Вот и запахи сделались неотвратимо горьки –
с необычными длинными нотами дыма и хины.
Вечерами не плещут в подоле реки окуньки.
Не скользят над водой –
на закат золотой –
паутины.
Вот и сплин подбирается с моросью исподтишка,
в потемневшей траве у крыльца умолкает кузнечик.
Вытесняются всхлипами капель,
листвы,
сквозняка
шёпот пчёл и летучие россыпи птичьих словечек.
По утрам –
сквозь туман –
на плечах погрустневших рябин
пробиваются рыжим невнятным огнём эполеты.
Вот и осень ложится в ладонь, как шафранный пеп'ин,
уместивший под кожей карминной звенящее лето.