Там,
на горизонте ночном,
неровном
из-за
крон
с проблесками городских огней,
сквозь их осеннюю непышнолиственность -
с рубиновым фонарём,
в Гефестовых сандалиях,
не торопясь, через тьму
поспешает
Гриммовский гном -
самолёт,
покинувший аэродром,
с опозновательными искрами
бортового бра,
никому
не мешает,
наоборот:
полёт
в целях
добра
осуществляет
без огнемётной
метели
антипехотной...
Храм
кровных
пассажирам
теней,
обживших небосклон, -
небеса -
хранят этот, зримо
алой кровью мерцающий пульс жизни не одного десятка людей,
отважившихся на сквозьнебесные дали,
вот так же и в баталиях:
мы выживаем по мановению волшебного фонаря взаимной памяти о самом любимом -
хранимом
и хранящем...
Здравствуй, самолёт, летящий
над городом моим
полуспящим!
Твой огонёк
так и льнёт
к глазам,
за жизнью в сферах
веры,
высоко парящей,
следящим...
Машу рукой.
Путь далёк.
Не оплошай, дорогОй,
молись небесам
серебристым порывом
с лампадкой бортовой,
такой
красивой -
не чужой
поэтическим словам,
с живой
душой.