Год послевоенный

Шмидт Михаил
Мне часто снятся чайки в вышине.
Они кружат над синим бесконечьем.
И голосом, почти что человечьим,
О чем-то будто жалуются мне.
Крик чаячий пронзительно печальный
Видением живым и нереальным,
Как некая связующая нить,
Меня уносит в год послевоенный,
В то самое Курильское селение,
Где предстояло двадцать лет прожить.
Мой берег детства - радости корвет.
Там середины не существовало.
Уж если шторм, так просто небывалый,
А если солнце, то - щедрее нет.
Там все подчинено крутой стихии,
Учившей нас и жить, и выживать.
Не потому ли стал писать стихи я.
Ведь было в жизни что-то пожинать.
А тут - добрей оратая не сыщешь.
И доброе всегда свое возьмет:
Когда по-молодецки ветер свищет,
По-молодецки и душа поет.
Она, по всем суждениям и меркам,
Незримо воспаряет над тобой
И вдруг, в порыве радостном и дерзком,
Берет бразды правления судьбой.
И вот уже и сам ей черт не страшен,
Не то что там лихих ветров вытье...
В порывах тех и складывалось наше
Нехитрое, как есть, житье-бытье.
Мы на Курилах трудно начинали
В тот самый год, послевоенный год.
Деньгами соблазнённый и чинами
Нескладный подобрался тут народ.
Но, кто ни есть, а коли есть охота -
Бери лопату, сеть или перо,
Любую для тебя найдут работу:
Ты здесь судьбу поставил на зеро.
И, как там, обойдет тебя Фортуна,
Или фартовый вынесет венец,
Ты здесь во власти грозного Нептуна!
А потому - всему один конец,
То бишь, пупком, горбом, соленым потом,
Кляня себя, со всеми зол и груб,
Сорвешь в себе ту самую охоту,
За этот самый
Самый длинный рубль,
Который на Курилах был мерилом,
Поскольку доставался не за так...
И если про кого-то говорили,
Что этот малый вовсе не простак,
То, значит, имярек не из последних!
Брал не нахрапом, а ценой хребта!
И я горжусь, что - их прямой наследник.
Но это будет все потом, когда,
Себя знаменьем крестным осеня,
Увижу вдруг - полвека за плечами,
И крики вечно странствующих чаек
Призывным зовом станут для меня.
Когда придут и опыт, и уменье
Родить хотя б одно стихотворенье
О той земле, с которой жил и рос,
Земле - родною ставшей. И в которой
завистников не терпят, как историй
Ответа не дающих на вопрос.