Некрасивая женщина в гостях у полковника.
Он руку ей жмёт,
целует её в щёчку, или в усы,
а сам подтягивает часы.
Они на руке ему велики.
Некрасивая женщина думает:
настоящий полковник,
немножко мужлан,
немножко скромник,
эполеты его горят,
а глаза блекнут,
Видимо, воевал в Германьи,
там где пекло.
Полковник думает:
фифочка,
серая мышь,
замарашка,
ничего, сойдёт на безрыбье,
да под рюмашку.
Соседи косятся,
дворник-татарин
лепит бабу.
"идут белые снеги" -
поэт марает бумагу.
И вот запела женщина ариозо.
Денщик полковника,
протрезвевший, встал в позу,
смахнул слезу,
виновато прочистил дуло
у револьвера.
Пусть бы его на время замкнуло.
Не убийца ведь он,
не злодей ведь, право.
Может, будет скоро дуэль,
а может расправа.
Если б полковник стрелялся с поэтом,
тот выстрелил бы в воздух,
или в газету.
А журналюга речист,
зол, конфиденциален,
никаких извинений.
Не понимает.
Пьёт пиво очаковское и бормотуху.
Вот такие жлобы,
наверное, и замочили старуху
достоевскую, -
странную,
вредную,
злую бабу.
А ведь когда-то
девушкой была иванотургеневской, -
красивой, нежной.
Жизнь казалась
манящей, цветной, безбрежной.
А теперь вот
дуэли,
бабушки,
наши надежды,
и муки.
... всё смешалось в доме Облонских...
дети,
внуки...
Все устали смеяться,
плакать,
давать взаймы,
взятки,
богу молиться,
медитировать
... скоро святки...
Мы, обречённые,
уходим в поле
нечистых мыслей.
Дом с мезонином
"Люблю тебя, милая,
Добрая чистая,
только свистни!"