Бродили, считали трупы,
Совали гильзы в карман.
Всё было жутко и тупо,
Вонючий синел туман.
Кого-то вели куда-то,
Охранник его шмонал,
А кто-то из автомата
По крышам ещё шмалял.
И камеры стрекотали,
Как-будто здесь шло кино,
И танки стрелять устали,
Круша за окном окно.
Какие-то люди пили
Бесплатный голландский спирт,
И парня ногами били,
А он уже был убит…
“Вам дурно?” – меня спросили,
И я отвечал с трудом:
“Не первый позор России
Расстрелянный “Белый Дом”.
* * *
Похожий на районного пижона,
Тая в глазах смятение и страх,
Опившийся, опухший, оглушенный,
Забывший свой Обком и свой ГУЛАГ,
В том августе, больном и безобразном,
Услужливо подсаженный на танк,
В бессилье полупьяном, полупраздном,
Заранее согласный – «так на так»,
Привыкший разрушать и ненавидеть,
Всех предавать,
Все предавать огню,
Предвидел ли?
Да где ему предвидеть,
И Белый Дом, и грозную Чечню.
1996 г.