трамвай катил за город, где земля,
не скованная панцирем брусчатки,
хранила все следы и отпечатки,
и травы, и цветы, и тополя.
где солнце, нимб усталый наклоня
над толпами бесчисленных растений,
чертило рядом пепельные тени-
изнаночную сторону огня.
мы перешли шоссе, за ним лиман
в глаза ударил нестерпимо-синим,
сверкающим, как плащ на Прозерпине,
как грань сапфира с царского клейма.
заглянешь вглубь - там рыбья мелюзга
толчётся миллионом скользких телец,
родив непрекращающийся шелест,
как будто струйкой сыпется лузга.
вдоль берега, по линии границ,
бесформенные глыбы взгромоздились,
почудилось на миг, что здесь гнездились
гигантские породы древних птиц.
был весь пейзаж настолько вне времен,
вне нас, одетых в джинсы и сандалии,
и призраки неясные блуждали,
и звуки непроявленных имен.
день угасал. Лягушачьи хоры
ликующие гимны возносили
Божественному гению и силе,
по прихоти творящему миры.