Всякое совпадение случайно.
С окончанием любви слетают всяческие рамки.
Автор
Ему снилось, что он вырезает из своих щек целые куски, тогда как собирался просто выпустить гной из одного красного надутого прыщика. Но бритва распахала целую яму и ему почему-то было не остановиться, он продолжал, продолжал и продолжал кромсать свою вечно юную мордашку, не тронутую зрелостью, даже на исходе четвертого десятка лет.
Кудрявый, бородатый, темноволосый, с темными скорбящими глазами ангела, но никто, никто, никто не воспринимал его серьезно! Слишком хрупкий, мальчик, а не мужчина...
Так вот тебе!
Но кровь не текла...Только провисли распахнутые настежь щеки, а внутри них всхлипывала влажная и сочная темнота.
Он проснулся и с минуту испуганно таращился в потолок, ощупывая лицо.
Фффу...Пронесло.
Просто сон.
Стоило отдышаться, как накатила, давящая затылок и виски, головная боль. Металлические шары внутри зашевелились, желудок судорожно сжался, требуя немедленного принятия воды. К тому же кто-то - вполне возможно, что он сам, открыл окошко и дома всё промерзло за ночь.
С водой...можно подождать, но мерзнуть? Он натянул на себя одеяло с головой, повернулся на левый бок и уткнулся во что-то мокрое, вязкое и отвратительно холодное. Чью-то ледяную руку.
Почему-то лампы возле постели не оказалось, пришлось встать в темноте на хрустнувшие под босыми ногами осколки, и пошатываясь, наталкиваясь на невидимые препятствия, дойти до выключателя.
Свет ослепил его, минуту он просто жмурился, прикрыв глаза ладонью.
- С-час, - пробормотал себе под нос, с отвращением убедившись, что голос звучит хриплым карканьем. Дурнота накатила черным приливом, в висках застучали молоточки...Когда же это
кончится?
То, что он увидел, когда смог открыть глаза, ужаснуло. Какой-то ураган прошелся по всей комнате, сметая всё с пути, измолотив всё, что можно было измолотить, и разорвав, что можно было изорвать.
Что же тогда в постели? Вернее, кто?
Нина ушла неделю назад, или две недели? Он не помнил. Попытался напрячь свою память, но голова заболела еще сильнее. Сделав усилие, чтобы не вывернуться наизнанку в мерзкой рвоте, он дотащился до кровати, почти упав в последнюю минуту на самый край.
Ему не хотелось смотреть на постель, не хотелось даже знать, кто там. Дрожь сотрясала тело, из угла рта потекла слюна, которую он неловко вытер краем рукава.
Под одеялом, которое он отогнул трясущейся рукой, лежала Нина, уже окостеневшая, непоправимо мертвая, голая, в страшных ямах ран на лице, горле и груди, в запекшейся крови, уставившаяся в только ей видную картину, ужаснувшую ее напоследок.
Какой-то дрожащий звук прервал тишину - тонкое поскуливанье щенка. Немного позже - торопливое бульканье опорожняемой бутылки.
Машины обгоняли медленно бредущего по обочине человека, одетого, несмотря на зиму, всего лишь в мятую, распахнутую на груди, рубашку, изгвазданные в чем-то темном, джинсы и в тапочках на босу ногу. В каждой руке его было по бутылке, откуда он время от времени поочередно отпивал.
Похоже, он сам с собой разговаривал при этом.
- Где...моя девочка? - дверь распахнулась настежь, ударив по стоящих позади нее, каких-то вещах.
Сидящая в комнате женщина резко повернулась на звук и застыла, не сводя глаз с вошедшего.
С него капала вода, снег густо облепил со всех сторон.
- Ты где был?
- Я? - мутные глаза его обвели обстановку комнаты - всё было на месте - где разрушения, кровь и холодное тело? Нигде. - Ты в порядке?
- Еще каком...- Нина подошла к нему очень близко, нежный овал лица прозрачно мерцал в темноте ее волос, халат распахнулся, обнажая зрелое тело, которое всегда влекло его, но касаться его было нельзя. Он поднял руку и положил пальцы на прохладную бледную шею, прижался лбом к гладкой щеке.
- Ты жива...
- Не дурачься, что со мной сделается, - она дала скользнуть его руке по хрупким позвонкам
спины, а потом, как обычно, ускользнула. - Ты рано сегодня.
- Пусти меня к себе, согрей... - он пытался удержать ее, но она вывернулась и стукнула его по руке.
Незнакомая прежде ярость вспыхнула жгучим пламенем в груди. Опять... Но по старой привычке он попытался смягчить в себе обиду, дать шанс исправить всё:
- Мне так плохо...Ты знаешь, как мне плохо?..Я так скучал...
- Бедненький, - проворковала она. - Я знаю, и даже тоже немножко грустила о тебе.
- Правда?
- Нет, конечно. Будь добр, погуляй еще немножко, мне надо встретиться тут кое с кем.
Он честно пытался сдержать себя, но разве она позволила ему? Разве не подтолкнула?
Как он убивал ее, он не помнил, но страх, тогда впервые на его памяти, появившийся в ее глазах, подстегнул его. Дальше было не остановиться.
Откуда-то взялся нож, легко вошедший как по маслу в ее тело, боготворимое им, будь оно проклято! Разве не говорили ему друзья, что нельзя так любить, как он любил? Он соглашался, но оставался при своем, она же была ему нужна, как воздух, как еда, как питье, но вечно отказывала ему в его правах, унижала, обзывала тряпкой и нюней, своим слабым мальчиком.
Впервые в жизни озверев, он наслаждался этим чувством, и даже когда она затихла, продолжал всаживать в нее нож, а из горла вылетало неразборчивое "не нюня...не..."
Стихия ярости бушевала сладким огнем, оставив бесполезное уже тело, он принялся крушить, рвать и ломать всё, что попалось под руку: крупное - на мелкое, мелкое - на мельчайшее, пока не упал возле лежащего неподвижно на постели тела. Упал и глухо зарыдал на последнем пределе отчаянья.
...Зеркало в ванной отражало замученную мальчишескую мордашку, тёмные скорбящие глаза ангела смотрели на него из отражения.
Он взял бритву...