К ВИНОЧЕРПИЮ ТАЛЕАРХУ
( с древнего)
Что не от нас зависит, Талеарх,-
зачем об том так бровушки насупил?
Ни я, ни ты не бог и не тиран,
так стоит ли расстраиваться всуе!
Коль холода - на наша в том вина,
а летний зной - не наша в том заслуга.
Нам не подвластны осень и зима,
но в нашей власти потчевать друг друга.
Откупори бутылку поскорей,
вливай вино в красивые стаканы,
пусть до утра пробуйствует Борей -
и пофигу! Мы счастливы и пъяны!
Промчатся годы - их не воротить,
шуршит песок меж пальцев протекая.
а что там притаилось впереди,
ни ты, ни я как следует не знаем.
Так будем жить покуда есть " сейчас"!
Вот в чём вольны мы - жить неутомимо.
Всё прочее зависит не от нас:
и римская история, и климат.
* * *
Вот уже в это лето
изменилась картина -
стало больше брюнеток,
стало меньше блондинок.
А чем дальше тем пуще -
до избытка, с размаха!
Верит токарь и грузчик
не в Христа, а в Аллаха.
Если вырвется пламя,
если массы проснутся -
вперемешку с ломами
ятаганы взметнутся.
В этой песне запетой
мне милей середина,
где пока про брюнеток,
да ещё про блондинок !
СРАНЬ ГОСПОДНЯ!
Варварская, глупая, татарская,
лаптем щи учёная хлебать,
хорошо изношена, потаскана,
с древней верой в божью благодать.
Разлеглась как пъяная, раскинулась,
что-то там бормочишь в полусне.
Ты иконам молишься как идолам,
тычась рожей в прошлогодний снег.
Видно поздно что переиначивать,
как-то попытались - не далось!
Чтоже - доживай, что предназначено,
до конца надеясь на авось.
ЗИМА
( из Шелли)
Заплакала пичуга,
одна в лесу пустом:
заснежена округа,
река покрыта льдом.
И тихо словно ночью
до середины дня,
пока не прогрохочет
далёкий товарняк.
* * *
В городке построенном над
лагуной или заливом, или
иным вариантом воды струящейся без усилий
мимо переживших лучшие времена
домов, в этом маленьком городке
вряд ли стоит расчитывать на пристойный
кров - если он не утонет
в лагуне, заливе, и, наконец, в реке,
то истреплет нервы разглядывая облака
летящие без малейшего перерыва,
туда где исчезают воды залива
или лагуны, или - течёт река.
МОЛЯТСЯ БОГОРОДИЦЕ
Жрецы в тревожные одежды
впихнули рыхлые тела.
День или ночь - они не видят
сквозь копоть жирного стекла.
Стекла, что в раме закопчёной,
в пустой стене закреплено.
Но людям ничего невидно
в сие церковное окно!
Жрецы - с кадилами, по русски,
стоят пред досками икон,
как будто при царе-Мамае,
как повелося испокон.
Гимн Богородице всё так-же
жрецов гундосят голоса,
от дыма скользкого слезятся
их воспалённые глаза.
А Богородица не смотрит
на них, свои прикрыла глазки:
ей, Богородице, известно
что дело близится к развязке!
Коль Русь спасти Она не в силах,
то значит стоит ли стараться!
Попы поют, а в их кадилах
осколки ладана дымятся.
БЕЗУМИЕ ЧААДАЕВА
Цари, псари, холопы,
но так уж повелось!
Вдоль задницы Европы
торчим как ржавый гвоздь.
Незванный гость-татарин,
пузень перекрестя,
довольно щерим хари
как дикие дитя.
Не любят, и чего же?
Здесь каждый сам-с-усам!
Когда не вышли рожей,
что выть по волосам?
Авось пока протянем
в столетии-другом,
сося то кнут, то пряник,
под крепким каблуком.
ОСЕНЬ
( элегия)
Лето кончилось некстати,
неожиданно почти,
длинный прочерк на закате
птичьм клином прочертив.
Листья сыпятся с берёзок,
зреют ягоды рябин,
как-то очень несерьёзно
дождик темечко кропит.
И, заныканое в мае,
( в знойном, чистом, в золотом!),
я из шкафа вынимаю
прошлогоднее пальто.
Впрочем Гришкина и Суини,
тоже, скрывшись от дождя,
к разрастающейся стыни
жизнь готовят загодя:
чистят щёткой лапсердаки,
проверяют башмаки,
шерстяные, из собаки,
долговечные носки... .
Сеет дождик, серый-серый.
Листья падают с ветвей.
Это значит осень-стерва
к нам торопится скорей.
РАННЯЯ ОСЕНЬ
( вполне элегия )
Мария Гришкина и Суини
бредут вдоль берега залива:
цвет неба - очень ярко-синий,
и волны прыгают красиво.
Природа до сих пор не смята
осенним ветром и морозом,
но всё же золотые пятна
уже сверкают на берёзах.
Ещё покуда припекает
уже мельчающее солнце,
где с дюны стайками сбегают
за лето выросшие сосны.
Масяня сядет на припёке
и юбку подоткнув нелепо,
подставит голубые ноги
теплу струящемуся с неба.
Сто лет спустя, почти старушкой,
она припомнит без печали,
как эти волны друг за дружкой
в песке шипящем исчезали.
Пройдёт столетье или боле,
но если мы дойдём до пляжа,
увидим прежнее приволье,
и на горячий склон приляжем.
Но видно всё же невозможно
прожить сто лет для этой плоти,
а значит оной нашей ношей
мы душеньки не озаботим!
ПОСЛЕПОЛУДЕННЫЙ ОТДЫХ ФАВНА
( что-то тоже вроде элегии)
Хоть целый день лежи на койке -
и вся забота!
За окнами летают сойки
и жрут чего-то.
В печи гудит неутомимо,
пылает пламя -
лишь печка улучшает климат,
в каком-то плане,
покольку согревает душу,
а вкупе - тело.
Неотвратимо и послушно
в дому теплело.
Что нам угадывать некстати
в грядущей жути -
лежи с ногами на кровати,
и будь что будет.
ДРЕВНЕ-ГРЕЧЕСКАЯ ТЕОЛОГИЯ
То наяда, то дриада,
то ещё какой-то бог,
с древним греком жили рядом -
просто тёрлись бок о бок!
Бог сидел на солнцепёке
дуя в дудку день деньской,
в сине море - всюду боги,
всюду - в давке городской.
То - на смертного похожи,
то - копытцами стучат,
вот - Дионис краснорожий
в окружении девчат.
Так и жили-не тужили
с мифологией своей,
без каких-либо усилий,
без каких-либо затей!
Без божественных приказов
оглашаемых попом,
что прикрикивает басом
где лупить о землю лбом.
Боги были недалече:
за порогом, у дверей,
не распятые зловеще
как придуманный еврей.
То - наяда, то - дриада,
то ещё какой-то бог,
с древним греком жили рядом -
просто тёрлись бок о бок!