Неясной силою

Глаша Кошенбек
они очень шумно  выходят втроём, а дальше идут вчетвером
на нём мокасины, и джинсы на нём, в руках – спелых яблок ведро

ведро спелых яблок, с клубникой  кулёк, а трое идут налегке:
овчарка, эрдель  и  решительный  йорк – у троицы лапы в песке

вечерние тучи от ночи бегут, наполнены тёмной  водой,
от  края Земли виден неба лоскут с приколотой  крепко звездой   

овчарка,  эрдель,  и  йоркширский терьер,  и им не чужой человек
доходят до края – за низкий барьер, почти незаметный в траве

как будто  услышав откуда-то «чиизз», звезде улыбается он,
и с края Земли  опускается вниз, ведром задевая  о склон

внизу темнота открывает глаза

спускаются следом собаки за ним, они  то летят,  то парят:
овчарка  –  стрелою,  эрдель – словно  дым, йорк – точно тяжелый снаряд

там нет пустоты, свет звезды не погас, тьма  дышит и пахнет живым,
там кто-то, кто больше их в тысячи раз, но рад и клубнике, и им

там гости ни разу не вспомнят про страх, своё отбоялись давно,
есть штуки страшнее больших  черепах – китов, черепах и слонов

за яблоком яблоко: штрифель, ранет, антоновка, мельба, пепин
а время ушло, или времени нет, но что-то случилось же с ним

эрделю вдогонку уносится йорк,  овчарка их гонит назад
в ведре – лишь  размокший газетный комок, и тьма прикрывает глаза

трепещет, но держится в небе  звезда – заветная,  быть ли  иной
он машет собакам рукой, как тогда:  «Пошли, дорогие, домой»