Хоть время ослабляет произвол,
Ведя себя корректно и прилично,
Но до сих пор пишу я как бы в стол,
Поскольку разучился жить публично.
А молодость кипела буйством сил,
Взрывалась бесконечным фейерверком,
Святым стихам я жертвы приносил,
Судьбу свою бездумную коверкал.
Ах, эти жертвы!
Глупая игра!
По Солженицыну – в тоске боданье с дубом.
Как ведьмы в ожидании костра,
Так был и я упёртым полутрупом.
От сих до сих,
А дальше не моги, -
Житейская звучала заморочка.
Иначе попадаешь во враги,
Немея в подозрении бессрочном.
Как много было горестных стихов,
Забытых, стёртых слабостью минутной!
Я и сейчас их вспомнить не готов,
Они дрожат во мгле туманно- мутной.
Пытаюсь иногда понять их смысл,
Настрой то ль на борьбу,
То ль на безмолвье.
Но светофоры красные зажглись
Там, где душа плевалась свежей кровью.
Мне говорят:
- Не думай о былом!
Пиши!
Давно шлагбаумы открыты.
А я склоняюсь горько над столом,
Над тем пространством,
Где стихи убиты.
Когда-нибудь волшебник или маг,
Терзаясь неугаданною болью,
Их к жизни возвратит за просто так
И не поймёт, что - жив моей судьбою.
Р.Маргулис