запорожка или конёк-горбунок возвращается

Виталий Пивень
          Запорожка

На перекрестке трёх дорог,
Где даже враг пройти не смог,
Где немцы, турки, шведы и поляки,
Не раз сложили свои флаги,
Заманчива была Москва и Тула и Йошкар-Ола,
Но по дороге гнус, комар и мошкара,
Средь комаров так тоже патриоты,
Ни кто не даст топтать своё болото,
Хоть воин мал, но очень острый штык,
И жалит точно, остро—уши, нос, кадык,
Хоть мал тот штык—но очень точно бьёт,
За Родину чужую кровь прольёт,
Своим отважным носом-шпагой,
Без устали, жужа, с отвагой,
Так больно ранят супостата,
Что те в бега—пришла расплата,
И не спасёт ни щит, ни латы,
Броня с железа, маскхалаты,
Ни мази, кремы, ни отвары,
От полчищ тысячной оравы...
Спасенье для врага—нелётная погода,
Но тут беда совсем другого рода—
Синеют пальцы, счиплет нос—
На поле битвы—генерал «Мороз»,
Ведь это он не даст стоять на месте,
Не есть, не пить, не думать о невесте,
Ни саблю не точить, не чистить ствол у пушки,
Когда уж волосы примёрзли на макушке,
Бери врага хоть вилами, граблями,
Когда примёрз к ружью обеими руками,
Не разбирает он чинов, ни званий, ни отличий,
Кого «кусать», ему уж безразлично,
Хоть буть ты генерал, хоть стар ты или молод,
Страшней мороза будет только голод,
Земля богата, реки полноводны,
Но у гостей незваных животы,
Всегда будут голодны ,
Не будет лезть им в рот, кусок от нашего стола,
И мёд будет горчить, вода с ручья—смола,
Горячий хлеб, парное молоко—
Всё это как в мечтаньях далеко...

Но лучше всех штабные карты путал им «дурак»,
То не туда завел, то в лес, то в буерак,
То «вывихнул» плечо, то «подвернул» он ногу,
То улик пнул ногой, в медвежью влез берлогу,
То в брод, где обычно было по колено—
Теперь с воды торчат одни лишь только шлемы,
Где шла дорога через горы и лески—
Теперь болота там, зыбучие пески,
Не знает он порядка, дисциплины,
Всё делает не так, с под палки иль дубины,
А коли по спине его гуляет кнут—
На всяки хитрости способен этот «плут» :
Чтоб лапти не топтать до речки,
У щуки выпросил он чудо-печку,
Не надо карт, пергамента и свиток
Коль путеводный есть клубок из ниток,
Чтоб в битве не мешали кушать леденец,
Забрал в Кощея меч он кладинец,
В жару и холод, в снег и в непогоду,
Домчат курьером лапти-скороходы,
Сквозь стенки, рвы, сквозь стражу без заминки,
Не обойтись без шапки невидимки,
Не тратит денег он на бусы, кольца, побрякушки,
Купчих, боярынь нам не потянуть—давай лягушку,
Раз поцелуешь—вот тебе жена,
Хозяйственна, приветлива, верна,
И рукодельница,умна и мастерица,
На конкурс красоты—и тут она царица,
Два поцелуешь—на лицо регресс—
И снова жаба, в глушь , в болото, в лес.

С таким-то грозным арсеналом,
Пол-царства «хапнуть» можно даром,
Не любит наш «дурак» балы и светскую тусовку,
Ему бы хлеб косить, да убирать морковку,
Дрова рубить, таскать бы воду с речки,
Да греть бока у своей тёплой печки,
А ратный подвиг—вот прихлопнул муху,
Что так назойливо жужала возле уха...
Но если кто чужой, обидел честный люд,
Того злодея неприятности тут ждут,
А если кто забыл, не хочет брать на веру,
В истории такие есть примеры...

                1245г

Собрались как-то немцы в зиму к нам «семьёй»,
То-ли рыбачить, толь за какой другой бедой,
С жильём у них проблемы, с урожаем иль с едой,
На озере построились «свиньёй»,
Блестят мечи, щиты и копья, латы,
И сбруя тяжела, доспехи не из ваты,
И вышли все рядком на тонкий чудский лёд:
«Под нашу музыку, тут русичи нам спляшут хоровод»
 А наши мужики оделись как в сезон—
Тулупчик, валенки, не греет тут нейлон,
Оружие зачем, когда в руках дубина,
Подковы гнёт в руках, такая вот «детина»
Зачем тянуть «базар», когда в печи томятся щи,
А подо-льдом не кормлены ни раки, ни лещи,
Коль не удастся избежать тут драки,
Для пользы дела будут сыты раки—
И заманили немцев там, где глубина,
Напились вдоволь все они озёрного вина,
Куда девалась спесь и чванство—
Все потонуло вместе с их убранством,
Не надо думать, что ты умнее дурака,
В ответ он даст ещё сильнее тумака,
А был дурак тот умный, смелый, дерзкий,
В народе чтят его—князь Александр Невский:
«На том стоим, на том стоять мы будем—
Кто к нам с мечом прийдёт—того мечом погубим»
    
                1380г.

Прошли года, урок забылся даром,
Пришли другие, за бесплатным тут товаром...

На поле Куликовом собралось народу тысщи,
Татар, монгол, других их братьев тьмище,
Приехали за данью, последних триста лет,
Разграбить пару стран, увидеть белый свет:

«Верблюдов и коней пасти на чистом поле,
Красавиц русских в плен, не по своей-то воле,
Что могут русичи против орды такой,
На берег Дона, будем мы водить коней на водопой,
А пустим стрелы—небо станет чёрным,
От крови вашей—поле мокрым дёрном,
Из ваших черепов—воздвигнем мы курганы,
Всё что останется—так это пыль, славяне,
Забудут дети вас,  и род, и сказки стариков,
И превратим в послушных и безвольных мы рабов.»

«Нет хуже, чем татар, незваных в дом гостей» --
Помял им Пересвет немножечко костей.
Горели пятки у Мамая от приветствия такого,
Досталось поделом от Дмитрия Донского.

                1613г.
Когда Сусанин взялся за игру «Зарница»,
Не знали правила поляки с заграницы,
Им нужен приз—то шапка Мономаха,
Не тюбетейка, кепка, кипа, не папаха,
Раскинулись леса кругом и в даль и в ширь
«Подвел поляков он под монастырь»,
Ходить лесами напрямик—теперь не проведешь,
Скажи Сусанин—и поляков прямо в дрожь,
Такие вот в лесах у нас  метаморфозы,
Пропали вмиг и люди, кони и обозы,
Кто хочет тайно, подкупом, коварством,
Через измену, подлость, вероломством,
Взойти на Красное Крыльцо в Москве—
Всем места хватит места в Матушке земле.

Известно теперь всем—одет мужик в тулуп,
Не значит что он глуп и туп,
Не ест суфле, не гнется в реверансах,
За-то не счесть других его талантов:
Природный ум есть, хитрость и смекалка,
Не соблазнишь ни пряником, а не заставишь палкой.


                1709г.
И шведы заезжали под Полтаву,
Шли как на праздник—то же мне забава,
Ведь шведский штык, не знал до сели пораженья,
Ни горечи утрат, ни тягот окруженья,
Полны обозы пуль, пороху, картечи,
И гренадеры-молодцы, готовы все для сечи,
Наточен штык, и сабли все остры,
Забиты пушки, кони все быстры,
Но просчитался Карл, когда он сел за стол,
И раньше срока стал вкушать победы разносол,
Попортил наш «дурак» и аппетит и нервы,
Не глупым был, великий Пётр Первый,
Политик и кузнец, моряк и царь и плотник,
Гвардейский капитан, лихой казачий сотник,
И до-сих пор гуляет там смешок:
«Наелись шведы под Полтавой галушок».
Окно в Европу прорубил на Балтике к обеду:
«Теперь отсель грозить мы будем шведу»,
И заложил там город, верфь, столицу,
Куда по красоте Парижу, Вене, Ницце,
Ну оказалось прямо ложка дёгтя с мёдом бочку—
Поставил на господстве иностранцев на море он точку.







На перекрёстке трёх дорог,
Одна шла прямо в град-столицу,
Одна обратно—за границу,
А третья, ниткой меж лесами,
Вдоль речек, холмы огибая,
Сквозь горы, чистыми полями,
Так пропадает где в глуши,
Что и не сыщешь на Руси,
Идет туда, где нету газа,
Подальше от людского глаза,
Где царской власти там указы,
Там выполняются не сразу,
Тут с хитрецой народ живет—
Вдруг новый царь опять прийдёт,
Заставит вновь зимой он сеять,
А летом рожь под снегом веять,
Весной подсолнух убирать,
Чтоб в сентябре его сажать...
Не по указке тут царя
Восходит алая заря,
Луна тут светит жёлтой тенью
Не по-царёвому веленью,
Обед тут во-время—в обед,
А ни когда велит декрет,
А солнце скрылось—все тут спать,
С утра ведь не царю вставать...

На перекрёстке трёх дорог,
Одна шла прямо в град-столицу,
Одна—обратно за границу,
А третья—всем чертям на зло,
Плелась в российское село...

На этом пятачке в шесть соток,
Забор из брёвен, старых досок,
Да дом рублёный в три окна,
Их них округа вся видна,
Отец жил, с ним ещё три сына,
Старшой Прокоп—ну та ещё детина,
Работал мясником на рынке,
Сметану ел за раз,он по литровой крынке,
Проблема у него—не знает как «сложить»,
Зато  «отнять» он может, хуже—«поделить»,
И получил в народе «уваженье»,
Не за свой тонкий ум, а бицепсов сложенья,
В нужде поможет он—даст деньги под проценты,
«Разденут» до гола, такие дивиденды.
А кто просрочит время —сразу в лоб,
Такой вот «дипломат» Прокоп.



Данила средний—тоже молодец,
Любил харчо и холодец,
Умом не блесчет, хоть созрел летами,
Торгует с прибылью заморскими цветами,
За-то он любит карты лики,
Не с географии, а черви, бубны, крести, пики,
Коль сядешь с ним играть—разденет до трусов,
Достанет семь тузов из рукавов,
Свои провёл он трудовые вёрстки,
Он в нарды, домино, напёрстки.
Одетый был мужик, а смотришь—в неглиже,
Такой Данила ловкий «атташе».

Довольны жизнью Прокоп и Данила,
Не надо тонкий ум, коль грубая есть сила,
Когда вокруг так много простаков,
Не надо думать, просто ловкость рук—
Мужик уже без кошелька и брюк,
Так рады за себя и этим очень горды,
Хватает им ума на детские кроссворды,
Дана ведь голова, не только шапку тут носить,
А можно ведь в неё и есть и пить.

А третий как всегда—Иван-дурак,
Умом не хвастается, а на руки он мастак,
Косить и сеять—лучше не сыскать,
А строить иль пахать—так стоит лишь позвать,
Росточком среднего, крепкого сложенья,
Одышки нет, как нет и ожиренья,
Работа как работа—слесарь при машинах,
То сделать двигатель, а то добавить воздух в шинах,
Кому сцепление, развал или ручник,
Все сделает—он и электрик, маляр, кузовщик.



За круглым вечером столом,
Отец сказал им напролом:
«Не будет к ужину у нас,
 Борща с капусты, с редьки—квас,
С картошки «бабки», пирожков,
Ни баклажанов, кабачков,
Ни лука, перца, хрена, помидор,
Пустили огород наш по-миру, в раздор,
Ни хрена к мясу, ни спаржи,
Ни  лука, чеснока, бататов, а ни ржи,
Ни огурцов, картошки, помидор—
Всё вытоптал на огороде вор,
Остались лишь следы от шин,
То-ли одна, то-ли от нескольких машин,
Заборчик сломанный, да столбик, да плетень,
От указателя остался один пень,
В России две беды, одна – дороги,
Другая—дураки, что сунут туда ноги,
Какой-то за рулем сидел «мечтатель»,
Проехал мимо он «столица» указатель,
Чтоб не плутать и не искать тут брод,
Решил он срезать через наш-то огород.

Поймать бы надо недотёпу,
Задать слегка ему-бы трёпу,
А то к зиме останемся без снеди,
Мы ж лапу не сосём, как белые медведи,
Бульон хорош, но надо витамины,
Смотри, вон выросли какие вы детины,
Чего уж мне, ведь я уж старый дед,
А вам нужон ещё  иммунитет.

Давай Прокоп, ты плотно подкрепись,
Ночью не спи, за дело ты возьмись,
Пресечь бы надо-бы подобные попытки,
А не сидеть, и не терпеть убытки.»

И тело с лавки приподняв,
Прокоп отцу ответ давал:
«Возьму с собою я дубину,
Уж вора полечу я спину,
Уж чутко стану я на стражу,
Не пролетит и муха даже,
Не проползёт на огород,
Не червь, не слизь, не всякий сброд,
Но стало ночью холодать,
Тулуп с собою надо взять.»

Луна играет с тучей прядки,
Ушла душа Прокопа в пятки,
Хоть телом был он полноват,
Но худ на храбрость, трусоват:
Чуть слышен шум, далёкий голос,
Мороз по коже, на затылке дыбом волос,
И дрожь коварна сквозь тулуп,
Чечётку бьёт коварно зуб,
От страха спрятался в соломе,
И до утра предался дрёме.

Чуть прокричал с утра петух,
Раздался в доме громкий стук:
«Ну, эй, вы, сонные тетери,
Да открывай скорее двери,
Всю ночь ходил вокруг дозором,
Ну не встречал лихого вора.


Чуть во-дворе стало смеркать,
Отец за стол и снова звать:
«Давай  Данила—твой черёд,
Стеречь и сад и огород,
От недотёп, от лиходеев,
Берись за дело не робея.»

  И так давал ответ Данила:
«Возьму топор—вот это сила,
Ходить я буду вдоль межи,
Ни кто топтать не будет ржи,
Спасу и овощи и фрукты,
Не дам пропасть нашим продуктам,
В охране—дока, высший класс,
В засаду надо лишь подушку и матрас.»

На небе звёзды уж редеют,
От страха члены холодеют,
Не-то жужит комар над ухом,
Не-то урчит от страха брюхо,
Хватило храбрости герою,
Лишь пол-часа под сливой стоя,
Луна наводит на плетень,
Ну страх какую жутко тень,
И ночь сгущает очень краски,
Ну как ходить тут без опаски,
С низинок утренний туман,
Наводит сонный сглаз- дурман,
В болоте квакает лягушка,
Зовет и манит спать подушка,
Зарывшись с головой в солому,
Предался сладостной он дрёме,
И все своей Данила массой,
Лежит придавленный к матрасу...

И чуть забрезжила заря,
Кричал под окнами не зря:
«Ну, эй вы, сонные тетери,
Ну открывай скорее двери,
Отбыл с почётом караул,
Глаз на минуту не сомкнул.»


Как и положено в вечор,
Отец всё тот-же разговор:
«Давай Иван, тут твой черёд,
Идти охраной в огород,
Чтоб не порушили нам грядок,
Чтоб в огороде был порядок.»

Иван ответил не робея:
«Себя и ног я не жалея,
Ходить я стану тут дозором,
Не дам я шанс ночному вору,
Чтоб легче звёзд считать на небе,
Возьму с собой краюху хлеба,
А как поймаю негодяя,
Такого дам я нагоняя,
Что он до самых покровов,
Одеть не сможет и штанов.»
В углу на крест перекрестился,
Взял шапку, с тем и удалился.

Луна как солнце ярко светит,
Иван не спит, он всё приметит,
Вон тихо мышка пробежала,
Сова не слышно пролетала,
Уж всю краюху сьел до крошки,
Посчитаны все звёзды, мошки...

Ну что за чудо, что за зверь,
Несётся прямо—верь не верь,
Глаза горят, с ноздрей так пламя,
Рычит с надрывом и упрямо,
Уж чудеса вернулись нынче,
А может снова Змей Горыныч,
Как в старину тут баловать,
Продукт на поле вновь топтать,
Наверно снова по запарке,
Забыл дорогу к зоопарку,
Ведь путь не близок из Тайланда,
Где был на конкурсе талантов.

Как разошёлся дым и газы,
Картина тут открылась глазу:
Всё тут научно объяснилось—
То «фура» тут с дороги сбилась,
А номера на ней не наши,
На ней машины—нету краше,
Стоит она средь огорода,
Кругом потоптана природа,
И фары светят на картошку,
Какой осталось чуть немножко,
Урчит мотор вонючим газом,
На листья падает зараза,
А за машиной как стрела—
Ни огород, а колея,
А сам шофёр от страха белый,
Идет на разговор не смело...

Иван ущерб окинул оком,
Прикинул оптом, врозь, всё скопом,
Раз человек из далека,
Не стоит сходу бить бока,
И шапку набок заломив,
Он к разговору приступил:

«Ну что ты делаешь злодей,
По-миру пустишь ты людей,
Куда загнал ты свой фургон,
Теперь тут точно—стадион,
Разлит тосол и тормозуха,
Не прилетит ни шмель, ни муха,
Не опылять цветы пчела,
Такие горькие дела,
Теперь чтоб выжить всей семьей,
Пойдём по-людям мы с сумой,
Да уважающий червяк,
Сюда не сунется ни как,
Не подлетит сюда и птица,
И рожь не будет колоситься,
И мы с протянутой рукой,
Проситься будем на постой,
А что за дом без огорода—
Одна насмешка для народа,
Нужны нам овощи браток,
Ты ж закатал нам тут каток,
Возьмём зимой мы в руки клюшки,
А из еды—одни лишь сушки,
Иль для утех вас, иностранцев,
Открыть гольф-клуб, иль школу танцев,
И в чёрных фраках словно блохи,
С утра носить вам будем кофе,
И спину гнуть чтоб угодить,
Себя на старость прокормить,
И бить поклоны в реверансах,
Чтоб было выжить больше шансов.
Теперь ни хрен, а ни лучок,
За наш не купишь пятачёк,
Теперь рассчитываться круто,
Так называемой «валютой»,
Теперь и бабки даже водку,
Не продают без биржи сводки,
А вдруг падение там йены,
Взвинтить так сразу надо цены,
А вдруг в Молдавии де-фолт,
Опять на цены крутят болт,
У них там «рынок», тут «базар»,
Трёхкратный должен быть навар,
С дешёвой нефтью где тут связь—
А пол-России—с князя в грязь,
Куда ни кинь—ну сплошь таланты,
Кругом одни лишь коммерсанты,
Ты парень прямо не взыщи—
Ущерб нанёс на тысщи три.»

«Ну разошёлся ты славянин,
Ну что я, впрямь не «басурманин»,
Проехал я не мало вёрст,
Сломал тут ногу сам бы чёрт,
Сморило вот меня на сон,
Поймал немножко я «ворон»,
У нас дороги—как стрела,
У вас—одна лишь колея,
Ну правда, что ведь за земля,
Дороги нету до Кремля,
Ну знай такой серьёзный фактор,
В дорогу взял с собою трактор,
Ведь на развилке нет разметки,
Хотя бы указатель, знак иль ветку,
Ну не по звёздам путь держать,
Вот и пришлось сюда вьежать,
За сколь веков, за сколь столетий,
Ни кто не смог вас одолеть ведь,
Ведь не додумались татары,
Сюда лететь в воздушном шаре,
Ведь на Руси хоть дождь, хоть сухо,
Но грязи—так коню по брюхо,
Приплыть могли бы кораблями—
На речке лёд стоит годами,
Делились старики советом—
Готовьте сани даже летом.

Ты в бизнесе смотрю не первый год,
Серьёзный предоставил счёт—
Заборчик сломан, две капусты,
И те, посажены не густо,
Слегка примята грядь морковки,
Да чеснока тут две головки,
Ущерб тебе я возмещу,
Перед законом я ропщу,
Покрыть ущерб вины моей—
Возьми в расчёт стальных коней,
Продаж ты их в базарный день,
Так хватит на дом, на плетень,
На хлеб, на мёд, на витамины,
На свадьбу, пасху, именины.

Вот этот конь—дитя прогресса,
Краса и гордость «Мерседеса»,
Не пожалеешь, тут поверь мне,
В народе кличут просто «Мерин».

А этот вот—поджар и горд,
Американец, словом—«Форд»,
Летит как пуля, мощность—танк,
Дитя он прерий, он—«Мустанг».

И вот не знаю, что за птица,
Как оказалась за границей,
Что за модель и как зовётся,
Рычит, как только заведётся,
А норов—словно дикий зверь,
Ты как спецу уж мне поверь,
Ни кто не может приручить,
 Езде нормальной обучить.

Слегка дизайн кругловат,
Слегка немножечко горбат,
Немножко мал он в ширину,
Такой размер же и в длину,
По высоте не больше метра,
За-то он не боится ветра,
Не требует большой сноровки,
При постановке на парковку,
А фары—словно два блина,
Округа сразу вся видна,
Не пожалеешь, три в одном—
Пиджак, машина, крепость-дом,
Как для шпиона—нету краше,
Уж это точно—чудо ваше.
Оно понятно, молодцу,
Машина эта не к лицу,
Была бы царская брат рожа,
Оно не плохо «Мерс» и кожу,
Возьми себе его на службу,
Тебе подарит свою дружбу,
А коли в жизни повезёт,
Тебе он счастье принесет.»

Сгрузив в сарай стальных коней,
И задний ход дав поскорей,
Умчался в сторону столицы,
Незваный гость из-заграницы.


Стоит Иван разинув рот,
Такой вот в жизни поворот,
То в жизни не было полушки,
А тут так сходу—две телушки.
Ну ладно, с этими понятно—
Они и выглядят опрятно,
Бока блестят вон чёрным лаком,
Резина—ноль, все с полным баком,
Внутри все деревом красиво,
Ну не машины—просто диво.
Ну если эти—чудо-кони,
То вот малыш—так просто пони,
Иван-то сам ведь авто-мастер,
Увидел в нём «стальной» характер,
Хоть не сверкает в нём покраска,
Но в фарах-- доброта и ласка,
Такой вот сказочный конёк,
Ну право-слово — горбунок.

И тут моргнувши светом фар,
Сказал, обрёвши речи дар:
«Ты не смотри, что я горбат,
Возьми, не пожалеешь, будешь рад,
Хоть я и с виду не казист,
Приземист, низок, слышен свист,
Нет у меня всех «наворотов»,
Но завожусь с пол-оборота,
Держать меня ведь не проблема—
Стакан бензина, да аккумулятор с клеммой,
Немножко масла, воздух в шинах,
Не надо докой быть в машинах,
Протер стекло—садись за руль,
С горы я мчусь быстрее пуль,
Хоть еду в гору очень тихо,
За-то с горы спускаюсь лихо,
Как разогнать—так не унять,
«Порше» не сможет нас догнать,
Зачем мне брод искать у речки—
Мчусь напрямик—не мокли б свечки,
А если ров, канава, яма—
Мне всё равно—я еду прямо.

Корнями я с земли славянской,
Не с Тулы, с Липецка, не с Брянска,
Я с берегов Днепровских круч,
Средь камыша и мошек туч,
Хохлы родные, тож славяне,
Завод построили в бурьяне,
А для сохранности объекта,
Чтоб не раскрыть секрет проекта,
Назвали гордо—«АВТОЗАЗ»,
Меня там сделали как раз.

Не знал конструктор у доски,
Ни сна, покоя, ни тоски,
А уж начальству невтерпёж,
Взглянуть на сказочный чертёж—
Чтоб враг от зависти такой,
Мог удавиться бы слюной—
В век чипов, плазмы, микросхем,
Ушли подальше от проблем—
Чтоб не случалось тут поломок,
Не надо нам головоломок:
«Сначала сделать, после знать—
Куда всё это применять.»

Сначала сделали ракету—
Чтоб полетать по белу свету,
Скафандр, антенну, тихий ход—
То сразу видно—луноход,
Пропеллер сверху—вертолёт,
Вперёд поставить—самолёт,
Поставить пушку—грозный танк,
Пройду сквозь стены, сейфы, банк,
Поставить перископ и винт глубинный—
То можно в море ставить мины,
А красный флаг поднять тут в гору—
То пролетарская «Аврора».


Ух ночка трудная была,
Какие провернул дела—
Семью он спас от разоренья
И друга в помощь—вот везенье.

Чуть утро в гости постучалось,
От ночи мало что осталось,
Иван тихонько в дом, на печь,
Уже уснул, не спевши лечь.


К обеду солнце стало в силу,
Проснулся Прокоп, встал Данила,
Чтоб положить чего-то в рот,
Идти-то надо в огород:
Копнуть бы надо чуть картошки,
Чтоб не «пустой» был суп из плошки,
Отнял все силы сладкий сон:
«Где наш Иван, пусть сходит он»,
А он на печке калачом,
Подушку давит всем челом.
На босу ногу взув сапог,
Выходят братья на порог:
«Что тут за битва приключилась,
Какое войско тут носилось,
Или в отместку, иль в награду,
Тут подготовка шла к параду?»
Бранясь и охая, вздыхая,
Подходят братья тут к сараю,
И дверь тихонько приоткрыли,
От удивления застыли,
Чудес не мало повидали,
Журнал с картинками листали,
Не ставят тут себе в укор,
Что  мал и узок кругозор.

  Как старший брат сказал Прокоп,
С натуги почесавший лоб:
«Вот это Ваньке повезло,
Себе на радость, нам на зло,
А мы так значит в стужий холод,
Зря охраняли, снесши голод,
До крови стерли босы ноги,
Охрану несши у дороги,
Глаз не смыкали встав дозором,
Границу очертя забором,
Машин вон много в этой клети,
Ему оставим две из трети,
И то, поскольку наш он брат,
Пусть будет этому хоть рад,
А если скажет против слово,
Согну его, как гну подкову!!!»


Данило хитро глаз прищурил,
Старшого брата вслух пожурил:
 «Ты хочешь нас без сожаленья,
Подвергнуть прямо разоренью,
Ведь дураку зачем всё это,
Пропьёт иль прогуляет где-то,
Ведь он понятия не знал
Как приумножить капитал,
Как деньги выгодно вложить,
Чтоб на одни проценты жить,
Как хитро провернуть дела,
Что прибыль «чистая» была,
Ведь волю дай, так он бы рад,
Раздать всё—словно меценат.
Чтоб не повадно было впредь—
Ему оставим одну треть,
Хотя бы этого вон «гнома»,
Чтоб мог он выезжать из дома,
Наверно этот «лилипут»,
С запаской весит точно пуд,
Засунуть можно внутрь «блохи»,
С ботинком разве пол-ноги,
Кому он нужен даже даром,
И не продашь его с  «наваром»,
А появись ты с ним на люд—
Так в оба глаза засмеют!!!!»

Ударив дружно по рукам,
Успешным с совестью торгам.

Ну вот Прокоп куда не лез,
А тело всунул в "мерседес"         
Данило был поуже мордой,
Расселся за рулем у «Форда»,
Вот только что тут оба были,
А тут вдруг скрылись в куче пыли,
Быстрее мчались паровоза,
От кур, коров и от навоза,
В мечтах о звонких барышах,
На иноземных лошадях...





Конец первой части.