В кафе, где мы сидели с тобой за столиком,
пусто и гулко, как в осеннем парке.
Чашка кофе с гущей на дне. И только.
Да музон - как мертвому припарка.
Отсутствие столь тревожно и оглушительно,
что даже не слышно звука мобильника,
даже если он будет звонить громко и решительно
и тарахтеть, как ночью нутро холодильника,
в котором остался лишь скелет селедки,
съеденной темнотою вечера,
разодранной, как вышедшие из употребления колготки,
да шов посередке — такая вычура.
Вот так и продолжается эта колготня
дня бестолкового, когда под вечер жены царапают мужьям хари,-
добраться бы до самого кофейного дна,
да не дают глядящие из глубины фары.
Глазищи глубоководных чудовищ одиночества,
уходящих в кессонную тьму косяками,
как-то надо дотянуть до дна этой ночи,
трогая незамужних жемчужниц руками.
Не видно ничего на дне чашки.
Позвонишь или нет? Появишься ли, дыша туманами,
сколько эту муть не размешивай ложкой,
коротая время вместе с пивоманами.
Пикейные жилеты мочевого пузыря,
они косяками прутся к унитазу,
чтобы, не теряя времени зря,
получить все удовольствия оптом и сразу.
А меня не устроит пенная струя
и удовольствие чудовищного облегчения.
Ты для меня – загадка бытия,
звезд надпроспектных сомнамбулическое свечение.
Вижу, вижу — на самом дне.
Уже несешься на такси, как на батискафе,
чтобы спуститься сюда, ко мне,
уже совсем утонувшему в ожидательном кайфе.
И ты войдешь – неоновая, русалковая,
по-дельфиньи двигаясь, гутиэровая, плывущая,
и я брошусь к тебе, эту слизь расталкивая,
вот такие они – гадания на кофейной гуще.
20-21 октября 2006 г.