Она с яростью бросала мазки раз за разом на свой холст - всё окружающее ее пространство. Парк, еще с утра разрисованный ею в солнечных тонах, сейчас помрачнел, сизо-черные тучи заволокли небо, деревья оделись в темные провалы, и даже причудливо раскиданные парковые дорожки приняли угрожающий вид...
- Нет, нет, нет, не могу! - закричала художница, и схватила другую свою кисть, той, что уничтожала неудачные рисунки. Под умелой рукой парк начал исчезать, зато появились безобразные белые проплешины.
- Малыш...- послышался голос сзади.
- Я не малыш! - закричала она, резко оборачиваясь и находя там причину своего дурного настроения.
- Милая...
- И не милая!
- Я всё объясню...
- Не желаю слушать! - ее ярость росла на глазах. - Раз я никто...Никто для тебя...Пусть меня не будет - тут! - и она принялась стирать себя так быстро, что скоро от нее осталась только ладошка с кистью, и лицо, до которого кисть не доставала. По бледной щеке потекла слеза.
Он подошел к ней и вытер эту слезинку.
- Что это было? - спросил у несчастного личика, гримасничающего в неудачных попытках сдержать чувства: брови предательски поднимались "домиком", нос шмыгал, а губы, сжатые слишком крепко, дрожали. - Милый мой Чеширчик, сначала научись исчезать правильно.
Набухшие веки неудачницы хлопнули пару раз, и исторгли еще с десяток слезинок.
- Эх, дитя...
Целоваться было приятно обоим. Странно, но пока они этим занимались, кто-то дорисовал обратно художницу и стертые ее художества, убрав все надуманные мрачности.
Но кто?
Фото автора