Страсти по Матфею

Мила Каминская
Страсти по Матфею.
 
Числа 13, месяца мая, года 2012 от Рождества Христова над зелеными водами могучей реки русской парила великая тайна гениальности и бессмертия.
 В Центральном концертном зале давали " Страсти по Матфею" Баха.  Ожидание чуда и мистической тайны божественного произведения, приподнимало над обыденностью и каждодневной суетой, дарило детское ощущение счастья и сказки. И чудеса не заставили себя долго ждать. Широко открытые двери концертного зала,  как раскрытые дружеские объятия  приглашали войти и насладиться Великим искусством.

На безлюдной, пока еще, сцене элегантно расположились два кресла и столик "из дворца" в изысканной позолоте и белоснежной эмалевой легкости барочных виньеток, поодаль монументально возвышался отсвечивающий благородным лаком, пульт  органа. Все готово, все ждет начала. В зале царит ожидание, ожидание, ожидание... , напряженное ожидание. Да, кажется, что-то пошло не так. Мистика  числа "13" и евангельского текста сделали свое дело. За кулисами явно царил первозданный хаос.
 
Наконец послышались приветственные хлопки. На сцену, как - то боком, как галка вошла бессменная ведущая концертов. Непрерывно извиняясь и запинаясь, в каком-то замешательстве она объявила, что первое отделение концерта, предшествующее "Страстям", не состоится по таинственным "непредвиденным обстоятельствам".  Зрителям предстояло в течение сорока минут любоваться трансформацией барочного интерьера  в оркестровую сцену. Вносились стулья, пюпитры, подиум для дирижера, огромные металлические конструкции и ступенчатая пирамида для хора. Практически происходило "сотворение мира" со дня первого и до появления человека. Все, как в "Ветхом завете", все логично и последовательно приближалось к евангельским страстям.

Теперь сцена представляла величественное монументальное зрелище. Возвышаясь над оркестром, расположился белоснежный хор училища искусств, а по обе стороны от него брутальный мужской хор в черных смокингах,  обнимал своими крыльями хор детский.
Даже от одного взгляда на это великолепие перехватывало дыхание, и кружилась голова. Хор чистых женских голосов, вступил вслед за оркестром, чувство великого наслаждения прекрасными звуками  даровало райское блаженство. Наверняка над нашими головами вместе с музыкой парили белокрылые ангелы.
 
Но и черт не дремал, решив поучаствовать в премьере «Страстей». В самом последнем ряду мужского хора я уловила, какое-то диссонансное движение. Венец мужской пирамиды, средних лет мужчина,  расположившийся в гордом одиночестве у всех над головами,   как-то странно качнулся, но устоял. Замерло сердце, взор невозможно было отвести от объекта моего тревожного внимания.
 Помня о том, что я пришла все-таки насладиться бессмертной музыкой,  я в то же время подсознательно держала в поле зрения объект моего беспокойства. Это дитя природы, по-моему, было явно «подшофе», суетливыми заторможенными движениями несчастный пытался листать партитуру, положив ее на лысину нижестоящего певца, который скосив рот и глаза, раздраженно шипел на разухабистого коллегу.  Услышав возмущенное шипение, тот решил, что неправильно держит партитуру, и максимально раскрыв папку,  начал переворачивать ее на 180 градусов, что удалось ему с большим трудом, и заставило  рискованно откинуться назад, а затем, чтобы сохранить равновесие, резко качнуться вперед. Теперь он испортил прическу соседу справа снизу, судя по артикуляции, тот оказался менее деликатным в выражениях.
 Оставив без внимания возмущенный ропот, герой неверными движениями листал партитуру в разных направлениях, совершенно в произвольном режиме, удивленно вглядываясь в нее. Мысль - а партитура ли у него внутри папки – поразила меня. Судя по его состоянию, в папке могло быть  все что угодно, вплоть до ресторанного  счета.

 В это время Понтий Пилат умывал руки перед толпой, отдавшей на казнь Христа. Вот момент, когда еще можно было повернуть трагедию вспять, когда можно было спасти Христа от крестных  мук. Могучий бас Пилата не оставлял шансов на спасение. Выбор сделан.

А «там наверху» трагедия стремительно превращалась в фарс. Решив восстановить равновесие, рискуя уронить партитуру, «виновник торжества» оперся локтем о хлипкую вспомогательную конструкцию, конструкция угрожающе качнулась, мне показалось, что у «каскадера» встали дыбом волосы. Христос молил Господа великолепным голосом столичного солиста, пронести мимо чашу мучений. Матфей страдал, предвкушая муки Спасителя, а тот, кто в этом зале был ближе всех к небесам, почти под самым сводом концертного зала, едва удерживал равновесие при помощи все той же папки с партитурой.
 
Наконец-то он начал трезветь, осознавая, насколько он сейчас близок к вечности.
Но Господь милостив. Недаром говорят, что он хранит пьяных. Для нашего героя все завершилось благополучно. Финал концерта он встретил живым и в полном сознании, но, видимо, потерявшим пару килограммов живого веса.

 Стихли овации и крики «браво».  Зрители потянулись к выходу, а   мужской хор устремился за кулисы. Объект моего неусыпного контроля, виновник испорченной встречи с прекрасным, лихо подтянул брюки, ухмыляясь, почесал «репу», осторожно спустился к подножию пирамиды и исчез за кулисами, где его, наверняка ждала его личная «встреча с прекрасным» в лице его коллег.
Обратил ли кто-то еще внимание на этот казус, не знаю, а вот на мне идеально было проверено утверждение «за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь . Правда я, кажется ,поймала что-то третье, симбиоз смешного и прекрасного, от которого не выиграло ни то , ни другое.