Сад
Я подарил себе сад,
Сад подарил мне стихи.
Вроде, я этому рад.
Правда, смущают грехи.
Грешен, что был очень зол
В мае, когда он расцвел,
И несуразное плел,
Что-то молол невпопад,
Лишь начался листопад.
Я подарил себе сад.
Я подарил себе храм,
Где я молюсь по утрам.
Храм, где улитки живут,
И соловьи гнезда вьют.
В храм приползают ежи,
Купол узорят стрижи,
А по подземным ходам
Можно скитаться кротам.
Я подарил себе храм.
В чистой купели-пруду
Я окрестился в саду.
С кистью калины во рту,
Кровью ее на губах
Я причастился и сник.
Вроде, пустяк, чепуха.
Жду, когда сад-духовник
Вспомнит о тайне греха.
Здесь, опершись на плетень,
Машет кадилом сирень,
Ладаном густо чадит
И о прощеньи твердит,
Всех окропляет росой,
Словно святою водой.
Я прикасаюсь к мощам
Бабочек, а по ночам
Слушаю пенье цикад.
Я подарил себе сад.
Здесь льет елей муравей.
В сладкой истоме своей,
Низкий отвесив поклон,
Здесь мироточит пион.
В гулкой тиши встретит нас
Розы иконостас.
Арку для царских врат
Сплел там себе виноград.
Я подарил себе сад.
Вот за такие стихи
Сад отпустил мне грехи.
2006
Камень
Я землею взращен, я пропах резедой,
Зной и пыли мука замутили мой взгляд,
Но росистой зарей засверкаю слюдой
Камень вечности друг и ровесник Плеяд.
Береза
Я – береза, меня повалил ураган.
Косогор мое ложе над быстрой водой.
Не отдамся его неумелым рукам
И умру на откосе в обнимку с бедой.
2006
Река
Я стремнина – река.
Волосок ручейка
Дал мне жизнь и надежду припасть к небесам.
В звездный час поутру
На плотине умру.
Все равно благодарна своим волосам
Грибной дождь
Нечаянно-теплый, прозрачный, грибной,
Дождь, из тучи косматой прольюсь в серебре.
В светло-бежевой шляпе на ножке одной
Прискачу на поляну кимарить в траве.
Поле
Поле, я заросло,
Я щетиной стернею колюсь.
Бородавками жаб и полевок меня разнесло.
Но в июле надеюсь
Бритвой молний побреюсь,
Частым гребнем дождей причешусь.
2006
Колокольня
Ветла, сосна и колокольня без креста,
Мы небом в речку опрокинуты. Напрасно.
Ведь гладь воды –
Порог беды,
Она как зеркало несчастна и чиста.
Есть в отраженье глубина и пустота,
А жизнь нелепа, если не ужасна.
2006
Ручей
Я – ручей, я – змея проблесну на камнях,
Вспомню тени и сырость утробы земной,
И до боли в висках ощущу на зубах
Весь космический холод воды ледяной.
2006
Сосна и туя
Сосна, да туя, туя, да сосна –
Влюбленные подружки.
Рукаста и разлаписта одна,
Другая так пахуча, так округла, так нежна.
Ну, словом, пара неразлучна.
И все у них отлично,
Что даже неприлично.
Крыжовник-любовник
Крыжовник колючий –
Любовник жгучий.
Все тянется к спарже,
И быть бы им парой,
Когда бы та ему открылась,
Но что-то не сложилось.
Он злится на тую с сосною.
Любовь их без пыла и зноя.
Айва японская
Айва золотистая –
Гейша-японка
Привадит любовника,
Отвадит любовника.
Весной ярко-красная,
Опасная, страстная,
Алее шиповника.
Привадит любовника,
Отвадит любовника.
А летом шипастая,
Кокетливо-властная,
Острее крыжовника.
Привадит любовника,
Отвадит любовника.
Под осень духмяная,
Заманит обманом
Безлистно-колючая
От случая к случаю
Плодами пахучими
На подоконнике.
Привадит любовника,
Отвадит любовника.
Бузина
Багряная, росистая
Икрой мелкозернистой
Размазалась по листьям
На радость слизнякам.
Весь август будет плакать.
Их тел сырая мякоть –
Воспоминаний слякоть
О пасмурных деньках.
2006
Елка
Меня называют елкой.
Быть может, оно и лучше.
А я верхушкой вилкой
Все тычу в рыбу-тучу.
А мне говорят: ты – Геба.
Все так, я свежа и пахуча,
Когда бы с тарелки неба
Не съели рыбу тучу.
2006
Калина
Калина – королева бала
Весною в белом платье с принцем сада танцевала.
Ватага бабочек и пчел зеленый шлейф держала.
Подружки яблони шептали,
Мол, слышали будто шмели
вальс Мендельсона заиграли.
Но пробил летний час, волшебная фата упала.
Под осень георгины спросят,
Чье ожерелье из рубина
герцогиня носит.
2006
Барбарис
Барбарис, мой барбарис,
Ты багрян и мелколист.
Холостяк неисправимый,
Неизживный нарциссист.
И плоды твои багряны,
Кисло-горьки, пьяно-пряны.
Нещадно колются и не жуются
И лишь приправой к плову подаются.
Роза
Роза плетистая,
Кустистая, ветвистая.
Любит солнце и свободу,
Дружит с летним небосводом..
Зацветет на всю округу,
Пустит перламутр по кругу.
В этом мареве из цвета
Простоит почти пол-лета.
Перед самою зимою
Злой октябрьской порою,
Как пойдут дожди и слякоть,
Просит красоту упрятать.
Любит чтоб тепло под боком,
А проснется ненароком,
Глядь: перина – бабье лето,
Плед – сукно еловых веток.
2006
Пруд
Пруд в саду, камыш, осока,
Ирис над камнями.
Гладь воды не шелохнется, не вздохнет часами.
Сад в пруду,
Камыш осока.
Карлик яблонь в том саду
Видится высоким.
2006
* * *
Багульник Пржевальского –
Безбожное растение.
В пруду не приживается
И нет ему спасения.
Посажен спешно-нарочно,
Базарно и неловко,
А листья точно наволочки
На бельевой веревке.
2006
* * *
Пруд затих, оскорбившись
Тишиной
В миг нахлынувшей неге,
И скукожился ревень, смутившись
Наготой
Аквилегий.
Клевер сном мирроточит,
И, как шум от трамвая,
Хор цикадный грохочет,
Тишину разрывая.
А монахиня хоста
Смотрит в небо-молельник.
Ох, непрост он, как непрост он
Ухажер брат лилейник!
Пауками-надводниками
Молва разлетится повсюду.
Шепчут ирисы-сводники,
Мол, явилась на исповедь к пастырю пруду.
2006
* * *
Лягушка-еретичка
Лягушка-еретичка
Головою в омут
И все тут.
Ни православная, ни католичка,
Вдруг стала понемногу
Молиться нелягушечьему богу.
Лягушка-многопрудница,
Блудница и распутница
Сегодня на свою беду
Взяла и поселилась в искусственном пруду.
Но осушили пруд простым насосом,
И стала вера под большим вопросом.
2006
Лиственница.
Нежные иголки,
Ни страшны, ни колки.
Ты стройна, упруга.
Тебе б бойфренда – друга.
Никого не спросишь
Одежду-хвою сбросишь.
Сквозь тебя все видно,
А тебе не стыдно.
2006
Ночная фиалка
Ну, просто паинька, застенчива, робка,
Ни дать, ни взять, ну, просто маменькина дочка.
Тонка, хрупка,
Мой ароматный срок не дольше века мотылька.
Днем в зарослях больших цветов совсем меня не видно.
Под вечер за себя становится обидно.
Я оживаю и дышу всем нежным тельцем стебелька
И каждым лепесточком.
Тогда пахучим водопадом льются от забора
Тугие струи ароматов от Шанели и Диора.
2006
* * *
С травинкой в зубах, на зеленых коврах
Лежу, погибаю. Какие претензии?
Ведь только что в небо шагнул на протезе я.
А над головою полощется стяг:
То сад распахнул парашюты- гортензии.
Я неба шатер шелком веры стяну,
Кольцо потяну. Дух покрепче материи.
Мой сад распахнет парашют, я шагну,
Как в бездну шагну за границу неверия.
* * *
Ива-посадница
Арфа, изящная арфа,
Кисти всегда на весу.
Дева, посадница Марфа
Ветви сплетаешь в косу.
Утро не стало судьбою.
Листья росой серебрит.
Ветер играет тобою,
Струны дождя теребит.
И не слыла недотрогой.
Вот обнажила плечо,
Только слегка ненамного.
Шорох листка и тревога,
Здесь на пороге острога,
Храма Христа и Дажбога,
Между уже и еще.
Было - струна, стало - плетка.
Свежая рана саднит.
Звездного неба решетка
Доли иной не сулит.
2006
* * *
Груша
С грушей случилось несчастье.
Прямо у всех на виду
Сохнет, какие напасти?
Сохнет в зеленом саду.
Сохнет, ни зла, ни упрека
И, опершись на забор,
Сохнет, какие намеки?
Сохнет и весь разговор!
Листья скрутились, чернеют,
Веток мутнеет слюда.
Да, безнадежно болеет,
С грушей случилась беда.
Корень пускала стрелою,
К небу тянулась, росла,
А позапрошлой весною
Радостно так расцвела.
Как-то прослыла влюбленной.
Теплой осенней порой
Груди плоды лишь для клена
Не прикрывала листвой.
Были мягки и округлы.
Видно, уже на беду.
Сами просилися в губы,
Таяли прямо во рту.
Еле видна на зеленом
Клена мужская слеза,
И бузина вслед за кленом
Прячет улитки глаза.
Яблоки – те словно дети:
С карлика сыплет листва,
А на холодном рассвете
Вздрогнет росы тетива.
Будет тоска бесконечной.
Сад натяни тетиву.
Грушу-стрелу, словно в вечность,
Выпусти ввысь, в синеву.
2006
* * *
Ходят по саду сороки,
Уж приползает к пруду.
Ты во всем видишь намеки,
Ищешь причины, истоки
Только себе на беду.
Вот борщевик распахнется,
Вот зацветет зверобой.
Чем это мне отзовется?
Может, напастью какой.
Там, в огороде клубника
Розовым цветом цветет.
Ну ка, на ушко шепни ка
Есть в этом тайный расчет?
Мухи назойливых следствий,
Нудных причин вязкий клей
Нас раздражают как в детстве
Баба-Яга, Бармалей.
Множество тропок в природе.
В каждой большак и тупик.
При стопроцентном исходе
Прешь сквозь бурьян напрямик.
Нынче Содом и Гоморра.
Завтра все тлен и зола.
Вот и улитка-Пандора
Млечным путем пролегла.
2006
Ветла
Бывает снег в конце апреля.
Деревья почки растворив,
Отчаянно зазеленеют,
А тут, глядь, прихватило их.
Весь юный пыл, порыв и рвенье –
Все враз морозами свело.
Весны нелепое творенье
Так, не зацветши, отцвело.
Иной раз осень припозднится.
А к ноябрю сообразив,
Вмиг белым-белым разродится,
Мир сединой припорошив.
Тут не поймешь: весна иль осень.
Помолодевшая в пургу,
Стоит ветла, листву не сбросив
И зеленеет на снегу.
2007
* * *
Буддийское
Верхушки деревьев ласкаются к небу,
Пуховой подушкою облака грезят.
Где зелень прозрачна, призрачна лазурь,
Не хочется счастья, не хочется бурь.
Травинка склонилась под тяжестью жизни.
Зеленое, красное – страстно и лживо.
Зеленое, красное – страстно и лживо,
И смерти не хочет и мыслит лениво.
Внебрачный ребенок воды и беды –
Пресветлое Небо людской доброты.
Но лопнет пузырь и обрушится свод.
Минувший уйдет,
А грядущий придет.
1985
Опята
Два дня лил дождь, потом лить перестало,
А ночью был туман. Сказали, что к грибам.
Наутро просветлело и прорвало:
Пошли опята, хватит жаться по домам.
Я шел по косогору. Справа
Березы, ельник, а местами бурелом.
Внизу ручей, и сладкая отрава
Разлита ртутью в воздухе. Мне этот дух знаком.
Каким то мутным серебром
То заблестит, то зачернеет небо.
Я здесь еще ни разу не был.
Тропа закончилась, я рвался напролом.
Ни справа и ни слева обойти.
Она лежала, ветви опрокинув долу,
И корневище кверху задранным подолом
Полнеба закрывало на пути.
Она была уже мертва. Трава не смята.
Верхушка лишь приподнята слегка.
И желтыми пучками упругие опята
Веснушчато обсыпали белесые бока.
Я начал прямо с середины.
Орешник справа, слева – ели.
И впору бы идти обратно.
Не под дождем же мокнуть в самом деле!?
Вдруг стало так прозрачно, так понятно.
Внезапно накатились слезы.
Ведь каждый срез – то трупное пятно на теле
До срока нас покинувшей березы.
Под вечер все забыли о беде.
В рот просится под рюмочку бесенок,
И весело шкворчит на сквороде
Зажаренный, промасленный опенок.
2006
* * *
Под вечер прохудилось небо.
Дождь по вискам стучал как молотком.
То нервно скреб, то бегал
По крышам снов как по паркету босиком.
И струи словно зависали
В сознанье сонном, вязли на зубах,
Когда чечетку гулко отбивали
Профессионалы желоба.
А август только что забарабанил.
Тепло, куда оно ушло?
Ты, разомлевший выскочил в предбанник.
И эти капли на губах, и запотевшее стекло.
Назад, в парилку угасающего лета,
Где невесомость жизни злому мареву подстать.
И пару наподдать, и до рассвета
Себя в изнеможении обманником хлестать.
Еще кричат истошно грозы,
Еще по-летнему кудряшки распускают облака,
Но как-то золотушно щурятся березы,
Шиповник ежится гусиной кожей,
Румянец нездоровый у калины на щеках.
Уже хмельною влагой дождевою
Залиты все подземные ходы,
И красные носы задрав, как будто с перепою,
Вопят обезумевшие кроты.
А лето то еще не догуляло.
Залили только запылавший жар,
И пламя так заманчиво плясало.
В остатке уголья, зола, надежд березовый угар.
Сентябрь кольнет в боку,
Октябрь сердце приморозит,
Под ложечкой ноябрь будет сосать.
И в зимних снах, бессмысленно-тревожных
Придет июль под дудку памяти плясать.
2007
Березовый свет
Прозрачны и невзрачны, неброски и без лоска,
За талии друг друга от паденья прихватив,
На снежном поле белым светом побеленные березки,
Стоят, уныло руки-ветки долу опустив.
Но, видно, света все же не хватило.
День зимний скоро уж потупит взор,
И на стволах их проступает сквозь белила
Не ими нарисованный узор.
Узор тот по ночам не станет сниться,
Сольется с мраком и сойдет на нет,
Но долго в темноте будет кружиться
Березовый, ничем не омраченный свет.
2008
Липа
Да, великаны, да, красивы и мощны чертовски!
Сквозь крону пропуская зимний свет,
В том парке, что в усадьбе графов Разумовских,
Как на показ застыли липы.
Самой младшей двести лет.
Стволы гудят,
А по ночам слышны их веток скрипы, всхлипы.
О возрасте не стоит забывать.
Навзрыд рыдают вековые липы.
Ведь даже липе не пристало умирать.
Кора засохла, от ствола
Отстала.
Как будто липа не жила,
Как будто липа жить устала,
И красной краскою на липе
Крест нарисован словно приговор.
Пойдет в распил,
Всем нам живущим в назидание, в укор.
Наш тоже срок придет.
Земля поглотит нас
Или огонь сожрет.
Но липа всех переживет,
Перехитрит:
В свой звездный час
В камине полыхнет,
Теплом и светом души оживит,
Да и свою спасет.
2008
Ледник наступает
Снег выпал и деревья облепил.
Где ты найдешь еще великолепие такое!
Снег выпал, он весь мир преобразил,
А мой московский дворик - в дно морское.
В узорчатом разборе
белоснежны,
Как отмытые кораллы.
Так липам быть сподручнее пока.
Их ветви с небом в ссоре
безнадежно,
Словно рога у тех маралов,
Что встали на пути у ледника.
2008
Кукушка
Свирельно всхлипнула лягушка,
Кувшинки-слезы оброня,
Сиренно вскрикнула кукушка сквозь пелену сырого дня.
И встали дали, сиры стали,
И облака яйцом куриным всмятку,
И лужи уши прожужжали
О том, как пили шум дождя вприглядку.
Как будто в детстве зеркало приснилось
Разбитым, скомканным осколом.
Приснилось, пробудилось и свершилось,
И выстроилось жизни частоколом.
Прогоркло заалело горло
Зари вечерней утренним закатом,
И стало горько и бездомно больно
Жить на Земле, на солнечном луче распятым.
И стало странно
Плыть в чужие страны
Чужого откровенья и чужих наитий.
Чужая боль пространна,
Безвременна и бездыханна,
И не сулит открытий.
И было словно бритвою по венам
Рубить шпангоуты у детства бригантины.
А я стою на краюшке Вселенной
Последним в очередь на гильотину.
1982
8 июня
Для чего мы живем, я узнаю потом,
А сегодня я выплеснут разом
В этот мир, полный света, тепла и цветов,
Где отсутствует Время и Разум.
Здесь не знают начал, здесь не знают тоски,
Ни надежды не знают, ни скуки.
Лишь бездумно разлаписто спят лопухи,
Да жужжат полусонные мухи.
Здесь погибшие травы приносят не смрад,
А душистый божественный запах.
Здесь никто не хотел бы вернуться назад,
Здесь не знают где юг, а где запад.
Здесь кукушка кукует совсем не за тем,
Чтоб пророчит беду или радость,
И ее не волнует удел и предел:
Что минуло и сколько осталось.
Пусть вчера было лето, а завтра зима,
За жарою последует стужа.
Она знать не желает и в этом права:
Никому ее знанье не нужно.
Здесь пчела не ужалит, пока не возьмешь,
А крапива – пока не наступишь,
Здесь никто и не спросит:
Куда ты идешь, для чего ты живешь, кого любишь.
Здесь вся истина в сладком предчувствии сна,
Смысл – в нечаянно броском соцветье,
Не вкусившем любви, ни вины, ни вина,
Не узнавшем в каком он столетье.
В этот мир, полный света, тепла и цветов,
Я пришел, чтобы больше не ездить,
Чтобы больше не знать ни дорог, ни мостов,
Ни надежд, ни тревог, ни созвездий.
1985
* * *
Мороз, узоры на стекле.
Дух зимний, бодрый, настоящий.
Так много солнца на дворе,
Тот день в далеком январе
Застыл, как столп животворящий
* * *
Они сходятся вместе две спицы.
Ты стоишь на снегу и гадаешь.
Между небом и дальней границей
Связь магическая, понимаешь.
2009
Кафедральный Сковорода
Иной мудрец лишь на словах
Но вычурны слова, как па у балерины.
Верблюд мудрей осла.
Он мудр лишь потому, что караван идет.
Порою жалит мысль пчела,
Потом гудит в груди турбина.
Но все ж приходит свет в дома,
И соты наполняет терпкий мед.
И завершаются дела.
Жизнь так летит вперед,
Что невозможно середина.
Сегодня сладкий плод,
А завтра горький плод.
Ему картина не нова,
Он видит всю картину.
Он, не спеша, своей дорогою идет.
Жизнь все равно окажется права..
И пусть сегодня ветер в спину.
У нас на кафедре свой Сковорода живет.
И вот уже детей учеников на день рождения зовет.
Он не всегда заметен, педантичен,
Зато всегда с улыбкой милой.
А пару наподдаст. Ого! Кто так наподдает!
По парку совершает променад.
От дома до плотины.
Осенняя листва ему рапсодию споет.
Развалины, нечаянный каприз Екатерины,
А нынче здесь лужковский новострой встает.
Он всех их пережил.
На жизнь ему душеприказчиков хватило.
И этих, даст Аллах, переживет.
2002
Пояс Богородицы
Снег, пожалуй, надолго. Это даже неплохо.
Будет день – будет хлеб. До весны далеко.
Ведь зима для России – это где-то эпоха,
Почти век: пережить, переждать нелегко.
Они ждут во спасенье, по которому кругу.
Кто приходит, уходит, возвращается вновь.
Они ждут во спасенье, прижимаясь друг к другу,
Сохраняя тепло, сохраняя любовь.
Я их видел: совсем не московские лица.
Здесь Спасенье для всех: не твое;, не мое;.
Я все видел: надменно взирает столица
На страданье сие, на безумство сие.
А к порталу с утра вновь ползут лимузины.
Все свои: жены, внуки и боги свои.
Мы не видим их глаз, видим только их спины.
И дьячок им по блату отпускает любви.
В темь с утра выхожу, суетясь, беспокоясь.
До всего не успеть, не дожить до всего.
Всю Москву опоясал Богородицы пояс.
В нем петля иль спасенье, -это как для кого.
2011
***
Коричневый скрутившийся листок
В снегу под лыжами шуршит,
Ведь наст еще непрочен.
Он умер в октябре:
такой ему назначен срок.
А в мае был салатов, свеж и непорочен.
Однажды на заре
и влажный, и живой,
Он солнцу поклонился,
практически невидим.
И капелька росы упругою дугой
Из бездны, что зовется синевой
Сорвалась в бездну, всю покрытую травой.
Травинку приземлив. Листок ее увидел.
2007
Ромашка
Ромашки тонкий стебелек закрался в стог волос.
И не лелеял, не берег, он взял, да и пророс.
От дуновенья ветерка волнуется, дрожит
И рыжим пламенем зрачка глаза твои сверлит.
Я думал, верно, пустоцвет,
Ведь май минул давно.
А, если в мае счастья нет, то, знать, не суждено.
И знал, что где-то в сентябре дохну на белый свод,
И закружат пушинки мне прощальный хоровод.
Не знал, что осень у весны останется в долгу,
Не знал, что будут мне нужны ромашки на снегу.
Не знал и знать того не мог:
В свинцовом октябре
Вернет мне май свой давний долг –
Ромашку в янтаре.
***
Четверть века назад было время, когда
Мир казался извечным прибежищем чуда,
Рвал цветы на лугу, презирал города,
Верил в жизнь без конца,
Был беспечным как Будда.
Я ходил по полям, ловил пух тополей,
Я, мальчишка, в любви и профан, и невежа,
Но ромашку свою, королеву полей,
Подарил я как знак, знак любви и надежды.
Ты ее приняла и не стала гадать.
Что гадать, коль и так всем понятно, что любит.
Ясным солнышком будет ромашка сиять.
Лепестки опадут, а огня не убудет.
На февральском снегу лепестки не видны,
Рыжий пламень зрачка сединой запорошит.
Было лето у нас: семь шагов до весны.
Не грусти – осень будет такой же хорошей.
А пока за окном, за порогом зимы
Зацветает для нас дочь любви полевая,
Будем верить и жить, не расстанемся мы;
Ты да я, я да ты, мы с тобой, дорогая.
Москва, 2001
***
Было солнце в заплатах, в мокрых лужах дорога.
Белый пар изо рта, но ещё не мело
Я просил, умолял, я расстраивал Бога:
Пусть совсем на немного, сохрани нам тепло.
И пока не засалился ворот рубашки.
День не прожит, хоть время назад не течет.
Может быть, ещё рано давать нам отмашку
И включать свой привычный обратный отсчет.
Зеленеет трава, режет пальцы осока,
И причёска у клёна полыхает огнём.
Стынут руки, но небо порой так высоко.
Значит, мы ещё живы. Нам не скучно вдвоем.
Сверхзвуковая черепашка.
Теперь с горы. Рука в руке.
Белеет под окном ромашка.
И что-то светится в зрачке.
Городилово 2012
Какой ослепительный снег!
И так не похоже на радость,
На счастье, блаженство, успех.
Кому-то все это досталось,
А мне нужна только усталость.
Усталость от снов наяву,
Полетов в иные пределы….
И голос, неслышный, несмелый,
Который никак не пойму.
Над кроной дерев синева,
Но сонм фиолетовых кружев
Не смеет себя обнаружить
И взять на себя все права.
Уснули пока дерева.
Их тени на ярком снегу
Исчезнут лишь зимнее солнце
В зенит ореолом вернется,
Пройдя сквозь хмельную пургу.
Да, будут и бури в ночи.
Да, будут метели и вьюги
С их мраком и вещей бедой.
Но здесь в неразорванном круге
Вот-вот родничок застучит
Крещенской святою водой.
Медынь, 1993
Памяти отца
Ты опять не унял эту вьюгу,
Остуди сворю боль, остуди.
А не то возвратится по кругу
И прибавит забот на пути.
В той беззвезности вечного света
Не наступит сердечный прибой,
И не будет прямого ответа
На вопрос: что случилось с тобой?
Пусть теплится свеча и тревожит
Под глазами густой фиолет.
Но тебе этот мир не поможет,
Даже если и будет ответ.
В этом мире лишь отсвет, да блики
Тех основ, что узреть не дано.
Только мертвых посмертные лики
Нам являют немое кино.
На экране безмолвные тени,
За экраном проектора свет.
В этом фильме предсмертных видений
Есть герои, сценария нет.
Минск 1994
Купалина мати людей собирала,
Людей собирала, всем наказала:
Не берите люди возле брода воду.
Вода возле брода – купалина врода.
Не ловите люди во Дунае рыбу.
Во Дунае рыба – купалино тело.
Не топчите люди на рассвете росы.
На рассвете росы – купалины слезы.
Не косите люди по лугам травы.
На лугах травы – то косы Купавы.
Руза, Городилово 1994
***
Время дичится, кривляется и кичится,
Как разбитая ямская верста.
Между зверем ночи и политикой
Встала праведная красота.
Как молельня кижевская тесаная,
Первозданна, безгвоздно чиста.
Простоволосая, топором причесанная
Святорусская красота.
Отрекись от нее, иль выгони,
Прокляни, иль в себя вгони.
Костромскою телкой на выгоне
Ты дои ее, но не оскверни.
Вам политикам, выжигам, нытикам,
Говорить ли о русском медведе?
Когда этот медведь мордой тычется
В берестяно-рублевское небо,
И так скользко ему на паркете
Хиромантии ваших гипербол,
И плевать ему на политику.
Аден, 1981
Полтинник грянул как всегда внезапно.
Забыты тростниковые ковры.
Еще вчера мы жизни забивали шайбы,
А нынче изменились правила игры.
Еще меняем мы дома, места прописки,
И женщины еще нам улыбаются порой,
И путь, которым мы идем,
Нам кажется неблизким,
Но что там ждет тебя за той горой?
Давай-ка сделаем привал, дружище.
Присядем, поболтаем ни о чем.
Пусть не дано нам стать умнее, станем чище.
Ведь пятьдесят, не семьдесят еще.
И пусть давно не светим нашим детям,
Зато тепло дарить мы в состоянии пока.
Пока мы мыслим и живем на этом свете,
Пусть будет ясным ум и крепкою рука.
Ну, а потом – вперед и выше.
Наш лозунг был всегда один:
Пусть рушатся миры – мы не услышим.
Фа иннана нухиббуль-басатин
2002
Зеркала
Мой сын глядится в зеркала,
Он видит даль, волну прибоя,
Себя и небо голубое,
Его Природа создала,
Она глядится в зеркала.
Мой сын любим, мой сын храним
И в зеркала уж не глядится.
Меж ними строгая граница.
Мой Бог! Что будет с ним одним?
Когда ж безвременная сила
Волненьем душу обожгла,
И мать ребенка не спасла,
И от беды не защитила,
То зеркала глядели в сына,
Отцовской жизни зеркала.
Аден, 1981
* * *
Возвращение
Еще зеленою была трава,
И дождь, прохладный и лучистый,
Бил, не скрывая торжества
По лужам , первозданно чистым.
И было небо надо мной –
Не раскаленный знойный свод.
А я ходил как сам не свой
По лужам глупо взад-вперед:
По этим улицам умытым,
Как по давно забытым снам,
Как по несбывшимся мечтам
И ранам вскрытым.
Москва, 1982
* * *
Лепят мальчики снежных красавиц,
Незамысловатых лепят, угловатых,
С длинными морковными носами.
Лепят мальчики снежных красавиц.
Рыхлый снег податливый и слабый.
Лепят мальчики снежных красавиц,
Не замечая,
Что лепят снежную бабу.
Тамбов, 1982
Я кладу на ладонь этот жалкий комочек металла.
Раздирающий вопль и оранжево-сдавленный крик.
Милосердье хирурга. Солдатская плоть не стенала.
Она билась в ненужных потугах найти свой кроваво-топорный язык.
Да, я вижу тот всплеск. Струнки жизни рвались, а одна умереть не успела.
И фонтанчики плоти забили сознанья порог.
Кто-то где-то упал. Но какое мне дело?
Это пуля, разящая смрадом солдатских сапог.
Мириады миров единятся в секундном порыве.
Ну а нам не дано столь стремительный бег оценить.
Мы дотла сожжены и в бесплодном надрыве
Меру жизни и смерти пытаемся в сторону жизни склонить.
Свои жизни отдать, но за что – знать мы это хотели.
Отдающий себя должен знать: кто он примет божественный дар.
Мы умели мечтать, но надеяться просто не смели.
Мы фонтанами плоти залили военный пожар.
Тамбов, 1984
Что мне делать с собой и бессонницей пьяных вокзалов?
Барабаны висков дробно бьют в бесплацкартную ночь.
Пистолет под рукой. Как начать все сначала?
Как себе не помочь? .Как себя превозмочь?
Что мне делать с собой? – Поезда разбегаются ветками судеб.
У меня же одна. Я в ней стрелочник и машинист.
Боль нельзя усыпить. Ее будит и будит
Предрешенности крик, обреченности визг.
И куда подевался мой стылый и трезвый рассудок,
И пропало давно ощущения ночи и дня.
Может, жизнь не права, может, жизнь безрассудна,
Если судит меня ..
Тамбов, 1984
Жизнь невозможна без добра,
Как и добро без благородства.
Но где-то в нас сидит юродство:
Святая правда подлеца
И подлость самой честной ссоры.
И разговоры, разговоры,
Разговоры без конца.
Тамбов, 1986
Так звездно ночь под окнами кричала,
Что август от разлуки занемог,
Привел июль и начал все сначала,
По-рабски выстлав бесконечность возле ног.
И мне уже проклясть хотелось лето
За то лишь, что в нем ты так мала побыла,
Умчавшись как заблудшая комета,
Оставив след без света и тепла.
И где-то там в беззвездности пространства
Чужого измерения жена
Шкалою моего непостоянства
В несчастном времени пристанище нашла.
И все казалось, что вот-вот случится чудо,
растает неизбежности порог,
И ты шагнешь ко мне из ниоткуда
И скажешь: Здравствуй, милый, вышел срок.
Была бесстрастной ночь, мои желанья
Казались ей забавою пустой,
А я молчал в предчувствии свиданья
С куда-то вновь пропавшею женой.
Тамбов, 1985
* * *
Ведь очень скоро будет ночь,
А небо так светло и ясно,
Что даже мысль сама ужасна,
Что скоро, скоро будет ночь.
Что если завтра будет боль,
А в доме громкое веселье.
За ним последует похмелье,
И верно, верно будет боль.
Бог мой, что делать мне с тобой?
Ведь эта ночь и эта боль
Грядет смятением и мукой
И очень быстрою разлукой
С такою мягкою душой.
Тамбов, 1987.
Есть в мире женщины
Посвящается Н. Д
Есть в мире нашем женщины, они
Возвышенно скромны и незаметны.
Присядет и закурит сигарету,
Посмотрит, – тогда Бог тебя храни -
Как будто призовет тебя к ответу.
И вот ты, словно мальчик на паркете –
Неважно сколько: двадцать, пятьдесят.
Не сможешь ни солгать, и ни ответить,
Не сможешь отвести привычно взгляд.
Пусть что угодно люди говорят.
Вы ведь людей узнали не из книги.
Вам безразличны склоки и интриги.
Есть принципы. Они хранят.
И наших мыслей стройный бред
Вы слушали, мы не краснели:
Вот здесь прибавить, там убрать,
И окончательно наглели,
И заставляли их читать.
ВИИЯ, в котором столько лет
Вы своей миссии верны,
Где Имру ль-Кейс и пистолет
Замысловато соединены.
Провалы ваших неучей вплели
Вы незаметно в свой венок терновый.
Но верю: еще будут Гумилевы,
И Лермонтовы подросли.
Есть в мире нашем женщины, они
Блистательно скромны и незаметны.
Присядет и закурит сигарету,
Посмотрит – тогда Бог тебя храни-
Как будто призовет тебя к ответу.
Москва 2009
Сон
Я видел сон.
Бил свет, как рок неумолим,
Безудержно гриваст протуберанцами безумных вздохов.
И радуга бессмертия над ним
Уже дробилась в мириады мертвых тропок.
Как страшно расширение зрачка.
Безумство зрело,
Безумство первого толчка,
И нет предела
Сознанью
Скорбному молчанью,
Пространству, замкнутому в боль,
Слепому самоотрицанью
Материи живой и неживой.
Он был ознобным этот крик,
Мгновенья пряны.
Как первый потусторонний миг,
Как бредни пьяных.
Часы запущены; недавнее давно,
Без злобы, без судьбы, без вдохновений.
Букет брожения мгновений,
Но пить его приятно все равно.
И там, на грани злого Света.
Пучками разума витать среди основ,
А Шар Земной как колыбель младенца
Летит параболой давно забытых снов.
Аден, 1980
* * *
Я видел сон, и мне приснилось,
Что я сижу, лежу, стою,
Как будто на краю обрыва.
И был мне тот отвесный край
Ни то, чтоб ад, ни то чтоб рай,
Как будто я совсем в чужом краю,
Ни то чтоб горизонт, ни то чтоб перспектива.
И я ни то чтобы сидел,
Ни то чтобы лежал,
Ни то чтобы стоял,
Ни то чтобы бежал,
Ни то чтобы молчал,
Ни то чтобы кричал,
Ни то чтоб возмущался,
Ни то чтоб был покоен,
Ни то чтоб жил, ни то чтоб умирал
Ни то чтобы в тюрьме, ни то чтобы на воле,
Ни то чтобы во сне, ни то чтобы воочию,
Ни то чтобы от счастья, ни то чтобы от горя,
Ни то чтоб днем, ни то чтоб ночью,
Ни то чтоб по утрам, ни то по вечерам
Полет и выход в бесконечность.
И каждую минуту прежней жизни там
Я проживал как будто маленькую вечность.
Покой желал там убивать и воскрешать.
Не разум бренный, - дух нетленный,
Огонь так жаждал обжигать и согревать.
И все это одновременно.
Там все равно: всегда и никогда,
Там иногда почти что недискретно.
Нет разницы: минуты и года:
Тысячелетья пролетают незаметно.
И смысла не было мечтать и планы городить,
Там время ни тянулось, ни летело,
И даже памяти игольчатая нить
Там обрывалась и по делу, и без дела.
И пользы не было о будущем и прошлом говорить,
Там не было ни граней, ни предела.
Везде там означает, что нигде,
А кое-где почти что незаметно.
Любое место – вилы на воде,
А пустота пугающе конкретна.
Там можно было жизнь начать с конца иль середины
И фокус выставить любой на объективе,
А вечный сон - совсем не сон –
Просмотр так надоевшей всем картины
В кинотеатре для повторных фильмов.
Городилово, 2006
Мне не нужно друзей –
Передайте врагу.
Мне не нужно дорог –
Подавайте тайгу,
Непролазну, как мгла,
Подавайте скалу,
Чтоб отвесна была.
Мне нужна революция,
На край света за ней побегу.
Минск, 1970
В синь ночи ушла родная. Ты ушла.
Ты прошла по кромке облачка босою.
Кем-то вынута больничная игла.
Сирота я. И не будет мне покоя.
Ты прости меня, родимая, прости.
Видно, был не очень ласковым я сыном.
Внук и правнуки. Позволь им погрести.
Ну а я тут на корме устроюсь с миром.
Ноги свешу, в небо звездное взгляну.
Помолюсь. Быть может, будет мне прощенье.
И сойду на берег тихо поутру.
Там закончу, допишу стихотворенье.
Я приду как только солнышко взойдет
Первой майскою прозрачною росою.
Ты дождись меня, родная. В тот черед
Там на небе будем счастливы с тобою.
2017