новые дети растут, не видя гробов:
несколько поколений
сформировалось, не зная лбов
в преддверии тления.
им не знакома эта печать
на искажённых чертах
вваленных ртов, острых носов.
жизнь, запертая на засов…
и человек в футляре –
вовсе не персонаж Чехова:
это веха,
когда нечто постчеловеческое
покоится в том, что при жизни
грозило б клаустрофобией,
но
фобии в прошлом.
вибрато речи,
дыхание, свет подкожный -
всё в прошлом.
нынче дети не видят, как из парадной
выносят гроб нище-нарядный
сиюминутной краской,
несут с опаской,
а там, внутри, в кружевах ли, в тряпках
дед или бабка
а, может,
даже кто-то моложе -
непостижимо
недвижим,
в диком, невероятном состоянии вещества
(голова идёт кругом)
и ясно как дважды два,
что проехалось плугом
по этой кукле
нечто из книжек, из букв странных
страшно манящих и отвратительно нежеланных –
с м е р т ь.
попробуй теперь стереть
из головы этот опыт – нет,
он навсегда вошёл. смерть
в детские мысли несёт
переворот,
окончание беззаботности,
почти полностью
заселив почву мозга
семенами поиска
пресловутого смысла жизни.
но те, что растут, не ведая,
не ощутив, как вонзились в желудок бивни открытия,
изолированные, как Будда,
не ознакомленные с открыткой оттуда,
для кого кончина нереальнее бреда,
киношна и виртуальна, а, следовательно, условна,
которые поголовно
погружены в жизнь, льющуюся как щи
из половника в школьной столовой, -
как им найти
пути
сквозь вконтакте, тв, егэ, маккофе
к основному вопросу философии?..