Работа у него - не корм давать в корыте,
а наливать в бокал и стерву звать в постель...
В гримёрке у него портретик Нефертити,
живёт, где окна бьют и двери рвут с петель.
Пусть критики шипят, перевирая имя,
не лгали - ни Мольер, ни арфа, ни гобой...
Не волей, не хребтом, а чувствами святыми
он поднимал себя и поднимал собой.
Но улыбался бас из оркестровой ямы,
и маргинал поэт дарил в альбом стишок.
А в том стишке, увы, не пушкинские ямбы.
Окончится спектакль, останется ожог.
И грамотку дадут по факту юбилея,
но даже подшофе друзьям не скажет он,
что снился белый конь - степных снегов белее.
Наденет чёрный фрак и выйдет на поклон.
Не вечны силы гнуть и для искусства спину
и подбирать цветы со сцены до седин.
Но дали свет в партер, он глянул в середину -
там ели шоколад, но был в слезах один.