В маленьком провинциальном городке на Полесье в послевоенные годы большинство детей никаких конфет, кроме «подушечек», не пробовали, а тем более шоколада. И, естественно, желание отведать его было огромное.
Однажды летом, когда мы с подружкой на лугу пасли гусей, к нам подошел соседский Витька Яжевский, встряхивая в руках коробкой из-под «Монпансье» и посасывая что-то за щекой. Он спросил, хотим ли мы шоколадное драже. Если да, то он поменяет каждое драже на пуговицу (на них играли во все азартные игры).
Мы с готовностью согласились и, оставив на него гусей, побежали домой за пуговицами. После войны лишних пуговиц не было, а если учесть, что мои три старших брата играли в эти игры, то все, что можно было отрезать, - уже отрезали. Оставались кальсоны отца.
Никого дома не было, я вытащила из сундука кальсоны, отрезала все четыре пуговицы и отнесла Витьке. Он отсчитал четыре темных шарика. Зимка принесла только две пуговицы от маминого лифчика и получила две конфетки. Я сразу же отправила в рот все шоколадки, но, почувствовав горьковатый вкус, удивилась, на что Витька пояснил, что шоколад всегда горький, и тут же исчез. А Зимка, положив в рот одну конфетку, тут же ее выплюнула, закричав: «Это же козьи бобошки!». Но у меня во рту уже все растаяло, и я, как ни старалась, не смогла выплюнуть, так что «драже» попало в пищевод. С тех пор я не верила тем, кто угощал меня бесплатно сладким.
Однажды, когда мы играли возле дома в «классики», из центра города возвращались девушки, и одна из них – Лида Павленко, взяла из пакетика кусочек, похожий на глину, и стала меня угощать, уговаривая съесть его. Я расплакалась и выбросила этот кусочек в дорожную пыль, сказав, что «шоколадом» меня уже угощали. Она удивилась, взяла снова кусочек содержимого пакетика и стала сама есть, приговаривая, что это очень вкусно и называется «халва».
После этого я решилась попробовать. Впервые в жизни я получила истинное наслаждение! По сей день я не могу забыть тот изумительный вкус: сладость с ароматом подсолнуха.
Да что там говорить о сладостях, если мы не наедались тогда простого хлеба. Мама три раза в день нам, пятерым детям, давала по кусочку хлеба к пище, а оставшийся прятала в сундук под замок. Самым любимым лакомством был кусочек хлеба, политый маслом и посыпанный солью. Когда родителей дома не было, старшие братья спиливали гвоздик, на котором держался язычок от запора, и, не трогая замок, открывали сундучок, честно отрезали всем по кусочку хлеба и смазывали подсолнечным маслом. Затем снова вставляли на место гвоздик, и сундучок был «закрыт». Мама была в недоумении: куда девался хлеб, ведь ключ она носила при себе? Когда она сказала об этом отцу, тот сразу нашел нашу лазейку. После его «профилактики» ремнем (причем порол всех сразу), больше сундучок не запирали, но и хлеб без спроса никто никогда не трогал.
Как-то в новогодние каникулы подружка из соседней квартиры – Нина попала в больницу с воспалением среднего уха. Я прибежала ее проведать и увидела, как больным раздавали обед: борщ, картошку с котлеткой и компот с белым хлебом. Я стояла у стеклянной двери вестибюля и смотрела на все это голодными глазами… Впервые в жизни я испытала чувство зависти к больным. Нина увидела меня и тут же запрятала котлетку с хлебом в карман, а потом, после обеда, вынесла ее мне. Мы сидели в вестибюле на подоконнике и ели этот хлеб с котлеткой вдвоем, пощипывая по маленьким крохам.
Мне так хотелось заболеть, чтобы хоть немного покушать вкусненького в больнице! И когда я возвращалась домой, то принялась есть снег и натирать им щеки. Во дворе сбросила валенки и стала бегать по снегу босиком. Придя домой, сказала маме, что я заболела, и попросила, чтобы она отвела меня в больницу. Ноги, руки и щеки у меня горели, как огонь, и мама уложила меня в постель, поставила градусник. Но температуры не было… Для профилактики мама растерла меня козьим жиром и напоила чаем, настоянным на ветках смородины и малины. Я разрыдалась: рушился весь мой план! Напрасно я бегала босой по снегу и глотала его холодные комочки… Когда я в этом призналась, отец «подлечил» меня еще и ремешком.
Самое удивительное, что, хотя мы жили очень бедно, питались скудно, но – сколько себя помню – никогда не болела. Моя мечта детства – полежать в больнице так и не осуществилась!