вальдемар лацис работает дворником в доме,
что находится в самом сердце москвы.
в районе, татар потомственных кроме,
живёт лишь пара китайцев да выходец из мордвы –
новый татарин, выскочка, но жутко богатый.
развернулся на каспийской нефти, но всё же
не поумнел – так и спит (говорят) в парчовом халате
с пайцзой на груди. ему бы плюнули в рожу
каких-нибудь лет тридцать назад, а лет пятьдесят –
законопатили бы на сибирские рудники.
а вот теперь демократизация, говорят,
толерантность и прочие импортные грехи.
прежнего дворника обезглавили за лиходейство,
выдержав перед этим, как следует на колу.
думает вальдемар, что-то всё же к лучшему делается,
максимум, выпороть теперь постановит улус.
эвон, о прошлом годе угнали у джучи мустанга –
четыреста лошадей, для любого татарина не пустяк.
дворник проспал, конечно, но обошлось без зиндана.
выпороли, да сунули в рожу кулак.
(автокрадов, кстати, нашли на другие сутки.
вздёрнули прямо на месте. мустанг – не шутка.)
вечереет. с подмосковных пастбищ идёт туман.
вот уже в небе первая звезда засияла.
вальдемар заканчивает работу и лезет в карман,
достаёт ключи, запирает двор и идёт к подвалу.
на ужин – постный плов и кумыс, шурпа из овощей.
телевизор отчаянно рапортует о новых успехах:
на последней олимпиаде вновь впереди планеты всей
сборная золотых бунчуков и полумесяца. эх,
то-то жилось бы здорово, думает вальдемар,
если бы белых братьев уже, наконец, прижали.
стоило бы зачистить молитвенные дома
и запретить повсеместно ношение белых шалей,
нательных крестов и прочее непотребство.
не понимаю, думает он, поправляя настенный крест свой.
всё, как положено – строго в красном углу,
и только дома, на улице – никакой символики.
а всё толерантность, бормочет он тихо, угу –
корчат святых, а сами сплошь алкоголики.
прошлый раз показывали в телевизоре этих братьев –
пьянь сплошная. понаехали, иваны, на наши головы.
нет, бубнит он под нос, не понимаю я этой демократии.
омывает руки, лицо. прочищает горло.
не знаю, шепчет вальдемар, наверное, и не смогу понять.
молится о хорошем грядущем дне.
ложится спать.
ворочается с боку на бок, долго пытаясь уснуть,
вспоминает лифляндское взморье, детский солёный берег.
он погружается в волны и уходит на глубину.
как рыба. большая немая рыба.
он в это верит.