На гармошке играя вальс,
Серб заглядывал в наши лица...
Осень рыжая, как Чубайс,
Не сдаёт до сих пор позиций.
А в накуренном кабаке,
Человеки жужжат, как пчёлы.
В ослабевшей моей руке
На хранении - лоб тяжёлый.
Подперев себя изнутри,
На других гляжу исподлобья:
От зари, вот так, до зари
Отрываются, как ковбои.
Окунаются в этот шум,
Под надёжным сидят кессоном.
И настраивают свой ум
Мне не явленным камертоном.
Я пытаюсь стереть с лица
Знаки времени и усталость...
И в рабочие их сердца,
Вместе с осенью - входит старость.