Господи, по истине это, в каком же блаженстве
Оказывается и без того уже состоящий, в Божьем иждивенстве.
Задумался я, прибывая, в обрамлённой периферии,
Дыша благоденствием обезвоживающим хворь,
Когда рафинируется даже туманная бренность всякой идиллии
От кой, в свою очередь плоть накаляет грёз несбыточный огонь,
Итак безмятежно простирая взгляд из окна,
Вслушиваясь, в трель пересекающую глазурные своды
Казалось порой, будто я смотрю, в, никуда
Начиная запутываться, в не менее завившимся мозге,
Однако от аморального забвенья, в заблуждении,
Как и от расторгающего крепость духа изнеможенья,
Умиленно умиротворяющими: заботой и лаской;
Избавляют проименованные девы – оазисы и их окруженье
Материализуя этим, в сознании сказку
Ну, а при возвращении из псевдо виртуальности,
Продолжая парить притом, на питающем вдохновении
Оказываюсь, в просторе превратной реальности
Переливающейся витражом, в смиреномудренное бденье
То бишь на стерилизованной почве сих островов,
В благоухании распущенных лепестков,
Ощущается стабилизованная рьяность,
Снисходящая, в ров под заветвленьем зримым; как покров
Под, чьими модернизированными завивками
Возникает аура некоего отчужденья
Что, в симбиозе с иными стереотипами
Уплотняет древо жизни маслом услажденья
И тогда пристанище, куда убегают из бытия
То есть – келья; возникает в сознании меня
Ну, а поскольку святые пишут, что: священник есть врач!;
То, если вы врач! Так вдумайтесь!, в сию благодать
И, в чём себя беспрекословно соблюдая,
Должно себя же, в общей картине жизни выставлять.