Тяжелеет холодное небо, замыкая зрительный нерв
стеклянно-мёртвенной архитектоникой пара.
Побледнев от свободы, взгляд, отливается каменно-белой
безутешной тишью дорог, мостов, тротуаров.
В снежно-червлёное сердце влито пустое пространство,
выбита почва, выветрен пульс.
Интерлюдия между осенью и весной, как ницшеанская
проза под флягу с горькой, и парочка верных пуль
на закуску из ржавого револьвера. Затаённым дыханием, окна,
исподлобья, ловят кристаллики льда. Туда-сюда, туда-сюда
по проводам шелест, шёпот, шорох, гомон –
перепись слухов конструирует новое небо и новую землю, семеня
словами на цыпочках. Безошибочно ставлю на кислые корни весны,
на вяжущий сон, на любовь, на циклон, на диапазон празднословья.
В низовьях рябиновых зорь, в рассвете бессмертной луны –
свинцовые веки смыкая, белая кошка у изголовья.