Ну, что ж, мадам, вам значит тридцать пять?
Знакомы будем, мне давно за сорок.
Полжизни позади и целый ворох
таких проблем, что просто не поднять.
Здоровье как? А что вам до здоровья?
Еще живу, как видите, Мадам…
а то, что сед совсем не по годам,
не важно, - мне бы лучшие условья,
да сытный харч, да чистую постель -
так я ж еще мужчина хоть куда…
Что говорите? Старый менестрель?
Сударыня, а в чем же здесь беда?
Ах да, поэты не богаты, - это есть,
скажу, на сердце руку положа,
что во стократ ценю я выше честь,
и то, что не запятнана душа.
Ну, а богатых - честно - даже жаль.
Хоть ем дерьмо и пью из крана воду,
я променяю замок на свободу,
а чековую книжку на скрижаль.
О чем пишу? Да, в общем, ни о чем…
О том, что дом не там, где миска пищи
и где за похвалу потом - мечом,
что чувствуешь себя чужим и лишним.
Что я живу, отнюдь, не для себя
и не отвергнул мне протянутой руки.
О звездах в небе, прелести дождя,
о том, что стал, как и другие старики,
страшиться одиночества и боли,
и что я в тризне чаще, чем на свадьбах;
о том, что мне давно хотелось знать бы,
зачем же слезы давят, как мозоли,
при виде роком обездоленных детей?
Да пару песен посвятил Ассоли...
А почему мадам, вы милостью своей
коснулись Богом данной мне юдоли?
Что говорите? Стало жалко старика…
Мадам, вы право, чудное созданье!
Вы так добры, и ваше подаяние…
Уже уходите? Ну, что ж, пока… пока…