Фидий по пьяни сболтнул мне, что пальцы твоих ступней
С мраморным привкусом возбуждают куда сильней,
Чем Афина-Паллада и ейный папаша Зевс,
Громыхающий средь небес.
С ним я, бесспорно, согласен, хотя и не древний грек.
Думаю если б Гомер двадцать первый век
Выбрал для ПМЖ – мы б искали среди витрин
Ириаду Гомера, блин.
Жаль мне, что я не Ахилл, не Аякс и не Одиссей:
Ты стоишь больше, конечно же, жизни всей –
Только мертвым героям по силам оплата за
Отраженье в твоих глазах.
К мертвым, а также к немертвым поэтам (не все ль равно)
Ты равнодушна, ведь стихи сочинять давно
Стало делом немодным – не то что считать бабло.
Мне, короче, не повезло.
Ты, вероятно, мне скажешь, что снова я не о том.
Сердце для мраморной статуи есть фантом,
Отпечаток влюбленности в скульптора, чья рука
Поднимала за облака.
Кто ты такой, – ты, наверное, спросишь, – и сделал чё,
Чтобы хотя бы о чем-то, хотя – о чём?
О пустой болтовне, несбывающихся мечтах?
Да пошёл ты на х…
Да уж, иду, убегаю, что мочи есть, мчусь стремглав
От заклинания смерти «I don’t love».
Но все время пока я бегу, жизнь идет ещё.
Только это обратный счёт.