СТРОФЫ
В сигаретном дыму
перепутаны лица,
чтобы всласть одному
чаем опохмелиться.
Голубеет экран
и меняются кадры:
то Талмуд, то Коран,
то краплёные карты.
Почему же, скажи
мне, трескучий балакирь,
под окном гаражи -
как палаточный лагерь?
Я пошёл. Извини,
что немного с приветом.
Это зимние дни
вспоминаются летом.
Я вернулся домой
из столичного града.
Дело было зимой
и в разгар снегопада.
Год кончался. Другой
уж стоял у порога,
угрожая пургой;
он встречал меня строго.
Начинался январь,
и крещенская стужа
загоняла в словарь
неокрепшего мужа.
Снег летел кувырком.
Как поймёшь его слёту?
Погрустишь ни о ком
и пойдёшь на работу.
Деревяшки строгать
в пользу старшего брата
да налоги ругать,
как овчарок - ягнята.
Надоела война
до скончания века.
Лучше выпьем до дна
за судьбу человека,
победившего смерть,
потому что жил честно.
Стоит только посметь -
и расторгнется бездна.
Я спросил у одной
из волчиц: «Отчего мне
так тревожно в дневной
обстановке?» - «Ты вспомни:
люди созданы врозь» -
отвечала волчица.
«Беспокоиться брось:
ничего не случится
без согласья богов
и желания смертных.
Смысл жизни таков,
что нуждается в жертвах.
От горшка два вершка,
в эту кашу не суйся.
Не поможет УК,
если слабая шуйца.
Береги свою плоть
на крутых поворотах.
Победившая блоть
не щадит полоротых.
У неё на виду -
как под дулом у чёрта.
По колено в бреду,
пока тело простёрто.
Но, по жиле пустив
вожделенную горечь,
объясни, что постиг,
если правду глаголешь.
Если волны, шумя,
словно ропот на стогнах,
бьют о берег плашмя,
либо мечется в окнах,
как военный кумач,
догорающий вечер,
дай мне знак, помаячь.
Не бросай слов на ветер.
Ему нету нужды
в изреченьях лукавых.
Он гоним, как жиды,
чья дорога - в ухабах.
Ненавистник тенёт,
он то сирые вётлы
долу клонит да гнёт,
то вселяется в мётлы».
Отрыдали дожди
над остатками жатвы.
Позабыли вожди
свои зычные клятвы.
На глазах большинства
от коптилок завода
потускнела листва
тополиного свода.
Обладатели книг,
графоманы со стажем,
что вы подняли крик?
Возражаете старшим?
Время ходит вокруг
человека, что стража
с колотушкой. А вдруг
он лишь часть антуража?
Чей-то подлый двойник
и подобие чьё-то.
Ниоткуда возник,
как тоска звездочёта.
Вдруг в изгибе ствола
долголетнего дуба
скрыта суть ремесла,
выражаясь сугубо?
Ведь я с вами знаком
по ту сторону взгляда.
Не сказать языком
ворожбу листопада.
Ведь я тоже люблю,
задыхаюсь и плачу;
и мгновенья ловлю
наугад, наудачу.
Я плутал среди хвой,
мглу распадка вдыхая.
Нагляделся с лихвой
на дозор вертухая,
на щербатый забор,
леспромхозовы дебри.
Так о чём разговор?
Или белка на кедре
по стволу растеклась:
запасает орехи?
Сновиденье, как грязь,
поналипло на стрехи
низколобых лачуг,
где косматые волки
под луной как сычуг
не боятся двустволки;
ни, тем паче, людей,
подражающих овцам.
И над ними - халдей -
Мертводушеторговцем.
Память тянет на дно,
как тяжёлая пища.
На душе так темно,
так черны пепелища
пережитого. Глянь,
уже стёкла в узорах.
Дело, собственно, дрянь.
И тоска в коридорах.
От метелей да вьюг,
холостящих постели,
тянет дёрнуть на юг,
где ни вьюг, ни метели.
Там ветвистая тень
обещает прохладу,
словно сон в летний день
утомлённому взгляду
после странствие сквозь
уплотнившийся воздух.
От того, что стряслось,
остаётся лишь отзвук.
Его можно сберечь
только с помощью слова.
Так рождается речь,
хмелекудроголова.
Вспоминая звезду
благодатного края,
где, как призрак в аду,
наподобие рая,
половина меня
(что звучит как диагноз)
остаётся, маня, -
позабыла свой адрес.
А в родимых дворах
обветшали деревья.
Там шалит вертопрах,
и листва, как отрепье
шелестит возле ног.
Вечно в поисках крова,
человек одинок
от качалки до гроба.
Лепет беглой воды,
стон пастушьей свирели,
заговор от беды,
соловьиные трели.
Словно чётки в руках,
эти смуглые звуки.
Небеса в облаках
не спасут от разлуки.
Полюбуйся ж на свет
во всю ширь окоёма -
вот тебе мой совет
как хозяину дома.