Как жил я до тебя – никто не помнит. Не помнить как – из милости богов. Я просто был среди остывших комнат, составленных из четырёх углов. Улов велик – увы, я пойман в сети, и в этом – суть, и суета, и бег. И только время может мне ответить, что там прибой на этот раз изверг… вот, изверг, по мученьям просто профи. Что будешь пить: остывший кофе? Чай? О чём я.. обо мне… конечно, кофе… Уже недолго. Слушай. Не скучай. Не случай был – наверно, провиденье: увидел и остался покорён, тонул и вовсе не искал спасенья мой скромный флаг средь множества знамён. Не знаю. Для знаменья слишком просто. Обыденно, но прочно, словно сталь, мы стали тем, кем нам сулили звёзды. И наконец-то я собою стал. Под стол летели смятые стенанья, душа стонала, плакала, рвалась. И ровной мачтой мысли и желанья. И жалость. И прононс. Провал. Прованс. Про Вас, про нас, про то, что было раньше, чем были мы, чем стали. Всё равно шлифуется бархоткой мягкой замши ушедшего неспешное кино. Я только твой. И смысл есть только в этом. Тобой храним, тобой любим. Забыт. За быт, за суп, за вкусные котлеты, за мир, что замер и во тьме летит в тартарары. К тебе. С тобой. Неспешно растут стихи. И тонет в них Эдем. В него не пустят нас с тобой, конечно, закончатся обрывки старых схем. Ни с кем из нас – ни в будущем, ни в прошлом, и в настоящем не случится бед. Я без тебя изломан и изношен, я лишь с тобой, меня отдельно нет.
Как жил я до тебя – уже не помню. Да и не жил. Да, может, и не я. И ноет где-то в сердце сладкой болью: со мною… для меня… теперь – моя.