Осеннее наваждение. часть 2

Надежда Туоми
Фантазии белой ночи.
Часть2.

Закончилось лето. Сентябрьские  вечера всё чаще напоминали мне о приходе осени. Ночи были холодными и звёздными. Море штормило. Огромные корабельные сосны шумели пушистыми кронами в вышине, переговариваясь с прибоем. Волны, играя галькой,  накатывали  на берег,  вода была ещё необычайно тёплая, я порой снимала туфли и бродила по мелководью.
Отшумел пляж.  Бунгало были закрыты.
Вечерами я брала мольберт и графит, рисовала закаты, атласную спину моря, которая всё чаше покрывалась рябью, будто кожа мурашками от холода.  Накатывающиеся на берег беспокойные волны,  которые, как мои воспоминания о прошедшем лете, превращаясь в пену на берегу, тихонько таяли в песке и между камней.
Часто я пыталась воспроизвести на листке портрет старика. Мне казалось, что его внешность отпечаталась в памяти чётко, но рука отказывалась наложить нужные линии на бумагу.
Один набросок за другим был сорван с мольберта, разорван на мелкие части и отправлен по ветру.  Белые клочки бумаги подхватывал ветер, играя, нёс по берегу, они цеплялись за набегающие волны, в конце концов оказывались в море,  намокали и исчезали из виду, как ненужные фрагменты памяти.

- Не пытайся его рисовать линиями, - раздался за спиной голос.
Он не был похож на остальные голоса.  Он будто звучал во мне.
Я оглянулась, убедившись, что никого нет рядом, улыбнулась - схожу с ума, продолжила накладывать на лист очередные штрихи из  памяти.
-Я говорю, ты не сможешь его рисовать штрихами,- опять раздался голос.
-Почему нельзя штрихами?- мысленно я задала вопрос.
-Попробуй весь лист покрыть графитом, а потом ластиком убери лишнее в портрете, и увидишь результат - не унимался голос.
- Интересная техника, что-то новое, попробую,- сказала я мысленно.
Лист был полностью покрыт графитом. Он стал тёмным пятном, прикреплённым к мольберту, и,  на фоне  сгущающихся   сумерек, слился с темнотой.  Лишь рамка от мольберта белела, чем помогала мне ориентироваться на листке.
Я взяла ластик и шаг за шагом стала стирать лишнее на листке бумаги. Постепенно, будто из темноты моей памяти,  стало на меня смотреть лицо старика. Всё, до мельчайших подробностей выделила темнота. 
Длинная борода, пристальный взгляд умных глаз, лукавая улыбка-  всё проявилось на бумаге, словно на фотографии.

Я,  себе поражалась, откуда это во мне, кто ведёт моими мыслями и руками?
-Вижу, тебе нравится портрет, вот сейчас это именно то, что должно быть, ибо в памяти твоей, он такой,- раздался голос внутри меня.
-Послушай,  не хорошо подглядывать из-за спины, может, всё-таки, познакомимся поближе, а? - дерзко спросила я.
-Я твоя тень, но меня не нужно видеть, увидев, ты начнёшь жестикулировать, разговаривая со мной, а так, я спасу тебя от неприятностей, и поведу по всем лабиринтам неизвестного, разговаривая мыслями с тобой,- заявил голос.
-Пора идти, темнеет, да и ветер усилился. У нас с тобой много дел впереди, нужно отдохнуть и тебе и мне,- немного властно, но и заботливо сказала мне моя тень.
Я собрала бумагу в папку, сложила мольберт и побрела домой.
На море разбушевался настоящий шторм.  Двухметровые волны поочерёдно обрушивались на берег, тело моря  ворочалось, как огромное животное, дышало и ревело. Под сумеречным небом бледнели то тут, то там белые гребешки волн.

Стал накрапывать мелкий дождь. Я открыла зонтик и пошла по аллее старого парка. Жёлтые фонари золотой цепочкой опоясывали его дорожки, их свет отражался в мокром асфальте.
Словно маленькая лодчонка под парусом зонта, я плыла по дождливому старому парку. Воздух был тёплым и влажным, порывы ветра легко поднимали зонтик,  наполняя  его запахами сырой земли и травы, запахами увядающей летней красоты. Деревья, освещённые на уровне фонарей, создавали качающийся шатёр, и было мне уютно и тепло в этом шатре старого парка. Я шла и думала ни о чём.  Да, бывает такое, когда мысли не имеют формы, они легко и просто приходят и уходят, как тень, которая  появляется при приближении фигуры к фонарю, затем обгоняет и исчезает, чтобы снова появиться за спиной.

Было совсем темно, когда я поднялась на крыльцо своего дома. В комнате, включив свет и раскрыв папку на столе, я с любопытством взглянула на портрет. Линии были сильно размыты, на нём еле-еле виднелось очертание лица. Я расстроилась, думая, что портрет безвозвратно испорчен. Но,  какое   было моё удивление, когда,  войдя в другую комнату, не зажигая свет, чтобы положить портрет на стол,  увидела снова  на нём всё чётко и ясно. На меня смотрели внимательные глаза старика,  и его лукавая  улыбка на губах пряталась в  густой бороде. Я вынесла портрет на свет -  он исчез, в темноте проявился вновь.
Я поняла, обычный графит был инструментом тени.



Окончание следует.



Картинка из интернета.