Глава 4.
LХI
– Какое чудо нас сегодня посетило!
Сама Мария-Анна-Гранд-Конде-Зенар!
Бледна, кругла как полуночное светило...
А кто пищит там, не тувальский ли комар!?
Ах, нет! То сын, видать, Великого Ивана,
Велением небес отмеченный крестом,
Теперь похоже век лежать ему пластом,
Но дело сделал он, как не было бы странно...
Пусть дочь и внук лишились мужа и отца,
Мы не сторонники подобного конца..
LХII
– Ты Марианна на отступницу похожа,
Как тот птенец, что рано выпал из гнезда,
Чужие мысли, действа, чувства, даже кожа,
И над тобою властна Рыжая Звезда!
Отныне внук, твой сын, останется со мною,
Я воспитанием сама его займусь,
Плевать на жалость материнскую и грусть,
Того, поверь, величье Мандрагора стоит!
Зебар, отправь её на срок в Змеиный Замок
Да подбери сюда надёжных нянек-мамок...
LХIII
– Как можешь, мать, творить такое безобразье?!
Я возвернулась в дом за помощью в слезах,
А мне претензии... И виновата разве,
Что муж в тувальских пресмыкается лесах?
Верни мне сына, заклинаю, слышишь, Анна!
– Ну так и знала, тот же истеричный тон,
Тебе имперский противопоказан трон –
Ты – курица, а не принцесса, Марианна...
Тебе начхать, что он носитель знака Коло...
Для верности взглянуть – пока король наш голый!
LХIV
– На днях в честь нового наследника престола
Устроим пышный бал каких не видел свет,
Дворян всех известить, какого б не был пола,
И персонально – пригласительный билет.
Опальных демонов я постараюсь лично
Во многом убедить закончить давний спор,
Не за горами метропольный Мандрагор,
Пусть привыкают к нашей поступи столичной!
Тебя ж, Мария, приглашаю только устно,
Притом что будешь ты вести себя искусно.
LХV
Царь Берендей так привязался к Лизавете,
Что про Медею стал невольно забывать,
Как забывают страшный сон при ярком свете,
Убрав от глаз долой коварную кровать,
Что принесла то беспокойное виденье.
Но снова найден радужный душевный клад,
К тому же обновлённый царственный уклад
Счастливой пеленой отгородил смятенье.
Бывало редко одинокими ночами
Во сне хрустальный гроб являлся со свечами.
LХVI
К тому же новой Тайной службы мастерица
Не донимала сильно казнями царя,
Всего-то раза три пришлось распорядиться,
Душ сорок осудили, строго говоря.
Из них лишь трое денно и серьёзно
Кощею помогали в совершеньи дел:
Толмач, и он же писарь, белый словно мел,
Да два волхва – тем и в могилу даже поздно..
У всех у них хватило силы и ума
Ни слово молвить, ни хранить с собой бумаг.
LХVII
А остальных простых сторонников Кощея
Судили, дабы не повадно было и другим,
Что, дескать, головою управляет шея,
Её и вяжут за грехи узлом тугим.
Покончив с крамолой в родимом государстве,
Для прищепленья мандрагорского хвоста
Решила Лизавета укрепить число застав –
Вылавливать лихих бродяг из дальних странствий.
Хоть и разросся департамент в сотню раз,
Ведя учёт всему, – не лезли напоказ.
LХVIII
Затеяв перепись народов и окраин,
Хотела Лизавета скрытно разузнать,
Где спрятал Авеля какой безродный Каин,
И кто сейчас ему родная стала мать.
Была задумка объявить его за сына -
Её и Берендея вожделенный плод,
Но в жизни приключилось всё наоборот,
Невероятная счастливая картина:
Она сама от Берендея понесла,
Казалось, радостям теперь не счесть числа.
LХIХ
Настала значимая дата Мандрагора,
И в полнолунье, как на Лысую Гору,
На бал сползлись из дальних потаённых норок
Ночные гадины к имперскому двору.
Слетелись стаями и мыши, и вампиры,
Слепые демоны и духи во плоти,
Морские дьяволы береговых плотин,
Сошлись кикиморы, русалки и сатиры.
Все силы собрала полночная корона
Вокруг наследника пророческого трона.
LХХ
Особняком явилась тёмная персона,
Владычица обратной стороны Луны,
Дряхла как тысячелетняя ворона,
Но ей с почётом присягали колдуны.
Ходили сплетни, что Селестии, возможно,
Увидеть Черного Дракона довелось,
Из тела, собственно, осталась только кость,
Мешком обвитая истлевшей тканью кожной.
Но при дворе была тем серым кардиналом,
С кем власть советовалась в каждом шаге малом.
LХХI
Гостей неспешно обходила круг за кругом,
Сама решала кто достоин тет-а-тет,
За нею плешь ночная следовала цугом –
Из Фауста уволенный кордебалет.
Под корчи плясок, стоны песен по спирали
С трудом прошаркала по залу пару раз,
Мария вздрогнула услышав хриплый глас,
Сперва подумала, что черти разыграли,
Сломав виолу об такой же контрабас,
Но ощутила взгляд противных мутных глаз:
LХХII
– Выходит, это ты втащила в мир пророка...
И как на зло... у нас отсутствует ИрОд...
Но благо люди добрые не без порока...
Глядишь, у Сиреницы... явится урод...
Ея благие помыслы дорогу устилают...
И в нужном направлении проложен путь...
Все будут там... хе-хе, у нас... когда-нибудь...
Особо еслив беспричинно помирают...
Все души, говорят, Дракон съедает Красный...
А Чёрный был... куда как безопасный...
LХХIII
– Да ты и в мыслях как ущербная луна!
Как гармонично дополняют они тело.
От злобы с завистью запенилась слюна,
Жаль зуб гнилой, иначе б точно съела!
– Побереги своё ехидство для острога...
Там будет вдоволь времени на это...
Для красоты рецепты есть от Лизаветы...
А ведь была страшила-недотрога...
При всём не я, а ты лишаешься бомонду...
Так что вини свою мамашу Анна Конду...
LХХIV
– Так ты себе заране ищешь оправданье?!
Боюсь, что без тебя, карга, не обошлось,
Не удивлюсь, что сами сляпали преданье.
Юлить, Селестия, передо мною брось!
– А ты мечтала о медальке за Ивана?!
Так знай – сама нарушила движенье карт,
Тебе дать делу предстояло только старт,
А уж рожать мессию собиралась Анна....
Не для тебя Зебар старался с похищеньем,
Но ты опять ни к месту влезла со своим леченьем!
LХХV
В момент в ногах Мария ощутила слабость,
Понятней стал змеиный мандрагорский план,
От собственных ошибок ей хотелось плакать,
Но лунный также не ликует, видно, клан,
Иная суть гнобит пророческие коды –
Кощей нанёс ли необычный контрудар,
Или у пешки проявился королевский дар...
И тут Селестия обмолвилась перед уходом:
– Есть слух, пророчество, испорченное трижды,
Сбывается с отсрочкой... то есть, лишь бы...
LХХVI
«А здесь, в округе просто не с кем поделиться –
На Бруте Брутом погоняет подлый Брут,
Весь разговор передадут императрице,
Но точно знаю, что, подслушав, переврут...
Не сложен жизни смысл у каждой местной твари:
Пожрать, погадить, зашибить себе деньгу,
А что хитрей двух слов, то скажут – не могу!
Пусть думают в верхах – на то оне и баре..
Давно исподтишка на нас косится Анна,
Улыбка, тёплый взгляд – вот то-то будет славно!»
LХХVII
– Постой, Селестия, поможешь хоть советом?
Сама запуталась иль недруг оплутал...
Как повести себя холодным этим летом?
Какой весёлый панихидный карнавал!
Селестия недоуменно оглянулась,
Потом осклабилась змеиною улыбкой:
– Дошло, что почва под ногами стала зыбкой?
Ещё проверить надо, что за птица к нам вернулась..
Зайду в Змеиный Замок через месяц или два,
Как раз уляжется досужая молва...
LХХVIII
В ответ с улыбкой лёгкий книксен от Марии,
В рядах врага на повредит пустой разлад,
Пускай по-детски, что бы там не говорили,
Но на безрыбье даже раку будешь рад.
Среди гостей в углу узрела Саламандру,
Стара, но ей-то сможет завсегда помочь,
Она всегда её любила словно дочь,
И если нужно подберёт любую мантру.
Как с эликсиром воскрешения убитых,
В ней, говорят, и Холод, и Огонь повиты..
LХХIХ
Воздушный поцелуй в ответ на скользкий взгляд,
Качнула головой, мол, подходить не надо –
Вокруг соглядатаев полощется отряд,
Но повидаться с ней была бы очень рада.
Вернулась к трону, заглянула в колыбельку,
Поправила убор с эмблемой в виде змейки:
– Мешают, злыдни, спать, да?, моему Илейке!
Ну, ладно, поживи у бабушки недельку...
– Достаточно, Мария, попрощалась и, довольно!
Нам больше, чем тебе от слёз бывает больно.
LХХХ
– Узнаешь, Анна, что бывают дни затмений,
Пророчества неотвратимы иногда,
И будь хоть трижды признанный ты гений,
Тебе на голову обрушится беда!
– Да только я пророчества и исполняю!
Хоть всем предписано такое ремесло,
Но вся родня его использует во зло,
За это и тебе, Мария, не пеняю!
Пропели дважды петухи в далёких странах,
Бал завершался, рассыпая соль на ранах...