Роняет сад запретные плоды,
и сквозь костров неугомонный дым
покажется – не яблоки, а птицы,
что так и не успели опериться
срываются с ветвей.
Им, молодым,
такая участь – не взлетев,
разбиться.
А я? Не Ева… даже не Лилит –
заныканная на краю земли
Да Винчи утомленная константа.
Сгребая в кучи палую листву,
переплавляю медную руду,
с величественной статью Россинанта
тащу свой сад сквозь осень на горбу.
Но как же постоянна яобоже…
ношу всё то же и люблю того же,
и, вопреки себе, который год,
как яблоко последнее – за ветку,
всей страстью к жизни в сахаристых клетках
отчаянно цепляюсь за него.
Последний плод запретный в сизой прели
упал… и на простуженной свирели
над ним играет сонная оса
прощание славянки, блюз Армстронга.
Скрипят суставы древнего шезлонга,
и сыплется листва, как словеса.
Но осияна долгая дорога
в открытые
(на осень)
небеса.