Эпистолярное 2

Человечецкий Фактор
Документальная переписка.

ЛЕС:

Осень – на гребне. Холодный сезон с каждыми сутками более внятен. Стынущий воздух ветрАми  пронзён; вместо раскиданных облачных пятен нынче – синюшный, безрадостный фон. Зевс ли, Перун – кто орудует там? Чиркнул кресалом – и молнию высек. Через секунды – за ней по пятам где-то в зашторенных облачных высях гром пробежал по железным листам.
Скоро морозцем лицо обожжет, будет премьера снежиночных танцев – белое шоу небесных посланцев – ну а до этого, как новобранцев, ветер деревья под нуль острижёт.

Снова метафоры… Нет им числа. Но ведь стихи – не одно рисованье. Раз! – и картинку на лист нанесла! Лихо! – да только осталось за гранью главное… главному нету названья. Что в них пьянит и сжигает дотла? 
Знанием истины мне не блеснуть, будь я семи или более пядей, хоть испиши миллионы тетрадей…  Вот  Маяковский, к примеру, про радий нам толковал…  но и радий – не суть. Что же?.. Ни справочник, ни интернет нам не ответят, понятное дело. Разве сравнимы памфлет и сонет? Что их роднит? Как сказала Новелла, «определенья поэзии нет»*.

Осень, короче. Наш брат стихоплёт счастлив: дождался священного часа! Сверен маршрут и накатана трасса, коник двукрылый копытами бьет: в Болдино, в Болдино тянет Пегаса, чешутся крылья – желают в полёт.

В Болдино, Болдино… может, решусь? Кажется вам, что пишу я оттуда? Нет, разуверю вас: этого чуда, друг мой, со мной не случилось покуда. Может, со временем я распишусь… Что же, – вы спросите, – движет пером? Разве не взлёты свободного духа? Не вдохновенье ли пышет костром? Нет, – я отвечу, – отмены синдром. Или, на сленге – кумар, абстинуха.  Крепко подсела я, что говорить… Больно крутой психотроп – переписка…

Вот – сочиняю. Замена – без риска. Тянется (помните?) бисера низка – строчка. Обрывы связавшая нить. Так, разговоры… не пламя, не взлёт. Я ничего не пишу, кроме писем. Просто потребность: молчанье гнетёт. Дух – не свободен. Напротив – зависим. Болдино – что же… пока подождёт.
____________
*«Определенья поэзии нет» – стихотворение Новеллы Матвеевой.

САНТО:

О женщина, вам вечно все не так! Вам болдинская осень потакает. Она – не чудо? – Нет, Вы не такая, Вам письма наши – вроде как пустяк.
Морских метафор крутите рулон? – Откуда пена? – Бреет Посейдон, намыливая, как подходят сроки, заросшие от водорослей щеки.
Я к Вам писал мажорно налегке, а Вы миноры, расточая, шлете. Как мертвая петля на повороте, снижая мой подъем своим пике.

Но разве, Любчик, легкая походка стихов обыкновенна для письма? Поджаренные рифмы в сковородке хрустят – и аппетитные весьма!
А Вы свое… мол, осень впереди – авансы  это, Санто, погоди!
Авансы на овации, подружка, меняю – эта мена мне легка! Ну, где наш Пушкин, кстати, где же кружка? – Милее нет компании пока.
Сharman,+ mon ami – пьем за свободу! – которой несказанно дорожу.

На Кипре приземлился и брожу. Да! – в письмах надо что-то про погоду…
Здесь славный Пафос, всем ветрам открытый, и плещет рядом бухта Афродиты.
Я ей визит нанес, мой politesse – не слишком светский, в смысле этикета.
Взял в рент посеребренный Мерседес и покатил…

Тут обвенчался где-то с Наваррской, то бишь лучшей из принцесс, известный Ричард-лев – стальное сердце. Волна любви звучит трехдольным скерцо, играет море, солнце катит нимб на север – здесь поблизости Олимп.

Мой берег оттолкнулся от весла, где эллинским красотам нет числа, минута дорога – душа открыта, ценю размах Пегаскова крыла…
И Музы забегают… здесь была моя – парчой и бисером расшита.
Но холоден с ней, и метать не стал. За что? – За лавровый мой пьедестал!
Нет знатокам до сути моей дела – умру, и быстро оживится пляж,
возьмет мои дела на абордаж унылый критик. Скажет запотело:
– Народ, а все же Санто был велик!
Но я бы сам, как серафим, возник:
– Что зря свистишь?! Молчал бы ты, брателло! – И вырвал нах его тупой язык!
При жизни надо было… чтоб привык. При жизни, понимаете, в чем дело?!

Я, друг мой, на Олимп Вас пригласил. Вы вся в пикЕ… а я Вас жду на пИке.
Два километра ввысь, чуть поостыл… Тут Парки ходят, каждая в тунике – грызня богов, что ветер по пескам – бум-бум моим заснеженным вискам, не в масть ансамбль – бубны спорят, дойры – так выясняют отношенья Мойры.
Но дирижирую оркестром сам: Клото спрядёт мне жизненную нить, достанет жребий Лахесис из сумки, но пресекает Атропос задумки – и этого уже не изменить.
Закат развесил над Олимпом низку – рукой достать. Октябрь. Звезды близко.