Только он мог быть так смешон.
Только он был так дерзко нежен.
Лил губами в твои – крюшон,
и паясничал без манежа.
Только он мог тебя ломать,
отнимая себя на вдохе.
Губы трескались от стигмат,
и хлеба’ превращались в крохи.
Сердце выросло в Колизей,
а мечталось о тихом доме...
Только он показал – и всем –
как алмазна ты на изломе.