вроде: «я на колесах вонзаю тело в сердце лучшей моей весны», жадно слушаю певцов, филармонией рожденных (KOUKKET)Допускаю, что кто-то ничего крамольного здесь не увидит, но для меня подобные вещи однозначно губят стихотворение, ибо отдают явственным непрофессионализмом, когда бытописание на уровень поэтического осмысления не выходит, быту не хватает бытия и получается зарифмованный дневник. Александру Борисову тоже не удается передать в подлинной наивности и остраненности картину августовского ливня. Слишком видна здесь имитация, сделанность и как раз навязчивое желание ее скрыть автора в данном случае и погубило. Значительно сложней распознать подобную искусственность в стихотворении OLGI SOCOL (я долго думал выбрать его или нет), но и «читательский запой» и «небесный арест» и «свежий сидр стихов» являют, на мой взгляд, просто упоение творчеством, сталкиванием слов как таковым, но, к сожалению, ничего более, поэтому и звучит это стихотворение достаточно легковесно, а образность его немного мертворожденна. Остросюжетное повествование Александра Крупинина о кровавой схватке глинтерников и клювгантов настолько напоминает пародию на «новый эпос» Сваровского (который и сам-то, на мой взгляд, к поэзии имеет крайне опосредованное отношение), что говорить об индивидуальной авторской интонации не приходится. А без нее – никуда. Стихи Артемоны Иллахо находятся на уровне неплохой стилизации под молитву, на которую тоже не каждый способен, но которая, скорее, проходит по разряду эксперимента, лабораторной работы, а не самобытного творчества. Стихотворение Бонгара Друидова, апеллирующее к сюжету о Каине и Авеле, особого приращения смысла к этому вечному сюжету не даёт, ибо не считать же таковым перенесение действия в современность («когда в метро встречаю кого-нибудь по имени Авель, боюсь»). И т.д. и т.п.
Многие из невыбранных стихов, как мне кажется, объединяет одна черта – в них нет или не просматривается необходимого «второго дна», этого самого живого перетекания смыслов, о котором я говорил выше. В них нет необходимого поэзии сдвига ракурса, поэтому они получаются в той или иной мере линейными и поверхностными. Это особенно обидно – повторюсь – потому что почти в каждом есть подлинные находки, задавленные, однако, то мёртвыми штампами и клише (Л. Парщикова, М. Гофайзен, В. Архипов), то замыкающейся на себе сюжетной (Ж.П. Прутков, Е. Берсенева) или языковой (Шакосави, Прелестинка) игрой, в которой нет ничего плохого, пока она не перекрывает напрочь другие – зачастую более значимые – компоненты стихотворения; то подменой «неслыханной простоты» достаточно примитивным упрощением (Г. Руднев), то некой нарочитостью, навязчивостью (Доктор Лентяй). Сколько ни изгаляйся над фонетикой Прелестинка, никаких значимых концептов – ни ментальных, ни иных это данному верлибру не добавит. Есть случаи, когда вроде бы стихотворение близко тематически и фактурно, но почему-то не задевает, потому, наверное, что голый нарратив перебивает и сводит на нет саму речевую пульсацию (Кира Леонидова, Ярополк, Настя Каменская). В последнем случае, впрочем, вполне могла иметь место недостаточная чуткость вашего покорного слуги.
НО! – и этот момент хочу акцентировать особо – каждое без исключения стихотворение натолкнуло меня на определенные и, кажется, небесполезные мысли о поэзии, о русской поэзии, о современной и несовременной поэзии, о мужской и женской поэзии, о психологии творчества и о многом-многом другом. Каждое хоть чем-то да зацепило. И в этом смысле опыт подобной экспертизы оказался для меня весьма ценен.
Закольцовывая. У автора всегда есть священное право спросить – «А судьи кто?» и не факт, что ответ будет сформулирован достаточно внятно и убедительно. Ведь по сути, все мы – читатели друг друга и именно в этом качестве можем и должны быть друг другу интересны. Что до меня, то я познакомился с целым рядом крайне любопытных авторов, за творчеством которых, как и за ходом конкурса, намерен следить и далее. Спасибо.