Все уехали прочь. Вечереет. Знобит. И листом
машет чёрная ветвь за окном одиноко и сиро.
Никого... Я один заперт в доме глухом и пустом,
ощущая себя отголоском минувшего мира.
И душа, как нарыв.
И бессилье, и боль, и досада.
И стучат топоры
по деревьям вишнёвого сада
Через окна сочится неверный сиреневый свет.
Спотыкается сердце, устав от рысей и галопа.
«Жизнь прошла... – говорю я себе. – Что-то силушки нет,
ничего у тебя не осталось... Эх ты, недотёпа!..»
Шарф из старой коры
ствол вишнёвый в морозы не греет.
И стучат топоры,
и вгрызаются в горла деревьев.
Ничего не осталось, ни сил, ни строки, ни страны.
А осталось одно: убелив Кровью Агнца одежды,
ждать, что вновь прилетит звук от лопнувшей в небе струны
и разбудит в сердцах... пусть не веру – хотя бы надежду.
Жгут из веток костры.
Бьётся в стёкла последняя муха.
И стучат топоры –
равнодушно, размеренно, глухо...
И устало присев на скамью, как сверчок на шесток,
я себе говорю, саркастически бровь изгибая:
«Что ты мечешься, Фирс? Перестань. Отдохни, старичок.
Что ты вечно бежишь впереди, понимаешь, трамвая?
Полежи. Отдохни. До поры.
До весны... До мессии»...
И стучат топоры.
И стучат топоры по России...