«Жизнь, - бормоча, - всего лишь борьба со смертью,
либо с мечтой о смерти.
Кровь – плененное море, пощипывающее берега.
Плещется, глухонемое, то тише, то гневно.
Ни бичом, ни смирительной рубашкой аутотренинга –
не сдержать».
«Бог, - вздыхая, - всего лишь златое очко на небе
для наших криков.
Крик – последние руки души, утопающей в боли,
вязнущей, раскоряченной, орущей дико…
Смех – сошедший с ума бубенец во просторном поле».
«Долг, - кривясь, - овчарки сдохшей прикус,
что челюсти не разжала.
Смысл - …» И далее, далее, сноровисто,
словно плетя сети.
Юркий челнок – рассудок, живой, как дети,
с любым заданием справится.
Подвижно кривляясь,
ликуя от собственной ловкости –
маленький робот служивый.
Ах, как он рассыпется,
разбившись,
с размаха ударившись,
растеряв все свои шестеренки
о белую стену света