Луч света изначального, свет Отчего Лица -
как обод обручального внезапного кольца -
коснется век усталых и затеплится душа
среди сарданапалов, говорящих миру «ша».
Мне во поле мерещатся морщины мостовых,
на перепутье плещется тоска городовых:
барахтается, намертво сучится трепетва, -
на стогнах косяками плотоядная плотва.
Супряга сердобольная задворками скворчит,
а кошка малохольная в окошечко журчит.
Ракеты средней дальности растут не по часам,
когда в исповедальности вольготно голосам,
а разные конструкторы, конструктивизму дань
отдав, пошли в кондукторы, в мамаш или папань
и, как апологеты неформального знакомства,
плюются в репродукторы. Куда в такую рань?
Туда, где нерестится вся лжебратия трущоб;
где рыба-мясо-птица в интерьере хворощоб.
У дуба руки скручены, все листья - сорванцы.
Начала заулючены, забрючены концы.
Низвергнут основатель и сатрап архипелага.
По ком скрипят уключины? С ума сошли гребцы.
Сознание пульсирует Алголью: надо быть.
Толпа мультиплицирует, чего бы раздобыть.
Беда! По Достоевскому, переполох в углах.
Слепни ползут по Невскому проспекту в «жигулях».
Или по Мойке шастают упругие качки:
деньгу себе грабастают, а старые сачки
кефиром увлекаются, навроде молодых.
Они публично каются и бьют всегда поддых.
И первыми, как правило. Такие мизгири,
которых обезглавило, что там ни говори.
Их как бы скособочила босяцкая ходьба.
Чиновник у рабочего, начальник у раба
перенимают опыт, убежденные до гроба,
помимо всего прочего, что такова судьба.
Ах, эта злая мистика, ругливый говорок,
гнедая журналистика - ни шагу за порог.
Я тоже приключения не в клеточку хочу,
о тайне всепрощения поистине молчу,
как соглядатай ужаса невольничьих охот.
Я местности наслушался, забрался в дымоход,
а там одни раскольники, смурное воронье
и семистопны дольники, и прочее вранье.
И все-таки, любезные, давайте дружно жить.
Хоть и мелкопоместные, умейте дорожить
тропическими гроздьями китайских фонарей,
блестящими полозьями скрипучих кораблей,
лепными заповедниками всех особняков,
друзьями, собеседниками (к черту дураков!),
финифтью новогоднею над вывеской шинка
и мезузой Господнею, давая косяка.
Благословенно сущее во сне и наяву!
Вы, сраму не имущие, простите, что живу
почти неосязаемо, не практикуя жизни;
и вы, вперед орущие, стоящие во рву,
что типа-не-работаю-понятно-же-ежу,
что не по фене ботаю, а сам себе скольжу
по руслу говорливому, по городу гирлянд.
Такая речь игривая доносится с шаланд,
торгующих на пристани волшебною порой
огнями серебристыми, восточной мишурой,
что первого же встречного, ликуя, посвятишь
во все дела сердечные, покуда крепко спишь.