Город начала 90-х.
На трефу всех крыш между пик подворотен
Пиковой и трефовой мастию карт
И детским страшилой свалился с комода
Проигранной ночи точёный азарт.
В клоаке штабов, переходов и штолен –
Предчувствие крысы в метровый нарыв –
Вороний сарказм отставных колоколен
И тщеть васильками испачканных нив.
С упорством «максима» бьёт ТЕЦевский хобот
Наколками звёзд по пигменту ночи.
Купальской Луны отлетающий хохот
Мазутным пятном на спецовке горчит.
Проезд расклешен проходною напротив
Гирлянды балконов – игрушки детей,
А там третья смена уныло заводит
Махорочный кашель трамвайных путей.
Изогнутым грифом скрипичные лапы
Скребут канифоль с электрических дуг.
Провинции фальшь с гастрономовской рампы
Дурманит прожектами сонных подруг.
Клозетных систем несваренье желудка.
Дворовой шпаны водосточный кистень.
Заплёванный мир – телефонная будка
Надтреснутой стопкой запрятана в тень.
Периметр пустой, где горит «Рыба – мясо»,
Для смеха закрыт на пудовый засов.
Лампасом блестит генеральная трасса
Смущая огнём кобелящихся псов.
Щербатая пасть замороженных строек
Прорезана болью ночных ПеэМГе.
Газонный лоскут межрайонных раскроек
Тампоном прилеплен к фонарной ноге.
От стука шагов, что становятся злее,
Подобье кота понеслось наутёк.
Обрывки «Труда» на изломах скамеек.
Пивбара хребет. Ресторана отёк.
Отелей–обёрток неоновый глянец.
Гобой электрички. Аптеки флакон.
Вокзальных теней нездоровый румянец.
Плюс мыслей о вечном ночной террикон.
Объедки помоек. Отрыжки сортиров.
Пристыженных лоджий бюстгальтерный шелк.
Иль свет невзначай в одиноких квартирах
Сквозь тухлый двора домотканый мешок.
Подбитый моргает фонарь перекрёстка
Горбатым фургонам с разводами «Хлеб».
В тревоге деревья проблемами роста
Процентов своих в невалютном рубле.
Тишь. Знать, окончен Апокалипсис.
Лишь флаги разят пустотой плащаниц.
Горят манекенов незрячие лица
Улыбками сфинкса с нездешности лиц.
Но только потом, отгорев как прощенье,
Отброшенной спичкой за ветхость оград
Укатится тьма от прошедших крещенье,
Завидев серебряный утра оклад.
Глистами сереют фабричные трубы.
Примятым окурком зажегся киоск.
Бульварные кольца зевают, как губы,
С зубной нервной дрожью трамвайных колёс.
К закату спустив юбки туч, в закоулке
За телешпиль зацепившись плащом,
Над городом утра чуть синие булки
Поносят восход профсоюзным дождём.
Но только в час тридцать похмельное солнце,
Коптя «Беломором», икнёт в высоте.
Сжат потный кулак на загривке червонца,
Как верная нота сфальшививших тем.
Вдали за клоакой надстроек и штолен
Тягучую жидкость в стаканы налив,
Понятны вороний сарказм колоколен
Да тщеть васильками изгаженных нив…
Львов 26. 01. 91 (з)