Ночь, улица, фонарь… больница,
а в общем, всё как у него.
Вот только выпившие лица
не изрекают ничего.
Быть может мысли их поплоще,
или в меню нет нужных вин,
а может всё намного проще –
не знают мужики латынь…
Стекают струйками минуты,
незримо набухает злость:
начало века новой смутой,
отмечено, как повелось.
Отнюдь, конечно же, не даром
ласкает либеральный слух,
зажравшимся неохазарам,
потешный «бунт» столичных шлюх.
Под полудурочные песни
воняет в воздухе войной,
и снова реет буревестник
над обездоленной страной.
Бузят не местные, другие,
и вот театр уже готов
для дьявольской драматургии,
про сытых, нищих и шутов.
Зловеще реет ангел смерти
над морем кинутой толпы.
Шустрят невидимые черти
и ошалевшие попы.
Опять кому-то мало хлеба.
Опять, кому-то мал алмаз.
Не в силах обуздать потребу,
доест буржуй свой ананас,
и если повезёт, скитальцем,
за рваный доллар или фунт,
в соплях поведает китайцам
о том, как страшен русский бунт…
А где-то, вдалеке отсюда,
о том нисколько не скорбя,
тряхнёт своей мошной Иуда,
продавший самого себя.