Иван Лындин
Поэма «Эпохи разные бывают…».
« Посвящается А.С.Пушкину»
Смешлив он был и очень дерзок,
К тому же, малость бестолков.
А окруженьем была мерзость-
Толпа воров и дураков.
Творить средь этого болота
Ужасно трудно, господа.
Была б, как говорят, охота.
А у него она была…
Но, к сожаленью так бывало,
Все, что писал он вызывало
Лишь озлобление у тех,
Кто в жизни жаждал лишь утех.
Честным манерам не учены,
Лишь глупостию наперчены,
Они все злобились вокруг
И все сужался страшный круг.
Пока не превратился в точку…
Они маленько надавили
И парня насмерть задавили.
Эпиграф
Те времена прошли
И их уж не вернуть.
Теперь мы все должны
В иной пуститься путь.
Пролог.
В стихах поэму начиная,
На торный путь ногой ступая-
Создатель добрый, помоги!
Не видно впереди ни зги.
Есть замысел – канва событий,
Но, в рифму как облечь его?
Здесь столько надобно наитий,
Чтоб не испортить ничего!
Я рифмоплётству не обучен.
Но, вот потребность велика,
В душе рождённые созвучья,
Отдать потомкам на века.
И до меня писались вирши,
Напишут и после меня.
Но, чтоб мои совсем не скисли-
Я не могу уж ждать и дня.
Я начинаю постепенно.
Всё, что могу - я напишу.
Все мысли вслух я непременно
По строчкам в рифму уложу.
Мораль добавлю для закваски,
Прибавлю складно две, три сказки.
Ну, трогаемся, в добрый путь,
Понравлюсь ли кому-нибудь?
Своей невинной безделушкой,
Иль получу я по макушке?
Увидим, после разберём.
Сейчас же мысли соберём.
Глава 1.
Иван Васильевич Сосничный
Близь Петербурга как-то жил.
Имел доход весьма приличный.
Короче - жил и не тужил.
Три сотни душ имел в именьи
И много лет без измененья
Он в нём все лета проводил.
Зимой же, в Петербург – столицу
Служить и в меру веселиться,
Он будто в лету отходил.
И только старосту Семёна
Напутствовал, чтоб было дома
Всё цело и сохранено
Всё, всё – а боле, ничего.
Пока помещик в Петербурге
Всю зиму истончал паркет
Его крестьяне проверяли
Увидят ли весну, аль нет?
Зима в имении Сосничных,
Всегда суровая зима.
В неё не просто прокормиться,
Непросто в ней вести дела.
Крестьянам туго, ну а барин
Он в Петербурге – наплевать.
Ему кухарка гуся жарит
И скоро будет подавать.
У бар, известно, со жратвою
Всегда прекрасные дела.
Не им с опавшею листвою зимой,
С упавшего ствола сдирать кору…
Не им молиться, чтоб только
До весны пробиться,
До первой травки, до тепла…
Такие право, вот дела.
Иван Василич в Петербурге
Прекрасно зиму проводил.
Служил в тогдашнем Петпродторге,
Не надрываяся служил.
Лицензии им выдавались
Торговым людям иль купцам.
Они за деньги отдавались,
Часть коих липла и к рукам
Иван Василича, но редко
От этого ему был толк.
Он тот час их спускал в рулетку
(игрок видать был очень плох).
Но вот однажды, так бывает,
Пожалуй, в жизни только раз,
Ему в рулетку прибывает
Аж, девяносто тыщ зараз.
Хоть наш герой и пьян слегка был,
Но чётко всё сообразил –
Играть он тотчас прекратил,
В кошель сгрёб выигрыш немалый.
В коляску сел и укатил.
Домой приехав аккуратно
Он выигрыш пересчитал,
В рундук окованный убрал
И через час уж сладко спал.
Сопит Иван Василич мирно
И видит очень странный сон.
Как будто бы в туман волшебный
Он словно атом погружён.
Фигура выплыла из мрака,
Вся в белом, голосом рекла:
«Тебе и половины хватит,
Другую я бы отдала поровну,
Всем твоим крестьянам.
Не перепутай, милый Ваня,
Проснувшись рано поутру.
Иначе в порошок сотру,
Всё, что ты выиграл», тот час
Сказала и исчезла в раз.
Иван Васильевич проснулся
Поутру, вылез с простыней.
Согнулся, сладко потянулся-
«Марфушка – мне воды налей!»-
В чулан кухарке громко крикнул.
Та, тот же миг, несёт уж таз,
Кувшин, льняное полотенце
И обязательный рассказ.
Как спали барин? – вопрошает,
А что наш стол не угощает?
В ответ вопросом на вопрос,
К столу тот час себя понёс.
Иван Васильевич пригоже,
Уселся было на стульце.
И начал завтракать ветчинкой,
Прикрытой спаржей на яйце.
Вот тут и вспомнился вдруг сон,
Уж больно нынче странен он!
Однако, здраво рассудя,
Он принялся съедать гуся.
Порою мы не понимаем,
Что нужно делать наперед.
Напрасно голову ломаем
Событий угадать черед.
Но как ты не предполагаешь,
А все же вряд ли угадаешь…
Событья бог расположит,
И, коли любит, удружит.
Событий цепь - к звену звено,
Одно в другое прочно вдето.
Переходя одно в одно-
Конец цепи уходит в лету.
Мы люди смертны, жребий наш-
Пройдя чуть-чуть дорогой жизни,
Переселиться в рай иль в ад,
Отдав все лучшее отчизне.
Мы - муравьи, что копошась,
Свой домик строят из иголок.
По жизни сделал шаг, другой
Тупик – увы, путь наш не долог:
Уметь детишек нарожать,
Помочь взрасти как можно выше.
И вдруг, тебя ударом хрясь,
Упал храбрец и уж не дышит.
А у детей все тот же путь,
За ними правнуки иль внуки…
Пытаясь что-то разобрать
Здесь можно помереть со скуки.
Суть накоплений этих в том,
Что чередуя поколенья,
Создатель - мудрый эконом,
Нам прибавляет всем уменья.
Посмотрим вглубь седых веков…
Подвластны ль были человеку
Вода, огонь, водопровод,
Иль производство чебуреков?
Но поколения сменились
И глянь-ка, милый друг, ура!
Мы ездим уж в автомобиле,
Струей из крана льет вода.
Все лучшее у древних взяли,
Не позабыли ничего.
И проституток и рояли,
И ром, и водку, и вино…
Вот так свой опыт углубляя,
Идем мы дале, дале, дале…
Глава 2.
Иван Васильевич откушал,
Немного совести прослушал,
Немного мыслей пропустил
И наконец, свой план срастил.
Решил с крестьянами делиться,
Не всё деньгами – часть землёй.
Он пропотел час в русской бане
И думы все утихли в нём.
Итак, крестьян он созывает,
На родовой поместный двор
И мысль свою им излагает-
Что, дескать, случай поднапёр.
В столице, в Санкте-Петербурге,
В рулетку, дней тому назад,
Он выиграл большую сумму
И обстоятельствам сим рад.
Крестьяне, старостой Семеном,
Позваны были поутру.
Одни толклися кучей томной,
Скучали, мучали хандру.
Другая ж часть, неподалёку,
Стояла молча, руки в боки.
Каждый крестьянин по себе
И думу думали в себе.
Иван Васильевич Сосничный
Им мысль свою враз изложил.
И к разговору о наличных
Он путь логично проложил.
Вы, дескать братцы, как хотите.
Хотите, дале здесь сидите.
Я Вас конечно не гоню,
Я Вас конечно потерплю.
Иван Василич объясняет
Своим холопам, что теперь
Он землю им предоставляет,
Мол я хоть барин, но не зверь.
Я, дескать Вам могу землицей,
Могу деньгами пособить.
Но коль хотите отделиться:
Вот деньги – дуйте во всю прыть.
Крестьяне поняли немного,
Точнее понял, кто как мог.
Иван Гордеев, тот от мыслей
И вовсе вскоре занемог.
Иван Петров, он посмышленней
И пошустрее как-то был.
Он сразу понял – купит коней
И дебет с кредитом подбил.
Решил в Москву он подаваться
И там делами постараться
Утроить данный капитал
(Вот шельма, черт бы их побрал).
А остальные что ж крестьяне,
Сказать здесь к слову, чаще Вани,
Что же они, теперь решат?
Они, покамест не спешат!
Всё разговоры, разговоры,
Как лучше, как не прогадать.
Но, если толком разобрать,
То все их сходки и разборы
В конце концов свелись в одно,
Что, дескать плохо решено,
Что дескать, если им землицы,
Да денег, чтобы отделиться.
А тут, вот это или то,
А коль не сразу, то на что?
К чему все эти канители.
Часами так они пердели.
Они, крестьяне, только в сказке
Трудолюбивы без острастки.
А в жизни всё совсем не так,
Вот от того весь кавардак.
Крестьяне жмутся, жмутся в толпы
И не помещик, ни попы.
Никак не засандалят в толк им,
Что не одни виной жиды.
Что крепостное право это,
Лишь сублимация проблем.
И коль длиннее было б лето
То, хорошо бы, было б всем.
И коль поменьше неуменья,
Да скотского остервененья,
Да исполнительности всех,
Тогда б в России был успех.
Конечно, право крепостное,
Прекраснейшее из всех прав.
Вопрос лишь в том, кто как устроен
И у кого поболе прав.
Коль ты помещик- всё в порядке!
Ну, а уж коли крепостной,
То лишь босым, да на запятках,
Ты можешь ездить в выходной.
Меняя строй, сметая вехи
И мусор на своём пути,
Мы очевидно для потехи,
Сквозь время «право» пронесли.
А рассуждения о праве-
Простите, просто ерунда.
Любой у нас почти бесправен,
Но это впрочем не беда.
Пока живёшь не возникая,
Смиряясь с подлостью судьбы,
Не уяснив себе кто правит
Шестою частию земли,
То всё в порядке, но лишь только
Поймёшь ты подлость бытия
И вдруг захочешь перестройки
Персоонально для себя,
То тотчас же тебе и крышка
И кто-то крикнет : «Удавить!»
И шайка шавок двуеличных,
Уже несётся во всю прыть.
Глава 3
Крестьянин в город перебрался.
А город звался тот – Москва.
Тогда, он как и нынче звался,
Да статустность была не та.
Тогда столица Петербургом
Звалась, второй была Москва.
Но в ней (как без печей пробиться),
Нужны дешевые дрова.
Иван Петров взялся извозом.
Иван Гордеев – тот навозом.
Маржа примерно однова.
Да, запах… – разные дела.
Кто первый встал, того и тапки.
Народ освободился враз.
Но десять лет два наших лаптя
Уже столбили вас-из-дас.
Для бизнеса, кто первый к рынку
Пробился, место застолбил,
Того и золотые в крынке,
Того подъём, того трамплин.
Короче, случай постарался
Ребятам малость пособить,
На волю все они подались:
Работать, или водку пить?
Кто как! По разному бывает
Зависит всё здесь от ума.
Нас случай молча выбирает
И вот уж погляди эх-ма!
Пахом пропил все деньги разом.
Ефим не все, но две заразы,
Цыганки пьяного его обчистили
И ничего уже под утро не осталось.
Два пятака, какая малость,
Чтоб возвратиться хоть назад,
Под «крепость», ноги им велят.
Иван Петров к спиртному близко
Не подпускал свою деньгу.
Наполнив щами цельну миску
Он кваса выпивал бадью.
И без спиртного можно выжить,
Когда имеешь ремесло.
Оно тебя и подправляет,
Чтобы по ветру не несло.
Коль трудишься – имеешь деньги.
Немного? Поначалу так.
Бывает много сойдёт пота,
Покамест выйдет на пятак.
Но вскоре нужную сноровку
Иван трудами приобрёл.
Дрова возил без сортировки,
Трудил всю жизнь он аки вол.
А, что же барин наш, Сосничный?
Мы с ним простились в прошлый раз,
Когда он поделился личным-
О нём, продолжим свой рассказ.
Сосничный, будучи в именьи,
Крестьянам дал без сожаленья
Случайно взятый капитал.
Затем, решил на половину,
На ту, которая его,
Надстроить дом свой на Фонтанке,
Мансарду сделав для него.
Решил, что купит на остатки
С четвёркой новый экипаж.
Для выездов первостатейных
(любил творить он эпатаж).
И вот, когда уже концовка,
Казалось бы предрешена,
Вдруг появляется чертовка,
Соседа Юрьева жена.
Она была бабёнка, краше
Другой такой не увидать,
Короче нашему папаше,
Она была во всём под стать
Её фигура – стан прекрасный,
Младая и упруга грудь
И взор, так изумрудно-ясный
И пару ножек не забудь.
Сосничный сразу, знамо-дело,
Решил, что всё это всерьёз
И разводное сделав дело
Соседку к алтарю повёз.
Но, за каких-нибудь полгода
Она обчистила его.
(всё говорят – любовь до гроба)
До гроба дело и дошло.
Уж он, Сосничный староват был.
На все амурные дела.
Она ж скорее воровата
И это, брат, не ерунда.
Когда у вашей милой дамы
Младое рыльце уж в пушку
То от расстройства капиталов
Спасти героя не могу.
Сосничный слёг и был обчищен.
Фортуне в общем наплевать,
Хоть и имел он денег тыщи,
Но рот не стоит разевать.
Здесь покидаем мы героя
С которым начали сей сказ.
Хотя, читатель я не скрою,
Слеза расчёсывает глаз.
Теперь, остались лишь крестьяне.
И то лишь те, кто что-то мог.
Отпарив тело в русской бане
Они учили русский слог.
Они чутка учились в школе
А школ в округе было две:
Одна церковно-приходская,
Другая частно-господская,
И обе, были всем в нове
И дам при классах было две.
Хоть статус разный был у школ,
Но одинаков был прикол.
Учительницы обе эти…
Страннее не было на свете!
Детей крестьянских не любили,
Хотя и сами из крестьян.
Они линейкой обе били
И каждый был у них смутьян.
Любили стравливать ребят,
Чтоб друга дружку побивали.
На переменках раздевались –
училки тоже ведь хотят…
И эти странности людские
Облечены были в борьбу.
Шестидесятницы младые -
Я вообще Вас не пойму…
С мужьями видно вышел промах
И соверша лихой замах,
Они ныряли в тихий омут,
Влеча с собой младых ребят.
Но дети разны. Разны судьбы
У них бывают неспроста,
У каждого своя программа,
У каждого своя нужда.
,Гордеева, Петрова дети
По жизни делали шаги.
Как ни банальны мысли эти,
Но разны всё же мужики.
Достатка не было, но было
Какое-то движенье вверх.
Они к свободе неумело
Движенья делали наспЕх.
В правах скорей раскрепостится,
Духовно, чтобы не поститься.
Чтобы поменьше было бар.
Да, чтоб дешевле был товар.
И так в полшага, постепенно
Подкрался к Ваням новый век.
И на шестой части вселенной
Стал править новый человек.
Ну, а как помер этот новый,
То, стало быть опять всерьёз
Вопрос возник тут невесёлый,
О подчинённости вопрос.
И через два шага на третий,
Как отошел Володя в ад,
Иосиф мудрый заприметил,
Что всё в России невпопад.
Тут наступил двадцать девятый,
А после и тридцатый год
И вновь досталось нашим Ваням,
Хотя уж не было господ.
Народ слегка переменился,
Стал чаще думать, что к чему
И видно, для бодренья жизни
Везли крестьян на Колыму.
Но всех туда не перетёрли,
Кой-кто остался и в Москве.
Буржуев из контор попёрли
И набирали в них внове…
И разбредяся по конторам
И по работным, по домам,
Они всё гнали миру всполох,
Неся буржуям тарарам.
И в пору ту, слегка чумную,
В трамвае часто напевал
Водитель, песню удалую,
Когда девчонку обнимал:
«Эпохи разные бывают…
Сейчас – эпоха чудаков.
Они так мило управляют,
Что большинство нас без портков».
Глава 4.
Но полно, что чело печалить,
Пора по бабам приударить.
По бабам стал-быть городским,
А не прислужным, господским.