Переписка в формате А4 - продолжение

Любовь Сирота-Дмитрова
Начало здесь: http://stihi.ru/2012/10/17/1906

САНТО:
Улетаю в Афины.
Связь может прерваться.
Пишите всё равно. Не грустите.

ЛЕС:
Опять без связи…  В почте – ни строки. Струятся наподобие реки часы и дни. (Сравненье – да, избито…) Их полуосязаемый поток скорее равнодушен, чем жесток. Течёт… А я в уют родного быта укутываюсь, точно в теплый плед,  как будто прячусь от возможных бед.  Прохлада – с прытью шустрого пострела – ко мне влезает в дом через окно. Одиннадцатый час. В саду темно, а улица уже офонарела. Дела зовут – но можно не спешить.

Хотела днем прогулку совершить – раздумала: в маршрутке запах дыма, на трассе пробка, как в сосуде тромб… Осталась дома: здесь любимый комп, и все любимы здесь, и всё любимо. Часы  на стенке мерно шелестят, в окне маячит горемычный сад, а дальше – горы дремлют, выгнув спины, густеет ночь, кончается среда, а я пишу неведомо куда… Сейчас, предположительно – в Афины. Когда бы связь налажена была, я б расспросила, как у вас дела, какой погодой встретила Эллада, что чувствуете вы, туда прибыв, где, как поётся, «что ни шаг, то миф»*…

Но связи нет. Я подожду, раз надо.

Мои уже уснули. Я одна опять сижу зачем-то допоздна, хотя, наверно, было бы уместней пораньше лечь, тревогу отпустить… Мне велено писать и не грустить. Я не грущу. Я просто жду известий. Сегодня ждать – конечно, не резон, резоннее смотреть десятый сон… Но сон нейдёт. Гуляю по стихире – и вот, пишу, пока хватает сил – реализую графоманский пыл в любезном вам формате А4. Как хорошо – вот так сидеть без сна и знать, что я на свете не одна, что рядом – те, кто мне всего дороже… Вернуться в юность? В омут тех проблем? Нет, не хочу! Вот разве что – затем, чтоб мама с папой стали помоложе… Но и они – хотели бы назад? Не знаю…

За окном вздыхает сад, мой бедный сад, застигнутый бедою. Угомоню-ка я разбег пера: и впрямь проститься с сутками пора – с очередной октябрьской средою. (Смешно: «перо»! – какое там перо…) Зароюсь в одеяльное нутро – и буду думать… долго… но не слишком – покуда не засну. А поутру… Вдруг мой «собака-яндекс-точка-ру» меня таки порадует письмишком?..
____________
*По дивным песенкам твоим, которым сто веков,
  По древним картам тех земель, где что ни шаг, то миф,
  Я наконец-то изучу язык твоих богов,
  Его хрустальные слова и золотой мотив.
  (М.Щербаков. «Во славу Греции твоей…»)

САНТО:
Да, мысли, Любчик, в общем, не свежи – вот и на вас посыпались горохом вещуньи мойры (это – без подвоха) – Олимп – в Новороссийские стиши. В 13-м Ущелье – был на днях… Афины спят. Акрополь на камнях.
«Томленье духа», друг мой, суета – не я изрек: слова Экклезиаста. Его-то ценят, я же – для балласта: что звук для глаз, цвет слуху? – Пустота. Сократ – и тот руками разводил: "Я знаю то, что ничего не знаю!" – Вполне фундаментально разделяю. А греки – мол, Сократ нагородил! Никто пути не знает своего! Напрасно архаический философ страдал от риторических вопросов: зачем живем, мой Боже … для чего?

Напрасно вдаль гляжу, нахмурив лоб, в гряду веков, на звездный гороскоп, куда вперял пытливый зрак мой пращур, а до него – гигантский злобный ящер, и дико фантастический циклоп – свидетель зарожденья новой эры. –  А может, это выдумки, химеры?
Но кто, мой друг, сегодня разберет?
Прокручиваю Время – фильмоскоп: назад во тьму, в прошедшие миры, где бритый ангел с ведьмою крылатой… в соитии сплетались многократно.
Освободясь от панцирной коры, земное сладко вздрагивало ложе, мир обновлял чешуйчатую кожу, лимонный свет из лунной тек норы…
Я шел в Акрополь, думал, хлеб жуя, как запекался свет в зарницах дня, в аортах жарко дышащих вулканов, как вены рек разбрызгались фонтаном, менялся климат, мучилась земля.

Венец Творца, царь жизни – Человек – повел отсчет судеб, за веком век!  По божьему? – безбожному закону, кропила кровь всегда его корону.
Как ни сжимал трезубец Посейдон холодной дланью, жесткой и шершавой, но рухнул  щебнем старый Парфенон, не удержал и Зевс своей державы. Спасибо, что Акропольский фронтон запечатлел Олимпский марафон.
Гляжу, как Рим врагам корежил плоть, но Рим – не мы! – еще страшнее скифов! Проигран бой кентавров и лапифов, и в христианстве вызрел свой Господь. Он заселил туманный небосвод, который состоит из сточных вод; всю твердь и хлябь, и глыби океаньи… С Ним человек  менял свое сознанье. Зачем  цивилизации земли крушились, как большие корабли?… Куда девались майя и ацтеки? – Исчезли, точно высохшие реки.

Еще я думал, смысл ища, о том, что мир, крошась в кровавый бурелом, вытаптывал греховное двуличье, идя вперед буквально напролом. Но, в сущности, не изменил обличье. А что же дальше было что, потом?
В историю, ногой – как в стремена!… Исчезло ассирийское Урарту, рабы восстали, но погибла Спарта – народы разные, судьба – одна.
Но вот Нерон в Империю вошел, как в нашу басню белая ворона. Сенека плохо воспитал Нерона, и Рим вконец был им распотрошен.
Галопом по европам – бег времен… прошли века; на нас Наполеон свалился тяжко неподъемным грузом. Но получили по мордАм французы.

А чем еще-то отличились  мы? – У нас марксизм делил и равновесил, ужасный призрак злобно куролесил и тоже полетел в тартарары. Лет семьдесят помучил и почил. Я так и знал, я так и говорил! - Взорвет российский дух своей Помпеей дурацкую немецкую затею!
А что сегодня? – новая игра: дошло, что Фрейд извлек из подсознанья свои, весьма, интимные, желанья, мы стали откровеннее, пора... Теперь погашен  этот липкий вексель, и граждане задумались о сексе. Воздали быстро Эросу амуры и завели российские гламуры.
Но Фрейд не знал на главное ответ: пока наладит жизнь толпа простая, глядишь, опять прольется  кровь живая, и в мире снова станет больше бед.
Всегда, во все подлунные века беда и благо – слиты как река, они шутя в одно впадают русло, поэтому и свято место пусто. Всем общая намечена гряда – в потусторонний мир ведет дорога, и падший ангел тем дороже Богу – чем неразрывней благо и беда.
Непостижима сущность бытия.
Как вехи человечество итожит? – Не лгать само себе оно не может!
В чем смысл? – А смысл в отсутствии вранья!Давно изобретен детектор лжи. Не знаю – чем, кому он помогает? И ни один мудрец, увы, не знает, как жить без крови, боли, и вражды.
Выходит, прав старик Экклезиаст: под солнцем все избито и не ново. И всё же человечество готово продолжить бесконечный этот фарс. Зачем? – Чтоб поглядеть на белый свет, чтоб гибнуть, и затем опять рождаться! Чтоб снова неустанно убеждаться все в той же грустной суете сует.
Вот и вай-фай – врубился интернет. Я Вам письмо на яндекс отправляю. Как дальше связь? – Пока не представляю. Пишите, дабы не терялся след.

ЛЕС:
Вчера проснулась, глядь на монитор – точней, на календарь: какая дата! Об этом дне написано когда-то: «Роняет лес багряный свой убор…» Лицейский день! Любил друзей поэт. И, праздник отмечая в одиночку, писал (тогда в столбец ещё – не в строчку): «Печален я: со мною друга нет…»  Как трудно было в прежние года – без телефона и без интернета. Когда бы был мобильник у поэта – он всех друзей бы обзвонил тогда…

Я думаю о временах иных – и не могу представить без усилий: ни самолётов, ни автомобилей – скачи по тракту на перекладных… От этих скоростей сойдёшь с ума. А почта! – жди неделями письма! Какое всё же благо интернет – склоняюсь перед техникой в поклоне. Вот вы сейчас, к примеру, в Барселоне, а я пишу – и через миг ответ. Но скорости – не средство от тревог, мобильность – от тоски не избавленье: нет писем пару дней – уже томленье. Спокойствию быстрей выходит срок.

Но нынче передышка: вы в сети, и нет причины маяться в тревоге. Стемнело. Дню подводятся итоги, и на душе – спокойствие почти. Шагает по горе фонарный строй, «ночной зефир» колеблет занавески, луна бледным-бледна в фонарном блеске, и сад печально дремлет под горой. Течет по дому темнота и тишь. Всё время я пишу вам ближе к ночи, днём сочинять – сознанье не охоче…

Но прочитала днём ваш новый стиш. Там мыслей – на поэму. Или две. Вы там века истории взрыхлили и столько мыслей воедино слили в своей неутомимой голове! Сегодня не готова. С утреца, проснувшись с отдохнувшими мозгами, – с героями, злодеями, богами я разберусь с начала до конца.

Ну вот и полночь.  Пляшет мошкара под невысокой лампою овальной какой-то странный танец ритуальный. Вниманье расплывается… Пора. Письмо коротковато в этот раз. Но ничего. Пока инет в порядке, и пашет комп, и дух мой не в упадке – ещё достану письменами вас…

САНТО:
Мотаюсь, друг мой, пО миру. Пока – в Европицу заехал самолетом. Кудрявятся, барахтаясь за бортом, амурнокучевые облака. Их плавниками потрепал слегка – акульими у самолета, кстати, хотя он сам серебряный, как статер*; лицо – дельфинье. Я к стеклу приник – дельфинье! И акуловый плавник!
Едва взлетели мы, кругом овечки заблеяли – туманные стада… Внизу дома – оплавленные свечки, лазурит средиземная вода.
Где драхмы? – Скудогреция больна, на хлеб не заработал ни хрена.
Хотя бы на понюшку табаку разжиться, каплю соли выжать с моря!
Но стянуты ремни, поджар живот. А в принципе, еще не мор, не горе – продержимся… вот сколько – месяц, год? – не знаю даже, что в дальнейшем ждет…
Трепещет самолет мой, как блесна, ныряет в айсберг облаков мохнатых, дождлива осень, жаль, что не весна. Прощай, Акрополь! – кариес щербатый.
У пропилеев пара древних львов – тюленями (мутация веков!) лежат: затерты ветром лапы, морды – увы, тюлень – не то что львина гордый.
В Испанию забрел – опять попытки, борьба за жизнь, покамест не на смерть.
Мир в кризисе, с народа рвет по нитке, стегает государственная плеть – но не война! Залоги есть, кредитки…
Рад строчке Вашей – Пушкиным согрета, теплом душевным тянется ко мне.
Я не на белорозовом коне, но и не жду в субботу кончик света.
А может, в мире мы не зря следим? Останется живое от поэта, пока вполне здоров и невредим. Не проиграем, песня не допета. Не проиграем! – значит, победим!
___________
*Статер – древнегреческая монета

Продолжение: http://stihi.ru/2012/10/26/5007