Женщины, смотрите лучше, и будет вам щастя!

Вик Лови Тор
                Гале Заславской

Не люблю я, когда при мне мужчин хают огульно, ну, типа, «все мужики сволочи, и одно у них на уме». Есть, конечно, и такие, но есть, у которых на уме и два, а то и три.
Правда, так же не люблю, когда и про женщин смаху, мол, «все бабы – бл…»,  ну, типа, блондинки. Неправда, и среди женщин встречаются не такие совсем! Иногда. Правда, я сейчас не о женщинах речь веду, а о мужиках.

Нравится мне это слово – «мужик».  Ну, что «мужчина»? Гендерное понятие, и не более. А мужик – это букет смыслов. Крепко стоящий на земле. Сильные умелые руки, привычные и к топору, и к мастерку, и к гаечному ключу. Он и себя защитит, и слабого в обиду не даст. И про него говорят: «Пьян, да умён – все угодья в нём». Опора и надёжа, одним словом.
И не надо говорить, что в жизни не осталось таких. Осталось! Только смотреть надо…

*
Дело давнее, я молодой ещё был, и сломал руку. Понятно, дали бюллетень. А жена и рада! Дочке - полгода, и меня с утра отправляли гулять с ребёнком в коляске.
Вот и гуляю в парке. Устроился на лавочке, дочка в коляске спит, а я по сторонам глазею. «Колясочников» много, но, в основном, бабушки, хотя и мамочки есть, и очень даже ничего собой.
Напротив парка, через дорогу, стройка, обнесённая глухим дощатым забором.  А из забора торчит здоровый кусок проволоки, чуть не в палец толщиной,  перегораживающий весь тротуар.  Наблюдаю за народом.
Кто-то недоумённо остановится, подумает, и обойдёт преграду по проезжей части. Кто-то пытается переступить, кто-то, наступив, прижать к асфальту. Но все почти ругаются.  Так прошло с полчаса.
И вот идёт мужик. Немолодой уже, явный трудяга, в рабочей куртке, с «Беломориной» в зубах. Подошёл, чертыхнулся, погасил окурок, и в несколько секунд голыми руками скрутил проволоку в бухточку и заткнул её в щель забора. Глянул на руки, обтёр их о куртку, и пошёл дальше. Мужик…

*
Зима, вечер, оттепель. Еду в машине по мокрой снежной каше, и около платформы «Окружная» попадаю в пробку. На Т-образном перекрёстке поцеловались два джипа. Мало того, один клыком «кенгурятника» подлез под бампер другому, и разъехаться – никак. Придурки уже отругались, оба стоят и жалостно смотрят на сцепившиеся машины, а вокруг толпа стоящих и сигналящих машин. Тоска…

Тут из кабины фургона «Хлеб»  появляется ещё один персонаж. Молодой, лет тридцати, парень, высокий, в телогрейке и  кирзовых  сапогах, на голове – солдатская шапка со звездой. Подошёл к джиперам и зычным голосом спрашивает: «Ну, что, долго будем му-му е…ть?» Те виновато пожимают плечами. «Понятно! Слушай мою команду! Домкрат есть?» Хозяин джипа с «кенгурятником» полез в багажник, достал домкрат. Командир глянул на него и рявкнул: «Засунь его себе в зад! А лучше выкинь в кусты.» И крикнул, обращаясь к страждущим автовладельцам: «Эй, у кого есть настоящий гидравлический домкрат?» Домкрат нашёлся. Зацепленный джип стали поднимать. Эх, совсем чуть-чуть не хватает… Командует хозяину «кенгурятника»: «Спускай колесо!».  Тот заблеял: « А как же я… У меня насоса нет…» «Жопой сядешь на пистон и надуешь! Эй, кто-нибудь, дайте ему насос!» Зашипел воздух,  джип осел, и клык «кенгурятника» выскочил из-под бампера.  Ещё минут пять у Командира  с несколькими добровольными помощниками ушло на организацию разъезда машин. Через десять минут и я уже катил по Алтушке в сторону дома и думал про себя: «Да,  Командир – мужик!»

*
Раннее зимнее утро, еду в автобусе на работу. Дежурный утренний скандал уже отгремел, но бубнёж ещё слышался со всех сторон. На остановке у храма Воскресения Христова в автобус вошёл мужичок. Немолодой, маленького роста, щуплый, я бы даже сказал – тщедушный. Никто не обратил на него внимания, спеша доругаться – конечная скоро. И вдруг мужичок произнёс два  слова всего. Нет, он не крикнул, он сказал: «Тихо, бабы!». Но как… Казалось, в автобусе прозвучал то ли набат, то ли пароходный гудок, то ли большой церковный колокол. Бас неимоверной красоты и мощи! В автобусе воцарилась тишина – муху услышишь. У метро, на конечной, народ выходил из автобуса тихо и осторожно, не толкаясь.
Нет, это не мужичок был, это – мужик!

Я только до сих не понимаю: как в таком небольшом теле мог умещаться такой голос…