НАВАЖДЕНИЕ
Глинобитные кровли холма среди старых маслин
и вечерняя песня священника с башни зубчатой.
Голося на прощанье, туда направляется клин
журавлей, оставляя внизу как бы край непочатый,
где полюдье шумит и колышется жатва в полях.
На меже распрямляются в распре настырные плечи.
Как плоды перезрелые, катятся головы с плах,
и с холма, что с Голгофы, становится видно далече.
Кто стоит у кормила, глазея растроганно вдаль,
кто целует железную палубу, встав на карачки.
Кто работал лифтёром в гостинице «Оксиденталь»,
понимает, о чём эта речь, но страдает от качки.
Шире берега могут быть только возможности. Жаль,
что использовать их нужно полностью. Чайки, не плачьте!
Состоянье такое, как будто разбита скрижаль,
а слыхать только вас, и надежда распята на мачте.
Либо снится, что через решётку забрезжил рассвет,
а в конце коридора гремит надзиратель ключами.
Годы мимо прошли, чем угодно закончился бред.
Имя сказано вслух, и на выход позвали с вещами.
Так чего же ты медлишь, как будто внутри погребён?
То не крик баландёров, а щебет щеглов на свободе.
Что ты здесь потерял или хочешь найти? Выйди вон
и взгляни на то место, которого нету в природе.
Потому что спустя столько времени ты всё равно
что родившийся дважды, завязывай челюстью клацать.
И, надломленный хлеб обмакнувши в густое вино,
отгадай одного за столом, если стульев двенадцать.
Если перед глазами стоит мелкозубая рябь
и хохочет в лицо, вызывая брезгливую маску
на лице, постарай ся надолго в аду не застрять,
ибо рай обитаем, являя собою развязку
наваждения, сущность которого - полдень и зной.
Очертанья предметов плывут и колеблются в дымке.
Перестань этот мир удивлять нас своей новизной,
мы сошли бы с ума, воздавая хвалу невидимке.
Ибо жизнь, эти смертные буквы на книге чела
с подземельями памяти, гулкими сводами страха
за любимых людей, уже всё для себя поняла:
боль уймёт только боль ещё более злого размаха.
В судьбоносной резне побеждает толпа. Города,
словно мёртвые пасеки, сохнут у века в утробе.
Рассказать анекдот? У него подросла борода.
На плацу барабанщик в припадке казарменной дроби
марширует один, как сошедший с ума фронтовик.
Гарнизонное солнце надраено пылью до блеска.
С пауками на щуплых плечах подполковник отвык
отвечать на вопросы детей о причине бурлеска
в животе, буффонады в мозгу, балагана в стране,
где болезненно развит военно-промышленный комплекс.
Федеральные силы побили фашиста в Чечне,
проявляя на данном участке гражданскую доблесть.
Оказалась у киборга мышца, как прежде, крепка,
а десница карать усомнившихся в этом простёрта.
За священное право народа валять дурака
справедливость разорвана, как на груди гимнастёрка.