Зацветают окна, как море осенью.
И проседью снега исчерчен лес.
Мест заповедных нет и не будет.
Скалятся звери — люди и брызжут слюной.
Ной, наверное, утонул бы в мутных потоках лжи.
Встать бы на лыжи и лететь не разбирая дороги,
На о притолоки и пороги
Разбиваются лоб и ноги,
И крошатся зубы от пустых бесполезных слов.
Голов, свесившихся на грудь, не сосчитать.
И не узнать человеков, — лысины, кудри, зализы.
Воронка сужается к низу и пропускает по одному.
Почему эхо отзывается рядом а не внутри?
Пари и смотри на мир выклеванным глазом вороны.
Лохмотья, как и короны, даются на время.
Бремя потерь тяготит не живот а душу.
Заповедей не наруша, выжигаем все, что может гореть.
А смерть щекочет шеи черным лебяжьим пухом,
И ухо, удлиняясь, становится рысьим ухом,
И не хватает духа смотреть в пустоту окна.
Снег проходит, как одна из случайных знакомых.
Ты в состоянии комы, а кажется, что живешь.
Небо оттаяло.
Дождь.
1992