О композиции фильма Дмитрия Калатозова "Летят журавли"
Странный заголовок у статьи. Да ведь и фильм необычный.
Это попытка вписать историю любви в историю народа, а народную трагедию осмыслить с позиций вечности. И вся композиция фильма подчинена воплощению этой тройной задачи, ко-торую поставил перед собой режиссер.
Сюжетная конструкция фильма держится на ряде парных эпизодов, образующих как бы три концентрических окружности, которые обозначают границы каждой из трех вписанных одна в другую тем.
Фильм начинается и заканчивается кадрами с летящими по небу журавлями. Одно и то же время года - весна, пробуждение природы, праздник жизни. Она идет своим чередом и какие бы катаклизмы ни потрясали человечество, весна наступит в свой срок, и журавли потянутся в родные края - будет ли небо чистым или почернеет от взрывов.
Следующий круг обозначен эпизодами прощания с уходящими на
фронт и их возвращения после победы. Это - тема народной беды, единения всех перед ее лицом. Первая сцена - смятение, страх мечущейся героини, нестройный гул голосов, рассыпавшееся печенье. Великолепная операторская работа в толпе. Живое ощущение вдруг расколовшейся жизни. И в конце - та же площадь,те же люди, правда, уже не все, но шум на этот раз звучит как
единый радостный победный гимн, везде цветы, улыбки, даже солнце, кажется, сияет ярче, чем в такой же день четыре года назад.
А внутри всего этого - история любви и предательства, раскаяния и потери любимого, ожидание и боль несбывшейся надежды.
И взаимоотношения трех главных действующих лиц этой драмы "записаны" также несколькими парами эпизодов.
В первой части картины, до войны, две сцены у моста: первая - героиня с Борисом и вторая - она же с его братом - отчетливо показывают разницу в отношении ее к двум влюбленным в нее людям. А внутри этого лирического треугольника - еще
два эпизода, смонтированных очень близко друг к другу: возвращение Белки и Бориса домой. Каждый, приходя в свою комнату, бросается на кровать одним и тем же движением. Они оба счастливы и, как все влюбленные, похожи друг на друга.
Во второй части фильма внешний лирический круг образован кадрами с крупным планом - руки пианиста. В первой сцене он играет страстно, одухотворенно, играет для единственной в мире женщины, он пока еще чист перед тем, кто ушел
на фронт и оставит там свою жизнь, он пока еще не совершил по отношению к тому, другому, предательства. Второй эпизод
- в эвакуации. Герой играет на вечеринке пьяной сытой компании,
играет какой-то пошлый романс, он пьян, в углу рта сигарета, пластика рук небрежная, расслабленная. Это - символ его духовного падения, которое, впрочем, началось еще раньше, тогда, когда он, воспользовавшись слабостью и смятением героини, увлек ее к измене. Эта тема - тема предательства,
предательства прежде всего его, потому что героиню фильма
мы прощаем, ибо она не ведала, что творила, эта тема зафиксирована в двух рядом смонтированных эпизодах. Первый - ноги музыканта, который уносит героиню под звук бомбежки, как вор свою добычу. И второй - тяжелые, заляпанные грязью солдатские сапоги: в это время его брат, которого он предал, выполняет свой долг и выполнит его до конца - до смерти.
Композиция фильма рассчитана с прямолинейностью арифметического примера. И, наверное, встреченный скандально фильм стал бы со временем очередной прописной истиной, которыми так богат отечественный кинематограф, если бы не великолепная, ломающая всякую рассчитанность, всякую арифметику, совершенно свободная, лучше сказать - вольная, как русская душа, работа Анатолия Урусевского. Ручная камера с
ее экспрессией, обнажающей весь ужас того, как война коверкает души людей, и короткофокусный объектив, создающий удивительное ощущение памяти о прошлом, вечно живых воспоминаний о счастливых и кратких днях предвоенной юности, сделали этот фильм таким же вечно молодым, как и его герои.