Моя верность убьет любого, если б только о ней писали, или, может, кричали песни на концертах в забытом пабе. Но о ней не писать, не думать, ведь о ней никто не узнает, да и может так даже лучше, меньше боли сопливой бабе. Меньше думать, что вдруг услышишь, как за сотнями капель соли кто-то ждет, что вернешься в город, переполненный пустотой. И не надо скрывать, что знаю о какой-то диане, оле и о сотнях других, быть может, что под стоны зовут тебя «мой». Не уйдут из сосуда «сердце» все предательские запреты: «не смотри на немое фото» и «не слушай знакомых песен, что поют лишь о том, что было, но кануло в разливе Леты» и любые надежды в то что этот мир невозможно тесен. Не бояться мне колких взглядов, переполненных сожалением и по тысячу раз «всё в норме» сострадальцев не отшивать. Каждый раз, выходя на люди, запасаться стальным терпением и просить не пытаться выведать, что мне хочется лишь скрывать – мне не надо.
Под желтым взглядом непослушных лучей из неба я могу со своей душою нараспашку ходить вокруг. Потому что не интересно, никому ведь оно не надо знать, что нервы тихонько тонут или, может, сгорают вдруг. Если слышать никто не слышал, что когда-то там мы расстались, и понятия не имеет, что страдать я должна сейчас, то становится только легче, нафиг мы посторонним сдались?
Не всплакнет одинокий странник, что мой верности дух погас.
----
Не в ближайшие сутки, неделю и, наверное, даже не месяц,
Но однажды погаснет верность, точно зная сей нужный час.