Цветное одеяло вспыхивает углями в глазах,
Немыми звездами -
И голова разобрана на части;
Сквозь запотевшие листы стекла
Виднеются цветы в собачьей пасти,
И каждый проходящий мимо человек -
Уже не человек, но что-то большее;
Как ты не понимаешь,
Что каждый скрип сустава в дереве
И каждая слеза твоих хрустальных сфер,
Соединенных в полюсах Земли,
Мне отдается горечью во рту и болью в сердце?...
Что меня страшно мучит холод мокрого белья,
Бессильно трепетавшего над бурою травой?...
Из-под кровати, из шкафов выглядывают призраки, утраченные некогда -
Они считают звезды, что скопились у меня над головой,
Они присутствуют, как тот обрывок неба, сплошь из голубиных перьев,
Который подпирает вилка дерева, его корявых, обгорелых рук,
Как то белье, что тошнотворно мне до умиления,
Бьющееся на ветру, как рыба, в чьем желудке толстый крюк,
Заржа'вевший и горький; голубая смерть лизнула свои губы
Хлопьями дыхания и вытерла их корочки изнанкой рукава,
Бросив на язык, перетирая в кашу белые кристаллы порошка
И обнажив затем истертые об анальгин, с кофейными прогалинами зубы.
Деревья - неба трещины - раскинулись всесильно от столба и до столба,
Роняя медь, роняя перья канареичьи на взбитые песчаные дороги...
Как можно не увидеть то, что пьяных облаков мне томность тяжела?
Как можно приходить ко мне, не сняв своих ботинок у порога?...
Октябрь. Листы на крышах почернели и покрылись мелкой рябью.
Здесь все потонет, как в трясине, в огромных складках брыльев октября.
Вы - призраки, от скуки подбородок подперев и севши у окна по-бабьи -
Как можете вы так спокойно созерцать тот мрак, что есть внутри меня?
Мой сон - цветной, но будто бы посыпан порохом, и моросью, и снегом,
Он - бежевый, и синий, он стучится в ножки стула, и плащом
Он собирает грязь из-под ковра и ставит там, где шел, отметки мелом -
Я вся в мелу, и мел в стакане, на зубах, и под ногтями, на щеках и под столом;
Я вся во сне, где тучи перекатывают брюшки, растолстевшие от лени,
И оставляют, как улитки, за собой чуть сладковатый след,
Где на дороге от тоски трава пожухла, превратившись в сено;
Ведь все это - неправда, все неверно, верно то, что я - во сне.
И что же вы глядите так тоскливо на меня, мои измученные тени,
И льете керосиновые слезы прямиком в цветочные горшки?...
Но я проснулась; листья из последних сил слетали, напевая о потере,
И, кажется, о той, что никогда они уж больше не нашли,
Что не нашла и я, хотя искала в стонущих от ветра
Яблоневых плетях, в их кистях, плодах, их листьях и корнях,
В сырой траве у ног их, в каждом уксусном, прогнившем сантиметре...
Темны провалы окон в облупившихся, изношенных домах.
Из деревянных рам, покрашенных небрежно в голубой, отсюда видно белые овалы -
Оттуда кто-то смотрит на меня, голову в усталости на руки уронив:
Вы - призраки? Вы - тени?... Бесноватые, сбежавшие из жаркого подвала,
Бросившие все и в спешке отдавившие чертям их алые хвосты?...
Нет...
Там - туман, и морось. Слишком сыро,
Но и светло. И просто - сумерек рассыпавшихся пыль
Проделала дыру во мне, как крысы в древесине точат дыры,
И мгла засунула мне в легкие свой пасмурный, разбившийся костыль,
Но я бы так хотела, чтоб она взяла рапиру или шпагу...