Статья «Удаление Пушкина»
Начало
Поисковика и, потом, исследователя, почти всегда ждут рифы, мели, подводные камни-скалы и прочие «прелести» на пути к истине. Приведу пример-факт из книги «Портреты заговорили» Н.А. Раевского, часть исследования, которого, будет приведена в предлагаемой статье. Это ответное письмо поэта к Долли Фикельмон от 25-го апреля 1830 года. В окончательном же, надеюсь, исследовании названного письма поэта, я буду часто обращаться к своей статье «Где находится календарь Пиковой дамы?» (обозначу её через крупный шрифт, как СТАТЬЯ: чтобы многочисленно не повторять её длинное название), давая вам, из неё, соответствующие, предлагаемому разговору, текстовые выдержки. Так что заранее советую прочитать, из названной СТАТЬИ, пункт 6 (шесть) с его тремя подпунктами «А, Б и В». Так вам легче будет понимать предлагаемую статью!
Вследствие этого и само начало первого пункта предлагаемой статьи, будет иметь несколько самостоятельных тем или рассказов (точнее – текстовых выдержек!). Все они будут основаны на ТРЁХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ, в сильнейшей степени повлиявших на исследование пушкиниста Н.А. Раевского, производимое, им, в книге «Портреты заговорили». А они таковы. Это влияние на его исследование не объективной концепции П. Щеголева, изложенной им в двухтомнике «Дуэль и смерть Пушкина».
Сильно повлияли на результаты исследования Н. Раевского и отрывки писем Дантеса к барону Геккерну от 20-го января 1836 года и от 14-го февраля этого же года, опубликованные Анри Труайя в 1946 году.
И неизгладимое впечатление произвёл на Н. Раевского рассказ «б. профессора международного права Бритиставского университета (Чехословакия) Георгия Николаевича Гарин-Михайловского (сын писателя), о второй женитьбе Дантеса», в котором Дантес говорил второй, после умершей при родах Е.Н. Гончаровой, жене о том, что он сожительствовал с Н.Н. Пушкиной. А смысловое содержание только что обозначенного примера-факта, если говорить кратко, таково.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1.
ПЕРВОЕ. Оно напрямую связано, у меня, именно с отрицательным влиянием щеголевской не объективной концепции на результаты исследования Н. Раевского. И первая текстовая выдержка у меня звучит, - в прямой связи с появлением моей исследовательской статьи «Где находится календарь Пиковой дамы?»! - уже как вывод. А он, к сожалению, неблагоприятен для вдумчивого и хорошего, в общем-то, пушкиниста. Сам же вывод таков: ответное письмо Пушкина от 25-го апреля 1830 года к графине Д.Ф. Фикельмон (она послала поэту письмо, по хронологическим расчетам Н. Раевского, 19-го или 20-го апреля 1830 года), выдержано поэтом, - как замечает, к сожалению, Н. Раевский! – в стиле светской любезности. Надеюсь, что вы сами скоро убедитесь в моей правоте.
А к только что созданному выводу добавлю, пожалуй, и следующее, тоже, в общем-то, важное. Пушкинист Раевский подарил пушкиниане письмо поэта от 25-го апреля 1830 года (да и первую тетрадь дневника Долли), но не оценил и не осознал, к сожалению, что через только что названные письма возобновилось ПРЕРВАННОЕ, - самой Дарьей Федоровной! - их взаимное увлечение друг другом.
Вот в чем ГЛАВНЫЙ смысл, специально замечу, письма Долли к поэту и его ответное письмо, от 25-го апреля 1830 года, к графине, выдержанное поэтом, - как замечает, к сожалению, ещё раз выделю, Н. Раевский! – в стиле светской любезности. А стиль здесь, в общем-то, абсолютно не причём. Да и Раевский осознал, как поисковик и исследователь, всего лишь только, специально замечу, ЦЕННОСТЬ названного письма поэта, от 25-го апреля 1830 года, и первой тетради дневника графини.
Абсолютно НЕ ВНИКНУВ и не осознав, при этом, что через названные письма ВОЗОБНОВИЛИСЬ, - в первую очередь именно со стороны внучки Кутузова! - «дружеские» отношения между поэтом и Дарьей Федоровной. Которые и приведут их в ПОСЛЕДУЮЩЕМ, то есть при самой светской жизни, наполненной многочисленными балами, раутами, вечерами у Долли и прочее, к неоднократно упоминаемому, пушкинистами, ночному любовному свиданию или к «автобиографической сцене», ярко выраженной поэтом в его «Пиковой даме».
Остается только специально заметить, что Н. Раевский не только подарил пушкиниане только что выделенный выше материал, но и спас названное письмо поэта, от 25-го апреля 1830 года, и первую тетрадь дневника Дарьи Федоровны – от исчезновения. И письмо Долли к поэту вызвано не дошедшими до графини слухами о женитьбе поэта, - как утверждают некоторые пушкинисты, в том числе и сам Раевский! - а её желанием возобновить, прерванные ею, отношения с поэтом.
Или, если воспользоваться терминологией Н. Раевского, это ПЕРВОЕ, в их увлеченности друг другом, «terminus post quem» на языке науки. Пояснение В.Б. - TERMINUS post QUEM (лат.) — время, после которого: создано произведение; произошло какое-то событие; и прочее. ВТОРОЕ «terminus post quem» произойдёт, по Н. Раевскому, 22 НОЯБРЯ 1832 ГОДА. Вот как он это отразил в своей книге «Портреты заговорили»: «Мне кажется вероятным, что именно 22 НОЯБРЯ 1832 года можно считать той датой, ПОСЛЕ КОТОРОЙ произошло незабываемое для Долли Фикельмон событие». Однако продолжим основную тему, предлагаемой статьи, дальше.
А из только что выделенного моего утверждения следует сразу же выделить, на мой взгляд, причины (или подводные камни!), породившие не точный, да и односторонний, вывод, Н. Раевского, по названному письму поэта. Кстати, содержание названного письма Пушкина я обязательно приведу, вам. Но уже не в предлагаемой статье, а в самостоятельной статье, так как само исследование Н. Раевским названного письма, представляет, по его книге «Портреты заговорили», более двух десятков страниц. И не только приведу его, но и попытаюсь дать, по нему, уже окончательный, надеюсь, анализ с выводами. Самих же причин, приведшего Н. Раевского к неверному, да и не объективному, выводу, несколько. Их я только что выделил в концовке пояснительной заметки «Начало! Здесь же попытаюсь продвинуться, - через дальнейшие текстовые выдержки по предложенной, выше, СТАТЬЕ, дальше.
2.
А вторая текстовая выдержка - такова. Она у меня уже приведена не только в СТАТЬЕ, но и в целом ряде других моих современных статьях. Это, напомню, влияние на Н. Раевского не объективной концепции П. Щеголева. Концепции, при которой николаевский заговор, против Пушкина, вообще отсутствует! Здесь же специально замечу, что концепция П. Щеголева не отменена – по настоящее время! Что уже наносит огромнейший вред – самой пушкиниане.
А уже неоднократные мои атаки на названную концепцию, производимые, как в моих исследовательских книгах, так и в современных статьях (которые дополнены мною, через интернет, многочисленными фактами!), вызваны к жизни следующим обстоятельством. Главный смысл его заключен в том, что даже четвертое издание двухтомника П. Щёголева «Дуэль и смерть Пушкина», - обращаю внимание: дополненное многочисленными статьями, примечаниями и пояснениями уже современных пушкинистов! – всё равно наносит вполне определённый вред по пониманию читателями дуэльной истории А.С. Пушкина. И, разумеется, по формированию, у читателя, объективного взгляда на названную историю.
Необходимо сотрудникам Пушкинского дома, - в первую очередь его директору! - изъят названную книгу П. Щеголева из торговли (здесь имеется в виду - более не выпускать названную книгу для массового читателя!). Пусть она храниться в архивах Пушкинского дома или в ИРЛИ для узкого круга научных сотрудников Пушкинского дома и других официальных специалистов. Изъять и вместо неё создать новую книгу с показом, российской общественности, николаевского заговора не только против А.С. Пушкина, но и против М.Ю. Лермонтова (в официальном лермонтоведении дела так же плохи, как и в официальном пушкиноведении именно из-за отсутствия, в них, николаевского заговора против Пушкина и, затем, против Лермонтова!).
А основой названной «концепции» (возьму её в кавычки!) являются специально распускаемые Дантесом, бароном Геккерном, Идалией Полетикой грязные сплетни о Пушкине и всех трёх сестрах Гончаровых. Грязные сплетни, с усердием подхватываемые петербургскими сплетницами типа девицы М.К. Мердер, старой девы Софьи Карамзиной и другими. Да и николаевскими салонами типа салона М.Д. Нессельроде. Да и самим николаевским двором, если разбираться по данному вопросу скрупулезно и, главное, с фактами в руках.
В качестве факта дам вам из СТАТЬИ всего лишь одно, к сожалению, безапелляционное высказывание П. Щеголева по Дантесу. А оно, у него, таково: «Итак, сердца Дантеса и Натальи Николаевны Пушкиной с неудержимой силой влеклись друг к другу» (смотрите кн.1, с. 81 двухтомника П. Щеголева «Дуэль и смерть Пушкина»).
А вот его высказывание по названному барону, по которому П. Щеголев оказывается… на стороне Геккерна: «Вызов Пушкина застал барона Геккерна врасплох. О его замешательстве, о его потрясении свидетельствуют и дальнейшее его поведение, и сообщения Жуковского в письмах к Пушкину. Он в тот же день (Пояснение В.Б. – 5-го ноября 1836 года.) отправился к Пушкину, заявил, что принимает вызов за своего сына, и просил отложить окончательное решение на 24 часа – в надежде, что Пушкин обсудит ещё раз всё дело спокойнее и переменит своё решение. Через 24 часа, то есть 6-го ноября (А это, замечу, сорокалетняя годовщина со дня смерти Екатерины «Великой». Или, по Пушкину-историку, Самозванца-узурпатора, силой, через переворот 1762 года, захватившей российский престол.), Геккерн снова был у Пушкина и нашёл его непоколебимым. <Далее читайте продолжение большой выдержки самостоятельно!>.
Концовка же выделяемой выдержки такова: «Пушкин, тронутый волнением и слезами отца, сказал: «Если так, то не только неделю – я вам даю две недели сроку и обязуюсь честным словом не давать никакого движения этому делу до назначенного дня и при встречах с вашим сыном вести себя так, как если бы между нами ничего не произошло». Смотрите, кн. 1, с. 93. Четвертое издание. М. «Книга». 1987 год.
Мой же вывод по П. Щеголеву таков: он как был фальсификаторам, так таковым и остался при создании своей необъективной концепции о «плохих семейственных причинах, обстоятельствах и отношениях Пушкиных-Гончаровых»! А барон Геккерн льёт, перед Пушкиным, крокодиловы слёзы, что я тоже выделил в СТАТЬЕ.
3.
А раз у нас зашла речь о николаевском заговоре против Пушкина, то предлагаю посмотреть мою исследовательскую книгу «Заговор против Пушкина», в которой я и сделал попытку показать его, в полном объёме, своим читателям. Книга создана мною – сразу же после 1996 года. Другими словами, если буду опубликовать ей в бумажном варианте, то обязательно добавлю в неё множество фактов, добытых мною через интернетовские статьи многих современных исследователей. А посмотреть или прочитать названную книгу вы сможете через ссылку: http://www.proza.ru/2009/05/30/866.
Пояснение В.Б. – Заговор Николая I, против А.С. Пушкина, имеет и грозную, для поэта-историка А.С. Пушкина, предысторию. Смотрите её по ссылке: http://www.proza.ru/2009/10/11/417. Имеет предысторию, главный смысл, которой, заключен в том, что поэт, страстно влюбившийся в ноябре-декабре 1829 года в Д.Ф. Фикельмон, - а она в него! – тем самым перешёл дорогу - сразу же двум императорам! Уже умершему в 1825 году Александру I, память о котором с благоговением хранил его брат Николай I, и самому Николаю I, тоже имеющим виды на Д.Ф. Фикельмон.
Вот довольно-таки большая текстовая выдержка именно по только что изложенному выше моему утверждению: <<Здесь же заметим, что царь Николай I начал свои «ухаживания», за Дарьей Федоровной, ещё раньше, чем Пушкин. Впервые он загарцевал перед ней, - на лошади! - ещё в июле 1829 года.
Об этом нам свидетельствует дневниковая запись Долли от 22 июля 1829 года: «После обеда, в день моей аудиенции, я встретила императрицу верхом в сопровождении императора; она была, в самом деле, прелестна в таком виде. Император подъехал ко мне и сказал, что ему очень приятно видеть меня здесь надолго; он прибавил: «Разрешите показать вам свою внешность, и, сняв шляпу, он дал мне возможность увидеть целиком свою замечательно красивую голову. Он пополнел, и в его облике есть нечто напоминающее Александра».
Комментарий В.Б. - Долли была очаровательна, а Николай I – не пропускал ни одной… красавицы! Поэтому он, памятуя о «влюбленной дружбе», 1823 года, молоденькой Фикельмон с императором Александром I, - и бывшим, ею, очевидцем (Более подробно смотрите, об этом, в моей книге «Пушкин – бичеватель царей» по ссылке: http://www.proza.ru/2009/04/21/679.)! - и загарцевал, перед ней, на лошади. И, галантно показав «свою внешность», тонко намекнул, ей, на то, что уже имеет виды - и на неё. Как, в своё время, и император Александр первый!>>. Однако продолжим разговор о бароне Геккерне.
А об указанном, выше, доносе барона Геккерна Николаю I, - через графа Нессельроде! - нам свидетельствует тоже дневниковая запись Долли Фикельмон от 13-го января 1830 года о «веселой компании» зимней маскарадной ночи. Запись, подтверждающая именно только что выделенное, выше, моё утверждение.
Вот эта запись - перед вами: <<«Вчера, 12-го, мы доставили себе удовольствие поехать в домино и масках по разным домам. Нас было восемь – маменька, Катрин, г-жа Мейендорф и я, Геккерн, Пушкин, Скарятин и Фриц» (Пояснение В.Б. - В целях сокращения объема главы, я все выдержки буду давать, вам, в большом сокращении, наикратчайшее обозначая и источник информации.).
Вот так и образовался, собственно, первичный круг будущих заговорщиков. А свидетельствует, этому, активное участие, Геккерна, именно в заговоре против Пушкина, неоднократно выделенное пушкинистами прошлого в их «Дуэльной истории поэта» (Ещё раз подчеркну, что, выделяя «дуэльную историю поэта», они НЕ ВЫДЕЛЯЮТ, тем самым, именно николаевский заговор против Пушкина.)>>.
А он просто очевиден, - как вы уже знаете по моей СТАТЬЕ! - и по моим основным книгам о названном заговоре. Да знаете и по моим современным статьям (к примеру: «Перлюстрирован черновик или календарь?»). Грозная же для Пушкина предыстория заговора, если вы её внимательно прочитаете по предложенной выше ссылке: http://www.proza.ru/2009/10/11/417, вполне могла закончиться для поэта по образцу смертельного ранения кинжалом в октябре 1806 года кавалергарда А.Я. Охотникова, при выходе его из оперы, наёмным убийцей.
Могу дать вам, по предыстории николаевского заговора против Пушкина, и дополнительный материал, изложенный мною в книге «Пушкин – бичеватель царей». Это четвертый раздел книги, названный мною «Выпады Пушкина против Александра I». В этом разделе в пункте 8 говориться о Д.Ф. Фикельмон, а в пункте 9 – об императрице Елизавете Алексеевне, жене Александра I. И, далее, есть раздел, посвященный её Запискам. Впрочем, основное содержание обозначенных Записок, я всё же доведу, до вас, в следующем пункте предлагаемой статьи.
4.
Краткое содержание Записок
императрицы Елизаветы Алексеевны
Оно начинается у нас, кстати, с выделенного, в третьем разделе первой главы книги «Пушкин – бичеватель царей», нашего добавления к пушкинским «Запискам государынь». А только что обозначенное добавление таково: <<Вот таким было, в реальности, названное, выше, «святое семейство». Кстати, почти все взрослое «население», его, было, практически, враждебным к своему отцу, то есть к Павлу I. А Пушкин выразил, это, именно через упоминание Александром I, что он находиться – «под топором». Кстати, разговоры Пушкина, на исторические темы, были настолько интересными, - и увлекательными для слушающих, его, людей! - что именно это обстоятельство и отразилось в их воспоминаниях о поэте. Через что отразилось, потом, и в их дневниках и в письмах.
Но в начале дам вам дневниковую запись поэта от 4-го декабря 1833 года о «записках государынь» полностью, то есть без моих пояснений к ним. Дам для того, чтобы вы сами увидели названную запись – в наичистейшем её виде. А она такова: 4 декабря 1833 года. «Храповицкий (автор записок) был некогда адъютантом у графа Кирилла Разумовского. У Елисаветы Петровны была одна побочная дочь, Будакова. Это знала Наталья Кирилловна от прежних елисаветинских фрейлин.
Государыня пишет свои записки... Дойдут ли они до потомства? Елисавета Алексеевна писала свои, они были сожжены ее фрейлиною; Мария Федоровна также, — государь сжег их по её приказанию. Какая потеря! Елисавета хотела завещать свои записки Карамзину (слышал от Катерины Андреевны)». С моими же пояснениями к только что изложенной записи пушкинская запись примет следующий вид:
<<А Пушкин знал, безусловно, и этот момент из жизни царствующего дома. А свидетельствует нам, об этом, дневниковая запись поэта от 4-го декабря 1833 года о записках государынь: «Государыня (Александра Федоровна, жена Николая I, которую Пушкин, - из-за пренебрежительного отношения к себе, исходящего, кстати, из ненависти, Николая I, к поэту! - мягко говоря, не любил; - пояснение В.Б.) пишет свои Записки,… Дойдут ли они до потомства?».
Записки – дошли до нас. В них Александра Федоровна выступает проводником недоброжелательной политики, Николая I, к Пушкину и доброжелательного отношения – к Дантесу. В тихую наставляла «рога» своему супругу, Николаю I, с князем А.В. Трубецким, засекречивая его, в переписке с графиней С.А. Бобринской, через кличку «Бархат»; – пояснение В.Б.
Продолжим пушкинскую запись: «Елизавета Алексеевна (Жена Александра I; - пояснение В.Б.) писала свои, они были сожжены её фрейлиною; Мария Федоровна также. Государь (Николай I; - пояснение В.Б.) сжег их по её приказанию». Пояснение В.Б. к словам «её фрейлиною» - В.И. Головиной. Но названные Записки были, через придворных, сохранены. Пояснение В.Б. к словам «сжег их по её приказанию». Не совсем так. Николай I, конфисковавший «Записки» Екатерины II, скорее всего, как-то подбил Марию Федоровну, свою мать, именно на их уничтожение.
Продолжим пушкинскую запись: «Какая потеря (Здесь поэт имеет в виду Елизавету Алексеевну, жену императора Александра I. И, разумеется, её «Записки»; - пояснение В.Б.)! Елизавета хотела завещать свои Записки Карамзину. Слышал от Екатерины Андреевны» (Карамзиной; - пояснение В.Б.).
Далее идёт, у меня, современное, то есть 2008 года, добавление. Оно основано на телепередаче «Могила кавалергарда», автора Г. Лисицына, показанной, на телеканале «РТР-планета», 1-го февраля 2008 года. Кстати, добавление пишется, мною, по памяти. А главная его суть – примерно в следующем.
По данным Г. Лисицына дневник и переписка императрицы Елизаветы Алексеевны перед сожжением, их, фрейлиной В.И. Головиной, были скопированы, - наверное, самой фрейлиной! – по приказанию любопытствующих императриц Марии Федоровны и жены Николая I, Александры Федоровны. Через что жизнь, этой императрицы, стала более понятной – для любопытных дам. Весь этот материал попал, потом, в руки великого князя Сергея Александровича и, затем, в руки великого князя Николая Михайловича. Который и опубликовал, его. Только – для своего царствующего круга.
Сама же суть содержания дневника и переписки императрицы, по мнению великого князя Николая Михайловича, - и как явствует из телепередачи «Могила кавалергарда»! – такова.
Алексей Яковлевич Охотников происходил из богатых дворян Воронежской губернии. Поступил в Кавалергардский полк по протеже фрейлины В.И. Головиной. Из-за своей статности и красоты сразу же привлёк пристальное внимание всех красавиц александровского двора и петербургского света. Одно время увлекся Натальей Ивановной Загряжской, в будущем своем, тещи А.С. Пушкина. Великий князь Николай Михайлович любовную связь императрицы, с Адамом Чарторыйским, отрицает. Как не упоминает, в своей публикации, и об Алексее Зубове. Кстати, он опубликовал материал, об императрице Елизавете Алексеевне, через восемьдесят лет (Так нам сообщает, об этом, автор телепередачи Г. Лисицын.).
Но при отъезде, в 1805 году, Александра I, на «войну с Наполеоном», между А.Я. Охотниковым, и императрицей Елизаветой Алексеевной, начинает стремительно развиваться – любовный роман. Роман, в результате которого у императрицы рождается – дочь. Умрет от неудачной прорезки, у неё, зубов. При дворе и в свете поднимается – тихий скандал. В добавление, ко всему, и сама императрица просит, у своего мужа, разрешение на свой отъезд за границу. А на А.Я Охотникова покушается, при выходе его из оперы в октябре 1806 года, наёмный убийца, практически – смертельно ранивший молодого кавалергарда.
Тень подозрения падает, по мнению великого князя Николая Михайловича, на брата царя, Константина. Грубого, невыдержанного, со всеми признаками садизма, человека. Брата, который имел, к тому же, любовные притязания к императрице. И брата, который посчитал любовную связь императрицы, с простым гвардейским офицером, оскорблением для царствующего дома.
Да и появилась, от любовного романа, дочь. Но император Александр I – заминает скандал. Кроме того, признает, народившегося ребенка, своим. Жену, за границу, тоже не выпускает.
Охотников же умирает, от ранения, 30-го января 1807 года. Его похоронили на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры. Кто поставил на могилу надгробный памятник в виде скорбящей молодой женщины, - очень похожей на императрицу Елизавету Алексеевну! – в телепередаче – не сказано. Вот, пожалуй, и всё именно по содержанию телепередачи.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Отрицательное влияние на исследование Н. Раевского, произведенного им в книге «Портреты заговорили», оказали, - если последовательно идти по названым, выше, обстоятельствам! - ДВА ОТРЫВКА из писем Дантеса к барону Геккерну, опубликованные в 1946 году французским писателем Анри Труайя.
Пояснение В.Б. - <<Анри Труайя (фр. Henri Troyat, имя при рождении — Леон (по-русски Лев) Асланович Тарасов) (1 ноября 1911, Москва — 2 марта 2007, Париж) — французский писатель. Член Французской академии, лауреат многочисленных литературных премий, автор более сотни томов исторических и художественных произведений, исследователь исторического наследия России.
Его «Русские биографии» многократно переводились на многие языки; по его трудам во всём мире изучают историю и культуру России.
Род Тарасовых происходил из черкесо-гаев, то есть черкесских армян (горских армян), живших в кавказских горах в тесной дружбе с черкесскими племенами. Предок Труайя по имени Торос, происходивший из села Цхна, располагавшегося недалеко от города Нахичевани, обосновался со своей семьёй в Армавире (основан в 1839 году). По словам Труайя, царские чиновники, русифицировав имя Тороса, превратили его в Тарасова.
Династия Тарасовых была знаменита в Армавире и на всем Северном Кавказе. Прадед Труайя открыл в Армавире широкую торговлю сукном. Отец Труайя, Аслан Александрович Тарасов (1874–1967), сделал себе состояние на инвестициях в железные дороги и банковском деле.
О семье своей матери, Лидии Васильевны Абессаломовой (или Абессоломовой), Труайя писал: «Моя бабушка с материнской стороны, немка по происхождению, воспитывалась в Смольном институте и после замужества целиком посвятила себя мужу и детям. … Мой дед с материнской стороны — армяно-грузинского происхождения. Он был врачом в Екатеринодаре и страстно увлекался разведением роз».
В 1900-х годах семья Тарасовых переехала из Армавира в Москву, на Скатертный переулок, 4/2 стр 1, где сейчас располагается московский офис информационного агентства "Росбалт". http://ru.wikipedia.org/wiki/ Википедия>>. Однако продолжим основную тему.
Это отрывок из письма Дантеса к барону Гекерну от 20-го января 1836 года и отрывок из письма кавалергарда к Гекерну от 14-го февраля этого же года. Вот наглядный факт, тому, по анализу, Н. Раевским, отрывков из только что названных писем (смотрите назывные выше «Портреты заговорили», с 318-319).
1.
<<«В данное время мы располагаем первоклассной важности документами, которые вносят полную ясность в вопросе об отношениях Пушкиной и Дантеса. В 1946 году талантливый французский писатель Анри Труайя опубликовал в своей двухтомной книге о Пушкине найденные им в архиве Дантеса-Геккерна два письма барона Жоржа к своему приёмному отцу, находившемуся в то время в отпуске за границей. Советский читатель может с ними ознакомится по работе М.А. Цявловского «Новые материалы для биографии Пушкина». «Звенья», IX, 172-177. Письма датированы 20 января и 14 февраля 1836 года. Подлинность их не подлежит сомнению.
В первом письме Дантес впервые признался приёмному отцу в том, что он «безумно влюблён». Фамилию Пушкиной он не называет, боясь, что письмо «может затеряться», но прибавляет: «…вспомни самое прелестное создание в Петербурге, и ты будешь знать её имя. Но всего ужаснее в моём положении то, что она тоже любит меня и мы не можем видеться до сих пор, так как муж бешено ревнив <…>». Дантес умоляет Геккерна не делать «никаких попыток разузнать, за кем я ухаживаю, ты её погубишь, не желая того, а я буду безутешен».
Тщетная предосторожность влюблённого! Как раз в это время фрейлина Мердер делает свою запись и, конечно, не она одна догадывается о чувствах влюблённой пары.
Ещё интереснее второе письмо. Дантес рассказывает о своём объяснении с Пушкиной, которую он, судя по контексту письма, уговаривал «нарушить ради него свой долг». Наталья Николаевна ответила: «…я люблю вас так, как никогда не любила, но не просите у меня никогда большего, чем моё сердце, потому что всё остальное мне не принадлежит, и я не могу быть счастливой иначе чем уважая свой долг, пожалейте меня и любите меня всегда так, как вы любите сейчас, моя любовь будет вашей наградой <…>».
Я вас люблю (к чему лукавить?)
Но я другому отдана…
Легкомысленная, как все считали, Наталья Николаевна в роли Татьяны-княгини… (В.Б. - Добавлю: в роли Татьяны-княгини в восьмой главе пушкинского «Евгения Онегина»!). Неизвестно, выдержала ли она эту роль до конца, но в начале 1836 года, несомненно, хотела выдержать»>>.
2.
А всё дело-то обстоит - как раз наоборот! Только пояснительный материл – огромный! Но что делать, видимо такова – участь моя. Поэтому попытаюсь доложить, в пояснении, только главное. Да и главное изложу, в пояснении, почти схематично. А смысловая суть, его, такова.
Все же логичнее начать своё повествование с фиксации, как и в статье «Где находится календарь Пиковой дамы?» (названная статья обозначена у меня выше, через крупный шрифт, как СТАТЬЯ.), зарождения Николаем I заговора против Пушкина. Зарождения четырехгодичного заговора против поэта «под флагом» именно ЕКАТЕРИНЫ «Великой»! Так вам легче будет понимать само появление, - и смысл! - только что выделенных Н. Раевским отрывков из двух только что названных, им, писем.
И свидетельствует зарождению Николаем I четырехгодичного заговора против Пушкина дневниковая запись Д.Ф. Фикельмон от 21-го января 1833 года. Главный смысл, которой, обращение Николая I к Дарье Федоровне с предложением фрейлинства ЕКАТЕРИНЕ Тизенгаузен, старшей сестры Долли. Дневниковая же запись Дарьи Федоровны такова:
«НА ДНЯХ на балу у Волконского я испытала волнение, такое сильное, что чуть было не разболелась. Император сообщил мне, что он и Императрица желали бы просить Maman отдать им Катрин; а так как в последнее время они обе только и думают об этом, я несказанно обрадовалась, узнав, что их желание осуществится, но эта столь решительная перемена в судьбе Катрин не могла не вызвать во мне сильных эмоций». Может посмотреть её по ссылке: http://www.pushkin-book.ru/?id=41.
Начало же фрейлинства Екатерины Федоровны Тизенгаузен в Елагином дворце Долли зафиксирует в дневниковой записи от 18-го мая 1833 года. Можете посмотреть её по ссылке: http://www.pushkin-book.ru/?id=42. Вот ей запись: «17-го мая Катрин приступила к фрейлинской службе при Императрице в Елагином дворце. Вот и началась для нее новая жизнь! Дай ей Бог счастья!». Екатерина Тизенгаузен не будет счастлива. Во всяком случае, замуж она не выйдет. И этому вполне мог способствовать, через свою жену, к примеру, Николай I. А она – тоже внучка М.И. Кутузова! Так что необходимо будущим пушкинистам досконально разобраться в её биографии. Вышла же замуж Александрина Гончарова за барона Фризенгофа! Однако обратимся к разбору первой дневниковой записи Долли Фикельмон.
А разбирая её, замечу, что, по приезду в Петербург 17-го октября 1834 года Екатерины и Александрины Гончаровых, Николай I уже к своим зимним именинам, 6-го декабря, присвоит звание фрейлины, - всего через полтора месяца! - ЕКАТЕРИНЕ Гончаровой. Причина резкого перехода царя от ЕКАТЕРИНЫ Тизенгаузен к ЕКАТЕРИНЕ Гончаровой здесь проста: Екатерина Тизенгаузен, 1803 года рождения, на девять лет старше Дантеса, в то время как Екатерина Гончарова старше Дантеса всего на четыре года. Да плюс она сестра жены поэта. Уже в выделенном переходе у царя таится, кстати, женитьбы Дантеса именно на Екатерине Гончаровой, которая просто шокирует петербургский высший свет.
Александрине же Гончаровой отведёт роль тайной сожительницы Пушкина. Что прекрасно видно, кстати, из позднего, 1887 года, рассказа А.В. Трубецкого. Рассказа, в котором он выделяет, специально замечу, именно Идалию Полетику: «Факт этот не подлежит сомнению. Александрина созналась в этом госпоже Полетике» (П. Щеголев. «Дуэль и смерть Пушкина», кн 2, с 143). Замечу, не Александрина созналась, - да и с какой такой стати сознаваться? – а именно Идалия Полетика, совместно с Дантесом, распускала в петербургском свете только что выделенную клевету на Александрину Гончарову. Кстати, фрейлиной Александрина станет только 1-го января 1839 года.
Нанесёт он тайный удар, через австрийского князя Меттерниха, и по чете Фикельмон. Через отзыв графа Шарля Фикельмон из России. Граф навсегда уедет из России 20-го июля 1840 года. И Н. Раеский пишет в книге «Портреты заговорили», что «Подлинной причины отозвания Фикельмона мы не знаем» (с. 101). Но с этого момента мы уже знаем её: это совершившееся свидания поэта с Долли Фикельмон! Однако продолжим основную тему.
А по дневниковой записи Дарьи Федоровны зарождение императором заговора против поэта происходит, если учесть в её дневниковой записи выражение НА ДНЯХ, 17-го или 18-го января 1833 года. От 21-го января отнимите четыре дня и получите – 17-ое января. Если же от 21-го января отнять три дня, то получится – 18-ое января 1833 года. А отсюда получается, что крамольная КАЛЕНДАРНАЯ перлюстрация с вполне возможными ещё открытыми ПОЯСНИТЕЛЬНЫМИ ЗАПИСЯМИ поэта по КАЖДОЙ главе и ЗАКЛЮЧЕНИЮ тайной «Пиковой дамы», совершенная Идалией Полетикой в кабинете поэта, была доведена до императора, через графа Нессельроде, именно к только что выделенным числам января 1833 года. И предложение царя Дарье Федоровне о фрейлинстве её сестры, ЕКАТЕРИНЫ Тизенгаузен, является ПЕРВЫМ главным действием царя по зарождению четырехгодичного заговора против Пушкина.
ВТОРЫМ же главным действием по зарождению царём заговора против поэта является поиск им, через агентуру и многочисленные связи графа Нессельроде в Западной Европе, человека по «особым поручениям». И таким человеком, отличившимся и занятием первого места в стрельбе по взлетающим голубям (то есть самым метким стрелком по движущим мишеням в названном соревновании!), окажется, у графа Нессельроде, француз Дантес. Он ему, как я неоднократно выделял в своих книгах и в статьях, дальний, по материнской линии, свойственник.
И Дантеса первым встретит, разумеется, не барон Геккерн, а специальный курьер от графа Нессельроде. Специальный представитель от графа Нессельроде, который и проинструктирует его, до мельчайших подробностей, как ему дальше действовать перед поступлением в российскую гвардию, да ещё и - в офицерском чине. Собственно, все находки П. Щеголева, зафиксированные им в книге «Дуэль и смерть Пушкина», свидетельствуют нам, в качестве фактов, именно о только что указанном инструктаже, Дантеса, представителем от графа Нессельроде. Как свидетельствуют нам, уже после дуэли и николаевского «суда» над Дантесом, и его заезд к прусскому кронпринцу Вильгельму. Вот перед вами моя статья «Заезд Дантеса к прусскому Вильгельму», подтверждающая именно только что выделенный заезд. Можете прочитать её по следующей ссылке: http://www.proza.ru/2010/06/08/1443 .
Можете прочитать и статью «Дантес обозначен! Что же дальше?». Прочитать статью, в которой тоже можете почерпнуть что-то новое для себя. Почитать по ссылке: http://www.proza.ru/2012/01/09/1384. Да и прочитать саму СТАТЬЮ, в которой мною дан целый ряд современных статей по организации и исполнению, Николаем I, четырехгодичного заговора против Пушкина.
Здесь же я выделю, что поиск Дантеса, - и организация, царем, долгосрочного отпуска барона Геккерна в Западную Европу! – неразрывно связаны друг с другом. Связаны потому, что царю необходимо было связаться с нидерландским принцем Оранским для предоставления отпуска барону Геккерну. В это время должны быть специальные курьеры и к прусскому кронпринцу Вильгельму. И так далее. Так что здесь, перед вами, довольно-таки большой раздел ещё не открытый, для чителей, пушкинианы. И открывать его, - и, кстати, мощный архив обоих Геккернов! – будут будущие пушкинисты. Я же такой возможности, как пушкинист-любитель, не имею.
Здесь же специально выделю, что чрезвычайно быструю организацию царём, опять же через графа Нессельроде, отправки барона Геккерна, 17-го июля 1833 года, в долгосрочный отпуск в Западную Европу, - да ещё и с величайшими почестями от императора! – породило следующее явление. Названные обстоятельства породили у барона Геккерна, прожженного дипломата и крупного контрабандиста, мысль о том, что он будет как-то втянут, через встречу с неким Дантесом в определенное, графом Нессельроде, время и им же определенным местом встречи с французом в каком-то городке Германии, в гостинице, в какую-то российскую придворную интригу. Кстати, надо быть совершенно наивным, чтобы не понять всё только что изложенное, вам, выше.
О первом николаевском «награждении» я вам доложу - уже в следующем пункте предлагаемой статьи. Пояснение В.Б. - Николаевских «награждений», то есть прямых оплат, царём, услуг Дантеса и Геккерна, будет в заговоре, против поэта, большое число. Многие из них выделены мною в книге «Заговор против Пушкина» в специальном разделе книги.
Если же продолжить развитие основной темы дальше, то барон Геккерн при встрече с Дантесом объяснился с ним начистоту, то есть прямо и без всяких недомолвок. И они договорились, что в случае нового отпуска барона Геккерна, в Западную Европу, Дантес будет оповещать барона Геккерна, довольно-таки подробно о существенных нюансах развития придворной интриги. Вот такова природа возникновения, у Дантеса, писем к барону Геккерну от 20-го января 1836 года и 14-го февраля этого же года.
А пушкинист Н. Раевский принял отрывки из двух только что названных писем, - через фразы: «она тоже любит меня»; «…я люблю вас так, как никогда не любила, но не просите у меня никогда большего, чем моё сердце, потому что всё остальное мне не принадлежит, и я не могу быть счастливой иначе чем уважая свой долг, пожалейте меня и любите меня всегда так, как вы любите сейчас, моя любовь будет вашей наградой», опубликованных писателем Анри Труайя, за истину. В то время как они являются, по своей главной сути, сообщением Дантеса, барону Геккерну, о начавшейся, по воле императора, компании по окончательной компрометации жены Пушкина.
Кстати, всё только что изложенное подтверждается, в качестве факта, - обратите внимание именно на это обстоятельство! - как дневниковыми записями некой девицы М.К. Мердер, являющейся сплетницей и фрейлиной НИКОЛАЕВСКОГО двора, так и ФРАЗОЙ Дантеса: «Едва твоё письмо пришло, словно в подтверждение всем твоим предсказаниям – в этот же вечер еду я на бал при дворе, и Великий Князь-наследник (Пояснение В.Б. – будущий император Александр II) шутит со мною о ней, отчего я тотчас заключил, что и в свете, должно быть, прохаживались на мой счет. Её же, убежден, никто никогда не подозревал, и я слишком люблю её, чтобы хотеть скомпрометировать. Но я уже сказал, всё позади, так что надеюсь, по приезде, ты найдёшь меня выздоровевшим….». Смотрите мою книгу «Заговор против Пушкина» по ссылке: http://www.proza.ru/2009/06/01/438. Письмо Дантеса к барону Геккерну за № 26 от 6-го марта 1836 года.
Так что начавшаяся компания по окончательной компрометации Н.Н. Пушкиной идёт, как видите уже и сами, именно из николаевского двора. Другими словами, едёт – от самого императора Николая первого! А Дантес только докладывает барону Геккерну, - чуть ли не открытым текстом! - что компания по окончательной компрометации жены поэта идет – от императора.
И ещё одно. На этот раз об особенностях протекания, у женщин, беременности. Наталья Николаевна родила последнюю дочь Натали, от поэта, 23-го мая 1836 года. Другими словами, после четырех (февраль, март, апрель и май) почти полных, месяцев от письма Дантеса, к барону Геккерну, 20-го января 1836 года. Первые же пять месяцев беременности сопровождались, у неё, сильнейшим токсикозом. Токсикозом, при котором она даже ходила с трудом. Или, по-народному, здесь уж… не до любви! Это подтверждается, кстати, письмом то ли Екатерины, то ли Александрины к брату Дмитрию Гончарову. Я это письмо читал, но запамятовал, при наличии у меня множества статей и книг, кто писал о токсикозе Наташи. Как только найду, названное письмо, то обязательно дам, по нему, отрывок именно о названном токсикозе.
Так что и здесь специально выпячиваемая, Дантесом, любовь жены поэта к бравому кавалергарду в письмах от 20-го и 14-го февраля 1836 года, по своей истинной информации (проводимой царём и николаевским двором компании по окончательной компрометации жены Пушкина), далека от выпячиваемой, им, любви Натальи Николаевне к его персоне. В следующем пункте предлагаемой статьи я дам вам, как и обещал выше, прямо-таки помпезные и сверхускоренные проводы царём Николаем I барона Геккерна, 17-го июля 1833 года, в долгосрочный отпуск.
3.
А они, то есть только что обозначенные проводы в долгосрочный отпуск, даны пушкинистом Леонидом Гросманом в его статье «Документы о Геккернах». Можете прочитать их по ссылке: http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/v36/v36-340-.htm. Я же дам, для людей, не имеющих интернет, большой отрывок по обозначенным проводам. А содержание, только что обозначенного отрывка, имеет следующий вид и содержание:
«Но до самой дуэльной истории Геккерн неизменно пользовался в петербургском обществе и при дворе всеобщим признанием и почетом. Несколько неопубликованных документов о награждении Геккерна орденом Анны 1-й степени дают представление об отношении к нему Николая I.
Воспроизводим текст копии „высочайшей грамоты на орден“, пожалованный отъезжающему послу:
Божией милостью мы, Николай Первый, император и самодержец всероссийский и прочая, и прочая, и прочая.
Королевскому Нидерландскому чрезвычайному посланнику и полномочному министру барону Геккерну.
Желая ознаменовать особенное наше к вам благоволение, пожаловали мы вас кавалером ордена св. Анны первой степени. Препровождая при сем орденские знаки, пребываем к вам благосклонны.
Подлинная подписана собственною его императорского величества рукою тако: Николай. В Александрии близ Петергофа. Июля 15 дня 1833 г.
На следующий же день Нессельроде обратился к канцлеру российских императорских и царских орденов А. Н. Голицыну с особым отношением. Воспроизводим его по черновику, сохранившемуся в деле.
Кн. Голицину от гр. Нессельроде 16 июля 1833, № 5290.
М. Г.! князь Александр Николаевич!
Имею честь препроводить при сем к вашему сиятельству высочайшую грамоту о пожаловании пребывающего здесь нидерландского чрезвычайного посланника и полномочного министра барона Геккерна кавалером св. Анны 1-й степени, покорнейше прося вас, М. Г., по контрасигнировании сей грамоты и приложении к ней орденской печати, возвратить мне оную, доставив при том и следующие означенному кавалеру орденские знаки.
Очевидно, после отправки этого письма выяснилось, что Геккерн отъезжает безотлагательно, вследствие чего и последовала вторая просьба прислать орден и вернуть грамоту „в течение завтрашнего утра“.
Капитул „российских императорских и царских орденов“ с максимальной точностью выполнил „просьбу“ вицеканцлера, и „экспедиция ордена св. Анны“ на другое же утро направила в министерство иностранных дел знаки отличия и почетные дипломы.
В тот же день, 17 июля 1833 г., Нессельроде, направляя Геккерну орден, патент и статуты известил его письмом:
Е. в. император желая выразить вам по случаю вашего отъезда свидетельство своего высокого благоволения и того удовлетворения, которое доставила ему отличная манера, с которой вы выполняли в течение вашего пребывания в этой столице функции, возложенные на вас вашим августейшим повелителем, возвел вас в степень кавалера и проч.
Эта поездка Геккерна в заграничный отпуск предопределила перелом в его дипломатической службе и катастрофически отразилась на биографии Пушкина. Закончив свое кратковременное пребывание на родине, Геккерн на обратном пути в Россию знакомится с Жоржем д’Антесом, в обществе которого он и возвращается в Петербург». А дальше нас вновь будет ждать обширнейшая информация о письмах Дантеса к барону Геккерну от 20-го января и 14-го февраля 1836 года.
Продолжение следует.