1.
Взгляни на эти две руки! –
Рояль – разверзшаяся рана!..
И руки, смыслу вопреки,
Мелькают, скрещиваясь странно;
Вот, порознь извлекая звук,
Друг друга догоняют бодро,
Догнавши, застывают вдруг
На миг в неистовстве аккорда.
Вот, дождь и гром – те, две руки…
Свободно льётся майский ливень,
И нет тех юных у реки, –
Нет никого! – кто б был счастливей.
Их лишь слегка тревожит гром,
Но та рука, что к сердцу ближе,
Предупреждает их о том,
Что я и так уже предвижу.
Чуть медлит в воздухе рука,
Детей благословить готовясь,
Ворчит ворчаньем старика,
Другую вспоминая повесть…
II.
Старинный выцветший рояль,
Полуживой, полуослепший,
Как Фирс забытый, умирал,
Укутав грудь в чехол истлевший.
Сквозь сон раздастся долгий стон,
(Случайно клавишу надавишь),
И, мнится, никогда огонь
Уже не брызнет из-под клавиш.
Но – снова эти две руки!
Рояль – открывшаяся рана…
По струнам-нервам молотки
Стучат то «форте», то «пиано».
И кто б подумать только мог,
Упали звуки легче капель!
Но – взорван музыкальный слог
И звук,
скользнув,
сверкнул,
как скальпель.
III.
Что музыка!? – Смертей чреда,
Созвучье обречённых звуков,
Спустившихся с небес сюда,
Чтоб испытать земные муки.
Поцеловав персты творца,
Они умрут во мраке зала,
Прельщая лёгкостью конца
И неизбежностью начала.
Умрёт, едва родившись, звук
Другой спешит ему на смену, –
Творенья рук, творенья мук, –
Любви творенья и измены.
…Листаю нотную тетрадь,
В ней – звуков умерших спасенье!
Не трудно ноты проиграть,
Но нужен Бог для воскрешенья.