По настоятельной просьбе великого гопника Стихиры я делаю критический разбор его «шедевра» с длинным метео-логичным названием «Ты придешь ко мне северным ветром», что вызвано, скорей всего, ее ориентацией «север».
Ты придешь ко мне северным ветром.
На столе зажигалка и спички.
Словно Феникс восстану из пепла,
Сигарету зажгу по привычке...
Первая строка этого произведения сразу настораживает грустным прогнозом. Северный ветер вызывает озноб и предвкушение ледникового периода, в результате которого вымерли даже мамонты. Но автор, будучи запасливым человеком, все-таки вооружился сразу двумя зажигательными предметами (зажигалкой и спичками) дабы не высекать искру для костра из камня. Далее, опуская процесс горения, литератор сразу ассоциируясь с пеплом, мечтает о воскресении из мертвых, будучи птицей Феникс. И поскольку при таком богатом жизненном опыте пожары ему не страшны, он зажжёт сигарету, наивно полагая, что она его не убьет, хотя по медпрогнозу даже грамм никотина способен лишить не только здоровья, но и жизни, лошадь. Но привычки на то и так называются, что имеют свойства присасываться к жертве, как оводы к лошадям и блохи к собакам. Но мы идем далее и ждем кульминации процесса общения Феникса с северным ветром.
Свеже веет от зимней дороги,
Я в окне постою как мишень.
Где-ты, где ты моя недотрога?
Не Марго, не Аннет, не Мишель.
Изменение размера четной строки несколько выбивает из ритма, но мы это отнесем к смене настроения автора. Он уже расслабился в дыму угарном, и возможно жизнь кажется ему гарной и даже не вульгарной. Хотя выражение «свеже веет» так и воспринимается и пахнет от него далеко не свежестью тихой зимней дороги, по которой несутся дроги, а выхлопами МКАДа. Но, быть может, так и надо автору и его перу. Но мы полагаем, что это не к добру. И вот вторая строка уже подтверждает наши опасения. Автор ощущает приближение военно-дорожных действий и потому видит себя мишенью. Но кто на него охотится в данном случае, мы еще и предположить не можем. Разве что ветер ворвется неистовый и, вырвав оконную раму, ею Феникса поранит. Вдохнув свежести дороги, он причитает по поводу поисков недотроги, которая таковой остается в силу жестких условий проживания на Крайнем Севере, либо по ассоциации с ветром севера является злюкой, что обеспечивает ей вынужденную невинность. Перебирая в памяти своих подружек по типу героя-любовника «Иветта, Лизетта, Мюзетта», Клозетта и так далее, он пытается вспомнить имя северной подруги, и вуаля мысль его выносит на Елисейские поля, где обитает француженка. Хотя все-таки сокрушается автор, воспоминания «доцента» в режиме «тут помню, тут не помню» не попали в мишень, а пролетели мимо. И мы позволим себе прояснить ситуацию такой разведывательной акцией. «Она хоть бывшая, но подданная русская, она такая же москвичка, как была…»
Черной боли дождался момента,
Жжет огонь мои ребра дотла.
Тихо сумерки станут рассветом
«Не пришла...Не пришла...Не пришла...»
И вот опять зола, память птицу Феникс снова сожгла черной болью воспоминаний. Хотя эпитет боли «черная» весьма аляповат. Ассоциации возникают с Чернобылем – чернобыль, черноболь, что навевает грустные мысли о характере сгорания птицы. Но мы не станем погружаться в детали возникновения черной боли, может, это связано с воспоминаниями об углях пожарища или, что еще хуже, о кочегаре - черте. Пусть будет так. Мы под натиском атак видим сожжение ребер, что не может нас не беспокоить, поскольку из этой кости можно было создать новую подругу на иной манер, то бишь Еву. Но здесь стоит обратиться к древу жизни, но духи капризны и ситуация тяжела, закончена игра. А мне домой пора. Мои сумерки не станут рассветом. Ночь впереди. А у автора опять зола «не пришла, не пришла, не пришла». Да и не обещалась, собственно говоря. У нее там вечная заря – полярное лето. И это обусловлено потеплением климата и сдвигами в оси, что куда благоприятней сдвигов в сознании.
• Ты придешь ко мне северным ветром
Савик Шмуклер