Билал Лайпанов / Bilal Laypanov
ВТОРАЯ ЖИЗНЬ
_________________________________
ANNET LIV
стихи
………………
poesi
Перевод Эрика Эгеберга
oversatt av Erik Egeberg
Издательство «Аске Трик АС»
Forlag «Aske Trykk AS»
2006
Bilal Laypanov
Annet liv. Poesi. – Stavanger: Aske Trykk AS, 2006. – 112 s.
ISBN-13: 978-82-997384-0-8
ISBN-10: 82-997384-0-7
Bilal Laypanov er dikter og borger av Jord og Himmel. Hans diktning er nasjonal og almenmenneskelig. Hans frie, bevingede, lysbringende vers er en begivenhet i samtidens poesi. Derfor er hans verk s; h;yt verdsatt av slike fremst;ende mestere i ordets kunst som Kajsyn Kulijev, Lev Osjanin, Sergej Mihalkov, Valentin Sorokin. Og Tsjingiz Ajtmatov og Olzjas Sulejmenov, som leser den karatsjajiske dikteren i original, har tatt initiativ til ; f; Bilal Laypan nominert til Nobelprisen.
© Bilal Laypanov, 2006
© Erik Egeberg, oversettelse, 2006
© Forlag: Aske Trykk AS, 2006
OM NASJONEN OG NASJONALDIKTEREN
Karatsjajenes vei gjennom historien er merket av tragedier. Alan-riket deres styrtet sammen under Dsjengis khans angrep og ble endelig tilintetgjort av Timur Lenk i slutten av det 14. ;rhundre: mennene falt mens de forsvarte fedrelandet, og resten ble f;rt bort i trelldom. F;rst i det 15. ;rhundre kunne karatsjajene under ledelse av sin legendariske f;rer Kartsja vende tilbake til hjemlandet. Men slettene i Fedrelandet var allerede opptatt av andre folkeslag. Karatsjajene bet seg fast i de hjemlige fjell ved foten av Elbrus. Rundt 400 ;r besto den uavhengige fjellstat Karatsjaj med alle kjennetegn p; demokrati, folkestyre.
Men karatsjajfolkets naturlige utvikling ble avbrutt i 1828, da landet ble erobret av Det russiske imperium. Karatsjaj ble erobret, men ikke undertvunget — antikoloniale aksjoner mot tsarismen, uroligheter og oppstander fant sted helt til 1917. Men ogs; i sovjettiden viste karatsjajene mer enn ;n gang massiv motstand n;r sovjetmakten tr;dte deres ;re og verdighet for n;r med sine vedtak.
I 1926 ble Det karatsjajiske autonome omr;de opprettet. Til tross for kollektivisering, industrialisering, likvidering av den gamle intelligentsia og geistlighet, til tross for likvideringen av den nye sovjetiske intelligentsia i 1930-;rene, holdt nasjonen stand. Hjemlandets jord, de historiske r;tter, de nasjonale tradisjoner og den nasjonale selvbevistthet holdt det oppe. Men s; kom den 2. november 1943 — karatsjajene ble alle som en, bare fordi de var karatsjajer, uttransportert til republikkene i Sentral-Asia og Kazachstan. Dette var et folkemord. Karatsjajene pleide ; si: «Hadde det ikke v;rt for Dsjengis khan og Timur Lenk, hadde det ikke v;rt for Hitler og Stalin, ville v;r skjebne v;rt en annen.» Og faktisk har disse fire tyrannene spilt en grusom rolle i mange nasjoners tragedier — deriblant karatsjajenes. Den eneste tr;st m; v;re at denne f;tallige nasjonen har overlevet dem alle og kommet seg gjennom alle pr;velser p; sin vei gjennom historien med verdigheten i behold. To ganger bli fordrevet, bortf;rt fra hjemlandet og to ganger greie ; vende tilbake, det er, m; man innr;mme, ikke enhver gitt. Karatsjajene har lagt livskraft, karakterstyrke og en ub;yelig ;nd for dagen. Tross ytre p;trykk er de bestandig forblitt frie og uavhengige i sitt indre. Denne egenskapen har hjulpet dem gjennom ;rhundrers m;rke s; de har holdt stand til denne dag. Jeg tror ogs; det er den egenskapen som har latt dem skape «Nartene», et av de store epos i turk-folkenes verden.
I 1957 fikk st;rsteparten av karatsjajene vende tilbake til sitt historiske Fedreland. Men deres stat ble ikke gjenoprettet; de ble fortsatt trakassert av myndigheter p; alle niv;er; mange resolusjoner og vedtak i KPSS' distriktskomit;, KPSS' Stavropol-regionkomit; og KPSS' sentralkomit; (KPSS — Sovjetunionens kommunistparti) var preget av en antikaratsjajisk holdning.
Etter Sovjetunionens oppl;sning fikk karatsjajene i likhet med alle andre forhenv;rende sovjetborgere vanskeligheter av en annen art og m;lestokk ; hanskes med. Men det er ; h;pe at de vil bevare sin tro, sitt spr;k, sine tradisjoner og sitt hjemland, for det ;ndelige element, den nasjonale bevissthet og det historiske minne er sterkt utviklet hos karatsjajene. Og disse moralske kategorier vil ikke fordunkles s; lenge nasjonen har en slik rungende klokke av en dikter som Bilal Laypanov.
Faktisk er det slik at for dem som vil fysisk utslette eller assimilere folket, utgj;r Laypanovs diktning en d;delig fare.
I begynnelsen av 1980-;rene (samtidig som KPSS' sentralkomit; vedtok resolusjonen «Om alvorlige mangler i det organisatoriske og ideologisk-oppdragende arbeide samt i overholdelsen av rettsordenen i Det karatsjaj-tsjerkessiske autonome omr;de») dr;ftet skribentorganisasjonen i Karatsjajevo-Tsjerkerssia Bilal Laypanovs diktmanuskript «Popler» for tredje gang, men anbefalte det ikke til utgivelse av f;lgende grunner, som resensenten Nazir Chubijev formulerte slik:
«For det f;rste lider tematikken i enkelte dikt av abstraksjon. For det annet er det ingen klar klassemetodikk. For det tredje r;per forfatteren ideologiske villfarelser og beundring for religi;se kulter. For det fjerde er det brudd p; normene for dikterisk spr;k. For det femte glimrer sansen for m;tehold og ansvar med sitt frav;r.
Alt dette gj;r Bilal Laypanovs dikt uinteressante og uforst;elige. Forat dette ikke skal forbli tomme ord, vil jeg gi noen eksempler:
Rekker du fjellmannen din h;nd p; en tung dag,
Vil han gi sitt liv for deg n;r din dag er tung.
Men river du skinnluen av fjellmannens hode,
Vil han rive hodet av skuldrene dine.
Dette strider mot prinsippene for vennskap og brorskap mellom nasjonene. Hva er det forfatteren oppfordrer leserne til? Jeg t;r ikke hevde at slike vers oppfyller den sosialistiske realismes krav. Dessverre st;ter man ofte p; den slags feil i manuskriptet:
Selv ikke som en busk p; bare berget
Kunne jeg finne min plass i denne vanvittige verden,
Sa jeg den gang av og til.
Javisst, det finnes to verdener her p; jorden, to livsm;nstre. Om kapitalens, voldens og ulikhetens verden kan man tale slik Laypanov gj;r. Men hvordan kan en mann i v;rt samfunn komme med slike p;stander? Her kommer ogs; hans ubeskjedenhet til syne. Manuskriptet er ikke fritt for uforskammede linjer og ord:
N;r jeg s; p; stjernene, fikk jeg lyst til ule
Som en hund, som en ulv — langtrukkent,
Men siden jeg er et menneske, —
Skrev jeg vers og leste dem for dere.
Hvor er id;innhold og kunstnerisk verdighet her? Den slags linjer har, slik jeg ser det, intet med poesi ; gj;re. Her er ogs; diktets estetiske side totalt frav;rende.
Dikteren r;per beundring for religi;se kulter:
Hvis du forvandler ditt paradis til et helvete,
Vil du m;tte leve og brenne i helvete.
Hvorfor m; han absolutt skremme noen med helvetes redsler? Dette er mullah-forkynnelse, men hvor har vi dikteren som med kraften i sitt dikterord skal f; menneskene til ; verne om naturen? Han m; st;tte seg p; v;re moralske grunnsetninger og benytte andre former og metoder.
P; side 34 i manuskriptet, i diktet «To tanker» finner vi denne verslinjen: «Sj;en hvor profeten har badet.» For forfatteren er sj;en hvor profeten har badet, symbol p; den h;yeste grad av moralsk renhet. Det lyder selsomt, for ; si det mildt.
En religi;s stemning og ;nd finnes i mange av diktene:
B;kene du kom med,
Ga meg samme glede som tindene.
Pilegrimen p; vei til Mekka
Gledet seg nok likedan n;r han leste Koranen under vandringen.
S; underlig at forfatteren ikke kunne finne p; noe annet ; sammenligne sin store glede med da han fikk sine yndlingsforfatteres b;ker.
Forfatteren gir seg ofte i kast med verdensproblemene. Og her blir han naturligvis ekstrem, mister sansen for det beskjedent s;mmelige:
Hadde jeg v;rt denne verdens skaper, Skulle jeg gjort mangt og meget annerledes.
Men har jeg ikke skapt denne verden,
Skal jeg allikevel skape den p; mitt vis.
De st;rste lys i verdenslyrikken har ikke greid ; omskape verden. En slik oppgave kan de ikke p;ta seg, tvert om er de altfor beskjedne til ; kalle seg diktere… mens forfatteren av en liten bok, utgitt p; karatsjajisk — Bilal Laypanov, erkl;rer:
Jeg lever. I meg lever
B;de arbeideren, filosofen og dikteren.
N;rv;rende manuskript forteller oss p; flere steder at forfatteren ikke alltid begriper selve diktningens vesen, hva ordets kunst betyr: «som to ulver uler mine ;yne», «jeg er et menneske Gud tragisk har skapt», «som i urtiden fikk jeg en gang lyst til ; tilbe et tre»... Listen over slike linjer kunne gj;res lengre, men av mangel p; tid og anledning anf;rer jeg bare enkelte. Som man ser, lider manuskriptet av idemessige og kunstneriske tilkortkommenheter.»
Dette bestillingsverket av en resensjon var det rene bestillingsmord: hets av en fersk dikter som ikke ville g; i fotsporene til sine eldre kolleger og heller ikke aktet ; bli lakei for sovjetmyndighetene og kommunistpartiet eller angiver for KGB, men hadde sin egen mening og mot nok til ; uttale denne meningen h;yt. Men dette er farlig b;de for myndighetene og deres treller. Det er bakgrunnen for dette skriket av en resensjon: «Laypanovs poesi oppfyller ikke den sosialistiske realismes krav.» Myndighetene kan alts; bare gj;re hva som helst med nasjonen din, hjemlandet ditt, men du har ; holde munn; ; holde munn er imidlertid ogs; farlig — fyll deg med feig sindighet og servil inspirasjon, syng smigrende lovkvad til det folkefiendtlige, nasjonsfiendtlige regimet. Det var akkurat det man fors;kte ; f; Laypanov til ; gj;re — uten resultat. Og de ville aldri greid det heller: «Det som er suget med morsmelken forsviner bare da en d;r.»
Annerledestenkning ligger Dikteren i blodet. En ulv kan ikke forvandles til b;ndhund. Dikteren kan man nok drepe, men ikke knekke. Antagelig ville Laypanov blitt ryddet av veien om ikke et lykketreff hadde brakt ham i forbindelse med Kajsyn Kulijev, den karatsjaj-balkarske litteraturs patriark og en klassiker i sovjetpoesien. Den store Kajsyn leste den unge forfatterens manuskript som hadde f;tt s; stygg medfart, og avga en begeistret uttalelse, diametralt motsatt den som er sitert ovenfor: «Bilal Laypanov er Dikter! Det er min hovedkonklusjon. Han er virkelig begavet...» Etter at Kajsyn Kulijev hadde sendt et harmdirrende brev til f;rstesekret;ren for KPSS' karatsjaj-tsjerkessiske omr;dekomit;, kom Bilal Laypanovs diktmanuskript som «ikke var i samsvar med den sosialistiske realisme», ut som separat bok.
Slik var den karatsjajiske Sandor Pet;fis f;rste skritt inn i litteraturen.
Mens Laypanov var student ved Gorkij-instituttet for litteratur, deltok han aktivt p; Den 8. allunionelle konferanse for yngre forfattere; hans navn fremsto som den rene ;penbaring, poesiseminaret anbefalte diktene hans, de utkom som egen bok p; Sovetskij pisatel — landets mest ansette forlag, han ble opptatt i Den sovjetiske forfatterforening, og b;kene hans begynte ; utkomme ogs; p; andre Moskva-forlag — Molodaja gvardija og Sovremennik.
Men hjemme opplevet han en ganske annen holdning. For «overordnede interessers» og «politiske overveielsers» skyld hindret man selv dikt som alt var utgitt i russisk oversettelse, ; komme p; trykk. Det gjaldt i f;rste rekke de tragiske partier i nasjonens historie — Det russiske imperiums erobring av Karatsjaj i 1828, folkemordet i 1943-1957, det karatjiske folks bevegelse for rehabilitering i moderne tid.
Et annet sp;rsm;l: Peker ikke interessen for journalistiske temaer bort fra diktningen? Til Laypanovs ;re m; det sies at han ogs; her har greid ; forbli dikter. Bevis p; dette er diktene fra syklen «Til den som vil se Fedrelandet fritt...»
I diktet «De forfulgte folks diktere» skriver han:
N;r erobrerne er kommet til v;rt hjem,
N;r vi jages bort fra eget land,
M; jeg fortelle folk om det!
Men v;rt eget spr;k er belagt med arrest...
N;r det ikke finnes rettferdighet noe sted,
Og mitt folk er i n;d,
N;r hjertene sn;rer seg sammen i sorg, —
Kalle til frihet er skaldens plikt!
Men det vanskelig for dikterne p; hjemlig mark
N;r ogs; v;re sanger er belagt med arrest!
Jeg brast i gr;t — men trusler l;d.
Er alts; endog t;rer belagt med arrest?
Jeg ville kaste meg mot jorden, visste enn; ikke
At belagt med arrest var endog hjemmets jord.
Men over meg l;d Guds r;st:
«G;! Vel er din vei tung!
Men den som vil se Fedrelandet fritt,
Ham kan ingen forby ; elske og hate!»
I 1984 vender Bilal Laypanov tilbake til Karatsjaj fra Moskva og begynner ; arbeide som korrespondent for avisen «Leninni bajragi» i seksjonen for partisaker og bygging av sovjetsamfunnet. Men ; arbeide i et organ for KPSS' omr;dekomit; opplever han som den rene tortur — en dikter kan ikke skrive l;gn. S; drar han til Moskva igjen og begynner ; undervise i sitt eget folks spr;k og litteratur for nasjonalitetsstudiet ved Lunatsjarskij Statlig H;yskole for Teaterkunst. Til karatsjajisk oversetter han Pusjkins sm; tragedier og Shakespeares «Hamlet», og han skriver egne dikt. Etter tre ;r kommer han tilbake til Hjemlandet og begynner ; arbeide ved et forskningsinstitutt (i dag Det humanistiske forskningsinstitutt under Den karatsjaj-tsjerkessiske republikks regjering) som vitenskapelig seniormedarbeider
i litteraturseksjonen. Her m;ter han diskriminering p; nasjonalt grunnlag n;r personale skal ansettes og fordeles. M;let er fullt da han ikke f;r lov til ; skrive litteraturvitenskapelige artikler p; sitt eget spr;k. Laypanov organiserer og leder en forskerstreik, g;r helt opp til Russlands h;yesterett, men vinner ikke frem. Han blir sagt opp fra stillingen «for ; ha organisert en streik som retten har kjent ulovlig, for ; he deltatt i samme og for ; ha brutt arbeidsdisiplinen.»
Dikteren skriver:
V;r stolt, ;tling av et fritt folk,
Og b;y ikke ditt hode i sorg!
I deg bor den h;ye frihet
For det land hvis navn for evig er — Karatsjaj!
Kampen for det frie ord — for sitt folks frihet forvandler Laypanov til en herdet, koldblodig stridsmann:
Livets pr;velser har ikke brutt meg ned,
Og s; lenge jeg lever her p; jorden,
Er jeg like storartet rolig som kulen
I det trange l;pet f;r skuddet.
Fra n; av ofrer Laypanov seg helt for litteratur- og menneskerettighetsarbeid, blir en viktig offentlig person, leder den demokratiske organisasjon Dzjamagat, kjemper for full rehabilitering av de straffede folk. Han redigerer og utgir det karatsjajiske folks f;rste uavhengige avis Jujge Igilik, det eneste uavhengige karatsjaj-balkarske tidsskrift As-Alan, st;r i spissen for Moskva-forlaget Mir domu tvojemu, f;r Den karatsjajiske forfatterforening p; fote igjen. Han utgir b;ker av menneskerettighetsforkjempere, skj;nnlitter;re forfattere og forskere p; nasjonal kultur. Tidsskriftet hans trykker b;de ferske diktere og mestere med verdensnavn. Men hovedsaken for Laypanov er og blir dikterordet.
I Moskva f;r han ut en ti binds verkutgave p; karatsjajisk og en tre binds p; russisk. Dikteren opplever ; bli kjent og kj;r i hele folket.
Laypanov er karatsjajisk nasjonaldikter, ;resdoktor fra Det karatsjaj-tsjerkessiske statsuniversitet, ;resdoktor fra Det internasjonale turk-akademi. Hans bok «Min stemmes rom» er blitt nominert til Den russiske statspris; Laypanovs kandidatur er blitt st;ttet b;de av Den russiske forfatterforening og av Det internasjonale forbund av skribentorganisasjoner. Men dette tier lokalpressen om.
Etter 1990-;rene blir Laypanov ikke utgitt en eneste gang. Dikteren tvinges til ; emigrere.
Dette til tross fortsetter Laypanov ; skape:
Diktet — en sj;,
Et ;pent ;ye.
Med hjertet drikker jeg
Gjenspeilingene.
Med ;pen h;nd
;ser jeg mitt ansikt
Opp av dypet.
Om sj;en er stor —
Det vet jeg ikke,
Men n;r jeg synger,
Blusser b;lene opp
P; den andre stranden.
Kankje er jeg ingen profet
Som kunne g;
T;rrskodd over,
Men livet igjennom
Skal jeg uten stav
G; rundt hele det rom
Min stemme
Fyller.
Og der — blir jeg
En sj; med ;pne ;yne…
Hver etappe av Bilals forfatterskap krever sin egen utforskning og analyse. Raffinert lyriker og noe borte imot pamflettist, ettertenksom filosof og folketaler-dikter — alt dette er Bilal Laypanov. Men i alle stykker og til alle tider har han v;rt tro mot det nartiske sannhetsord: «Korthet er talentets s;ster.» Hans rette element: det knappe vers libre.
Trellens ord: Jeg er sv;rt lik min herre n;r han tier.
Supplikanten: Nei, han bukket seg ikke til jorden… ordene hans kom krypende mot meg p; kn;rne, og blikket slikket hendene mine…
Lys, musikk og blod: Lyset m; falle fra venstre, og musikken m; str;mme det i m;te som blod fra et hjertes;r…
Gress: S; tungt ; leve, vel vitende at en gang skal ikke h;r, men gress vokse ut av skallen… Til gjengjeld lettere ; d; med dette i minne
Fallen skj;nnhet: Biter av himmelen i s;lepyttene.
Det siste ;yeblikk: I fallet fors;ker det hugne treet ; holde seg fast i stjernene.
H;st: I det tomme svaleredet har sorgen sl;tt seg ned.
Livet: Skal man bli mett av livet, m; man d; av kj;rlighet.
Redningsmetoder: Man kan redde seg ved ; grave seg ned i bakken, men man kan ogs; l;re seg ; fly.
Fullm;nevemod: M;nens d;de skinn f;r Treet til ; gjemme skyggen bak ryggen.
*** Du liker ; se p; stjernene… Jeg drikker himmel av dine ;yne.
*** Jeg er glad i skjegget mitt: det sies at det vil fortsette ; vokse litt etter at jeg er d;d.
*** Det eneste dikterne synger i kor, er Ensomhetens sang…
Inskripsjon p; en dikters gravsten: Stjernene drakk hans sjel.
*** Skriket fra traner p; villstr; i t;ken har m;tt ulet fra den lenkede hunden… Og h;stregnet trenger gjennom jorden.
*** ;pne hjertet ditt — lyset jager m;rket ut.
Bilal Laypanov er dikter og borger av Jord og Himmel. Hans diktning er nasjonal og almenmenneskelig. Hans frie, bevingede, lysbringende vers er en begivenhet i samtidens poesi. Derfor er hans verk s; h;yt verdsatt av slike fremst;ende mestere i ordets kunst som Kajsyn Kulijev, Lev Osjanin, Sergej Michalkov, Valentin Sorokin. Og Tsjingiz Ajtmatov og Olzjas Sulejmenov, som leser den karatsjajiske dikteren i original, har tatt initiativ til ; f; Bilal Laypanov nominert til Nobelprisen. Jeg deler fullt ut mine kollegers oppfatning og antar at ogs; v;rt institutt vil st;tte nominasjonen.
Vil Ganijev,
litteraturviter, turkolog,
vitenskapelig seniormedarbeider ved Det russiske vitenskapsakademis
Institutt for verdenslitteratur,
Bilal Laypanov-forsker.
Moskva 2004-2005
________________________________________________________
О НАРОДЕ И НАРОДНОМ ПОЭТЕ
Исторический путь карачаевцев отмечен трагедиями. Их Аланское государство пало под ударами Чингисхана и окончательно было уничтожено Темирланом в конце 14 века: взрослое мужское население погибло, защищая свою родину, остальные были угнаны в рабство. Только в 15 веке, предводимые своим легендарным вождем Къарча, карачаевцы сумели вернуться на свою отчизну. Но равнинные земли их Родины уже были заняты другими этносами. Карачаевцы закрепились в родных горах, у подножия Эльбруса. Около 400 лет существовало независимое горное государство Карачай со всеми атрибутами демократии, народовластия.
Но естественное развитие карачаевского этноса было прервано в 1828 году, когда он был завоеван Российской империей. Карачай был завоеван, но не покорен – антиколониальные выступления против царизма, волнения, восстания продолжались вплоть до 1917 года. Но и в советский период истории карачаевцы не раз проявляли массовую непокорность, когда мероприятия советской власти задевали их честь и достоинство.
В 1926 году была образована Карачаевская автономная область. Несмотря на коллективизацию, индустриализацию, уничтожение старой интеллигенции, духовенства, несмотря на истребление и новой, советской интеллигенции в 1930-е годы, народ держался. Родная земля, исторические корни, национальные традиции, самосознание хранили его. Но пришёл день 2 ноября 1943 года – карачаевцы все, поголовно, по национальному признаку, были сосланы в республики Средней Азии и Казахстан. Это был геноцид. Карачаевцы говорили: «Если бы не Чингисхан и Темирлан, если бы не Гитлер и Сталин – наша судьба была бы иной». Действительно, прямо или косвенно эти четыре тирана сыграли свою страшную роль в трагедиях многих народов, в том числе карачаевского. Единственным утешением может служить тот факт, что этот малочисленный народ пережил их всех и достойно прошел через все испытания на своем историческом пути. Два раза быть изгнанным, угнанным из родной земли и два раза суметь вернуться – надо признать – это не каждому дано. Карачаевцы показали свою жизнестойкость, твердый характер и несгибаемый дух. Несмотря на внешнее давление, внутренне они всегда оставались свободными, независимыми. Это качество помогло им пройти через тьму веков и сохраниться до настоящего времени. Думаю, это качество и позволило им создать «Нарты» – один из великих эпосов тюркского мира.
В 1957 году большинство карачаевцев сумело вернуться на историческую Родину. Но их государственность не была восстановлена; травля их продолжалась на всех уровнях власти; многие решения, постановления областного комитета КПСС, Ставропольского краевого комитета КПСС, Центрального Комитета КПСС (КПСС – Коммунистическая партия Советского Союза) носили антикарачаевский характер.
После распада СССР (СССР – Союз Советских Социалистических Республик) карачаевцам, как и всем бывшим гражданам Советского Союза, приходится преодолевать трудности другого масштаба и характера. Но есть надежда, что они сохранят свою веру, язык, традиции, родную землю, ибо у карачаевцев сильно развито духовное начало, национальное сознание, историческая память. А эти нравственные категории не померкнут, пока у этого народа есть такие поэты-колокола, как Билал Лайпанов.
Правда, тем, кому хотелось бы народ физически уничтожить или ассимилировать, поэзия Лайпанова представляет смертельную опасность.
В начале 1980-х годов (оно совпало по времени с принятием ЦК КПСС постановления «О серьезных недостатках в постановке организационной, идейно-воспитательной работы, соблюдения правопорядка в Карачаево-Черкесской автономной области») писательская организация Карачаево-Черкесии в третий раз обсудила рукопись стихотворений Билала Лайпанова «Бусакъла» и не рекомендовала её к изданию по следующим причинам, которые так обосновал рецензент Назир Хубиев:
«Во-первых, тематика некоторых стихотворений страдает абстрактностью. Во-вторых, нет четкого классового подхода. В-третьих, заметны идейные заблуждения автора и его преклонение перед религиозными культами. В-четвертых, не соблюдаются нормы стихотворной речи. В-пятых, отсутствует чувство меры и ответственности.
Это все делает стихи Билала Лайпанова неинтересными и непонятными. Чтобы не быть голословным, приведу примеры:
Бир джетген кюн таулугъа къолунгу берсенг,
Сеннге керек кюн таулу джанын да берир.
Алай а таулуну уруб бёркюн тюшюрсенг,
Таулу уруб башынгы тюшюрюр.
Если в тяжёлый для горца день протянешь ему руку,
То в черный твой день горец отдаст за тебя свою жизнь.
Но если ты собьешь папаху с головы горца,
То горец собьет твою голову с твоих плеч.
(Здесь и далее подстрочные переводы мои.- В.Г.)
Это противоречит принципам дружбы и братства народов. К чему призывает автор читателей? Я не берусь утверждать, что такие стихи отвечают требованиям социалистического реализма. К сожалению, такого рода ошибки в рукописи встречаются часто:
Къотур шхылды къысыр къаяда
Орнун табалгъан чакълы, орнуму
Табалмай къалдым бу шашхан дунияда
Деген кюнлерим да болду.
Даже как кустарник на скале
Не смог я найти свое место в этом сумасшедшем мире,
Говорил я в иные дни.
Конечно, на земле есть два мира, два образа жизни. О мире капитала, насилия и неравенства можно сказать так, как заявляет Лайпанов. Но как же может так заявлять человек нашего общества? Здесь заметна и его нескромность. Рукопись не свободна от грубых строк и слов:
Улурум келди джулдузлагъа къараб,
Итча, бёрюча созуб улурум,
Ёзге мен адам болгъаным себебли –
Назму джаздым да, сизге окъудум.
Хотелось выть, смотря на звезды,
Как собака, как волк – протяжно,
Но, так как я человек, –
Я написал стихи и прочитал вам.
Где здесь идейное содержание и художественное достоинство? Такие строки, на мой взгляд, ничего общего с поэзией не имеют. Здесь отсутствует полностью и эстетическая сторона стихотворения.
У автора заметно преклонение перед религиозными культами:
Джандетинги джаханим этсенг,
Джашарынг, кюеринг да джаханимде.
Если ты свой рай превратишь в ад,
То жить и гореть тебе в аду.
Какая необходимость пугать кого-то ужасами ада? Это проповедь муллы, а где же поэт, который должен убеждать людей беречь природу силой поэтического слова? Он должен, опираясь на наши нравственные принципы, пользоваться другими формами и методами.
На 34 странице рукописи в стихотворении «Эки сагъыш» встречается строка: «файгъамбар джуууннган сют кёлча бир кёл». Для автора символом высшей степени нравственной чистоты является озеро, где купался пророк. Это, по крайней мере, звучит странно.
Религизное настроение, дух присутствуют во многих стихотворениях:
Сен келтирген таулу китаблагъа
Тау башлагъача алай къууандым.
Алай къууаннган болур Меккягъа
Баргъан дин ахлусу, окъуй Къуранын.
Книгам, которые ты принесла,
Я обрадовался как горным вершинам.
Паломник, идущий в Мекку,
Так радовался, наверно, читая в пути Коран.
Странно, что автор для сравнения высшей своей радости, получив книги любимых авторов, ничего другого не нашел.
Автор часто берется за мировые проблемы. Конечно, здесь он ударяется в крайность, теряя чувство скромности:
Мен болсам эди джаратхан дунияны,
Кёб затын башхаракъ этеригем аны.
Алай а мен тюл эсем да джаратхан дунияны,
Кесим излегенча этерикме аны!
Если бы я был создателем этого мира,
Многое по-другому сделал.
Но если и не я создал этот мир,
Все равно по-своему сделаю его я.
Самые великие светила мировой поэзии не смогли переделать мир. Не могут взять на себя такую миссию, наоборот, они от скромности стесняются именовать себя поэтами... а автор одной маленькой книжки, изданной на карачаевском языке, Билал Лайпанов заявляет:
Джашайма. Джашайдыла ма менде
Ишчи да, философ да, поэт да.
Живу. Живут во мне
И рабочий, и философ, и поэт.
Рукопись данная местами говорит о том, что автор порой не понимает самой сути поэзии, значения искусства слова: «эки итча улуйдула эки кёзюм» («как две собаки, воют мои глаза»); «Аллах къыйынлы джаратхан бир джан», («Я Богом трагически сотворенный человек»); «меджисууну заманында адамча, табынырым келди бир кюн терекге» («как в первобытные времена, захотелось мне однажды поклониться дереву»)... Список таких строк можно было бы продолжить, но за неимением времени и возможности я называю только отдельные. Как видно, рукопись страдает от идейных и художественных недостатков».
Эта заказная рецензия – как заказное убийство: охота на начинающего поэта, который не идет по стопам старших коллег и не собирается стать ни холуем советских властей и коммунистической партии, ни стукачом КГБ, а имеет свое мнение и мужество сказать это мнение вслух. А это опасно и для властей, и для их холопов. Вот почему такой вопль-донос: «поэзия Лайпанова не соответствует требованиям социалистического реализма». Значит, власти могут что угодно делать с твоим народом, с твоей родной землей, но ты молчи; но молчать тоже опасно – наполняйся трусливым благоразумием, рабским вдохновением – пой хвалебные, льстивые песни антинародному, антинациональному режиму. Вот этого добивались и не добились от Лайпанова. И не добились бы: «Къан бла кирген, джан бла чыгъад».
Инакомыслие в крови Поэта. Волка невозможно превратить в дворового пса. Поэта можно убить, но не сломить. Скорей всего, Лайпанов был бы уничтожен, если бы счастливая случайность не свела его с Кайсыном Кулиевым – патриархом карачаево-балкарской литературы, классиком советской поэзии. Великий Къайсын прочитал многострадальную рукопись молодого автора и написал восторженный, диаметрально противоположный выше приведенной рецензии, отзыв: «Билал Лайпанов – Поэт! Это мой главный вывод. Он по-настоящему талантлив...». После гневного письма Кайсына Кулиева первому секретарю Карачаево-Черкесского обкома КПСС «не соответсвующая социалистическому реализму» рукопись стихов Билала Лайпанова вышла отдельной книгой.
Так начиналась путь в литературу карачаевского Шандора Петефи.
Будучи студентом Литературного института им. А.М.Горького, Лайпанов участвовал в работе 8-го всесоюзного совещания молодых писателей; его имя прошло как открытие; рекомендованные поэтическим семинаром стихи его были изданы отдельной книгой «Советским писателем» – самым престижным издательством страны; его приняли в Союз писателей СССР; его книги начали выходить и в других московских издательствах – в «Молодой гвардии», «Современнике».
Но совсем другое отношение было к нему на родине. В «высших интересах», из-за «политических соображений» в печать не пропускали даже те стихи, которые уже появились в переводах на русский язык. Это касалось в первую очередь трагических страниц в истории народа – завоевание российской империей Карачая в 1828 году, геноцид в 1943-1957 годах, современное реабилитационное движение карачаевского народа. Другой вопрос – не противопоказано ли поэзии обращение к публицистическим темам? К чести Лайпанова, он и здесь сумел остаться поэтом. Этому подтверждение – стихи из цикла «Тому, кто Родину свободной хочет видеть...».
В стихотворении «Поэты гонимых народов» он пишет:
Когда в наш дом захватчики пришли,
Когда нас гонят прочь с родной земли,
Я людям должен рассказать об этом!
Но наша речь родная под запретом...
Когда нет справедливости нигде,
И оказался мой народ в беде,
Когда в тоске сжимаются сердца, –
Воззвать к свободе – это долг певца!
Но трудно на родной земле поэтам,
Когда и песни наши под запретом!
Заплакал – но послышались угрозы.
Так, значит, под запретом даже слезы?
Хотел к земле припасть, ещё не зная,
Что под запретом – и земля родная!
Но надо мной раздался голос Бога:
«Иди! Пусть нелегка твоя дорога!
Тому, кто Родину свободной хочет видеть,
Не запретишь любить и ненавидеть!».
В 1984 году, вернувшись из Москвы в Карачай, он начал работать корреспондентом областной газеты «Ленинни байрагъы», в отделе партийной жизни и советского строительства. Но работать в органе обкома КПСС для него пытка – писать неправду поэт не может. Он уезжает в Москву, где преподает в ГИТИСе им. А.Луначарского родной язык и литературу национальной студии. Переводит на карачаевский язык «Маленькие трагедии» А. Пушкина, «Гамлет» В. Шекспира, пишет свои стихи. Через три года возвращается на Родину и начинает работать в научно-исследовательском институте (в настоящее время – Институт гуманитарных исследований при правительстве КЧР) старшим научным сотрудником сектора литературы. Здесь сталкивается с дискриминацией по национальному признаку при подборе и расстановке научных кадров. Окончательно его выводит из себя запрет писать литературоведческие статьи на родном языке. Лайпанов организовывает и возглавляет забастовку ученых, доходит до Верховного Суда России, но правды не может добиться. Его увольняют с работы «за организацию признанной судом незаконной забастовки, участие в ней и нарушение трудовой дисциплины».
Поэт пишет:
Будь горд, потомок вольного народа,
И головы в печали не склоняй!
В тебе живет высокая свобода
Земли, чьё имя вечно – Карачай!
Борьба за свободу слова – за свободу своего народа превращают Лайпанова в закаленного, хладнокровного бойца:
Испытания жизни меня не согнули,
И, пока я живу на земле,
Я спокоен великим спокойствием пули
Перед выстрелом в тесном стволе.
С этого времени Лайпанов полностью отдается литературной и правозащитной деятельности, становится видным общественным деятелем, возглавляет демократическую организацию «Джамагъат», борется за полную реабилитацию репрессированных народов. Редактирует и издает первую независимую газету карачаевского народа «Юйге Игилик», единственный независимый карачаево-балкарский журнал «Ас-Алан», возглавляет московское издательство «Мир дому твоему», восстанавливает Союз карачаевских писателей. Издает книги правозащитников, писателей, исследователей национальной культуры. В его журнале печатаются и начинающие авторы, и мастера с мировым именем. Но главным для Лайпанова всё-таки остается поэтическое слово.
У него в Москве выходит десятитомное собрание сочинений на карачаевском и трехтомное – на русском языке. Поэту приходит известность и всенародная любовь.
Лайпанов – народный поэт Карачая, Почетный доктор Карачаево-Черкесского государственного Университета, Почётный доктор Международной Тюркской Академии. Его книга «Пространство моего голоса» была выдвинута на соискание Государственной премии России; кандидатуру Лайпанова поддержали и Союз писателей России, и Международное Сообщество Писательских Союзов. Но местная пресса обо всем этом молчит.
После 90-х годов в Карачаево-Черкесии Лайпанов ни разу не издавался. Поэта вынуждают эмигрировать.
Несмотря ни на что, Лайпанов продолжает творить.
Поэзия – озеро,
Открывшее глаза.
Сердцем пью из него
Отражения.
Ладонью черпаю
Своё лицо
Из глубины.
Велико ли озеро,
Не знаю,
Но, когда пою,
На другом берегу
Огни загораются.
Может, я не пророк,
Чтобы перейти его
Посуху,
Но за всю жизнь
Обойду без посоха
Пространство моего
Голоса.
А там – стану
Озером, открывшим глаза...
Конечно же, каждый этап творчества Билала ждет самостоятельного исследования и анализа. Тонкий лирик и почти памфлетист, задумчивый философ и революционный поэт-трибун – это все Билал Лайпанов. Но во всем и всегда он остается верным нартскому слову-истине: «джыджымны узуну, сёзню къысхасы ашхы». Его стихия – короткий верлибр.
Слово раба: Я очень похож на своего хозяина, когда он молчит.
Проситель: Нет, он не бил челом...слова его подползали ко мне на коленях, а взгляд – лизал руки...
Свет, музыка и кровь: Свет должен падать слева, и музыка должна литься ему навстречу, как кровь из ран сердца...
Трава: Как тяжело жить, зная, что когда-нибудь, вместо волос, трава прорастет из твоего черепа... Зато умирать будет легче, зная об этом.
Падшая красота: Обломки неба в грязных лужах.
Последний миг: Падая, срубленное дерево пытается ухватиться за звезды.
Осень: В опустевшем гнезде ласточки поселилась печаль.
Жизнь: Чтобы насытиться жизнью, надо умирать от любви.
Пути к спасению: Можно спастись, зарывшись в землю, а можно научиться летать.
Грусть полнолуния: От мёртвого света луны Дерево прячет тень своей души за спиной.
*** Ты любишь смотреть в звезды... Пью небо из твоих глаз.
*** Люблю свою бороду: говорят, она ещё немного будет расти после моей смерти.
*** Хором поэты поют лишь песню Одиночества...
Надпись на надгробии поэта: Звезды выпили его душу.
*** Крик заблудившихся журавлей в тумане встретился с воем собак, прикованных цепью... И землю пронизал осенний дождь.
*** Открой своё сердце – свет изгоняет тьму.
Билал Лайпанов – поэт и гражданин Земли и Небес. Его поэзия национальна и общечеловечна. Его свободные, крылатые, светоносные стихи – явление в современной поэзии. Поэтому так высоко оценили его творчество виднейшие мастера художественного слова Кайсын Кулиев, Лев Ошанин, Сергей Михалков, Валентин Сорокин. А Чингиз Айтматов и Олжас Сулейменов, читающие карачаевского поэта в оригинале, выступили инициаторами выдвижения Билала Лайпанова на Нобелевскую премию. Я полностью разделяю мнение своих коллег и думаю, что наш институт также поддержит это выдвижение.
Виль Ганиев,
Литературовед, тюрколог,
старший научный сотрудник
Института мировой литературы
Российской Академии Наук,
исследователь творчества Билала Лайпанова.
Москва, 2004-2005
СТИХИ
--------------------------------
POESI
* * *
Окна души — глаза — закрывай,
Двери души — уста — запирай,
Если плачет душа.
Безмолвная песня улыбки
Пусть цветет на лице,
Даже если летишь с высоты
Всех прожитых лет,
С той вершины, куда
Времени волны тебя поднимали
Так долго...
Пой! Ведь начало бессмертия там,
Где кончается жалость к себе!
* * *
Sjelens vinduer — ;ynene: lukk dem,
Sjelens d;rer — munnen — l;s den,
Om sjelen gr;ter.
La smilets ordl;se sang
Skinne i ansiktet
Selv om du styrter
Fra alle dine leve;rs h;yde,
Fra den topp hvor
Tidens b;lge har holdt deg oppe
S; lenge…
Syng! For ud;deligheten begynner
Der selvmedlidenheten ender!
* * *
Поэзия — озеро,
Открывшее глаза.
Сердцем пью из него
Отражения,
Ладонью черпаю
Свое лицо
Из глубины.
Велико ли озеро,
Не знаю,
Но, когда пою,
На другом берегу
Огни загораются.
Может, я не пророк,
Чтобы перейти его
Посуху,
Но за всю жизнь
Обойду без посоха
Пространство моего
Голоса.
А там — стану
Озером, открывшим глаза...
* * *
Diktet — en sj;,
Et ;pent ;ye.
Med hjertet drikker jeg
Gjenspeilingene.
Med ;pen h;nd
;ser jeg mitt ansikt
Opp av dypet.
Om sj;en er stor —
Det vet jeg ikke,
Men n;r jeg synger,
Blusser b;lene opp
P; den andre stranden.
Kanskje er jeg ingen profet
Som kunne g;
T;rrskodd over,
Men livet igjennom
Skal jeg uten stav
G; rundt hele det rom
Min stemme
Fyller.
Og der — blir jeg
En sj; med ;pne ;yne…
* * *
Благодарю тебя, Одиночество,
Не имеющее крова,
Благодарю,
Что зовешь меня в гости!
Черная пропасть твоя
Рождает стихи,
Лишь человека
Не может создать.
Нет, не давайте мне звезд!
Зачем же мне свет,
Если я не смогу
Его ни с кем разделить?
Луч одиночества
Льется из глаз смерти,
Трогая жертву...
Не завидую Богу,
Если он одинок:
Какое всемирное одиночество!
Так вот, в чем счастье людей...
Нет, не зови меня в гости,
Одиночество,
Слишком просторен твой дом!
* * *
Jeg takker deg, Ensomhet,
Du som intet hjem har,
Jeg takker deg
Fordi du byr meg inn som gjest!
Din sorte avgrunn
F;der vers,
Bare et menneske
Kan det ikke skape.
Nei, gi meg ikke stjernene!
Hva skal jeg med lys
Hvis jeg ikke
Kan dele det med noen?
Ensomhetens str;le
Skyter ut fra d;dens ;yne,
Treffer sitt offer…
Jeg misunner ikke Gud
Om han er ensom:
For en kosmisk ensomhet!
Se, der ligger menneskenes lykke!
Nei, by meg ikke inn,
Ensomhet,
Altfor romslig er ditt hus!
***
Слова набегают,
Как слезы реки,
Рвущейся к лунному свету
В ущелье.
Прижал к сердцу руки,
И сердце
Их удержало.
Скалы пробила река,
Но луны не достала.
Только брызги сгорают
В огне ледяном.
Светом слова захлебнулись
Во тьме.
* * *
Ordene str;mmer p;,
T;rene er som elver
Styrtende mot m;neskinnet
Inn i gjuvet.
Jeg trykket hendene mot hjertet,
Og hjertet
Holdt dem fast.
Elven har brutt gjennom klippen,
Men n;dde ikke m;nen.
Bare skumspr;yten gl;der
I den iskalde luen.
Ordene har forslukt seg p; lys
I m;rket.
***
1.
Живу, как птица:
Никому не завидую.
Питаюсь, чем бог послал.
И дерево,
Заслышав шум моих крыльев,
Машет рукой:
"Будь моим гостем!"
А хочется
Оседлать белое облако,
Что нежится на солнце.
Но нет в вышине покоя:
Виднее оттуда
Все шрамы земли
И горести ближе...
Отчего
Человек взбирается вверх
С таким трудом,
Не замечая, что ломает
Солнечные лучи, и слезы
Стекают каплями света...
Он видит только чистую
Чашу пространства.
2.
А птице
Небо кажется серым:
Дымом укрыто
Лицо земли,
В воздухе
Сажа течет вдоль дорог.
Пыль покрывает деревья.
Птица — полная небом душа,—
Не выбирает зеленую ветку,
Если увял целый лес...
Ветка умершего дерева
Чистую душу природы
Держит в иссохшей ладони.
* * *
1.
Jeg lever som fuglen:
Misunner ingen,
N;rer meg av hva gud sender.
Og n;r treet
H;rer vingebruset,
Vinker det til meg:
«V;r min gjest!»
Men jeg vil sadle en hvit sky
Duvende i solglansen.
Men h;yt der oppe
Er det ingen fred:
Derfra synes de
Enda tydeligere,
Alle jordens s;r;
Og sorgene rykker n;rmere…
Hvorfor strever mennesket
S; med ; klatre opp,
Merker ikke at det bryter
Solens str;ler, og t;rene
Faller som dr;per av lys…
Det ser bare rommets
Rene kalk.
2.
Men for fuglen
Er himmelen gr;:
R;k dekker
Jordens ansikt,
I luften driver sot
Langs veiene.
St;v dekker tr;rne.
Fuglen — en sjel fylt av himmelen —
Kan ikke finne noen gr;nn gren
N;r hele skogen er visnet…
Kvisten p; det d;de tre
Holder naturens rene sjel
I sin utt;rrede h;nd.
Я ВЫБИРАЮ ТЕБЯ
Ты — зов родины,
Совесть народа моего,
Ты — музыка родной речи!
Ты — бессмертная красота!
Божественный свет,
Солнечное тепло –
Это ты,
Поэзия!
Твои руки трогают
Теплое вымя коровы,
Ворошат сено
И пишут письма.
Руки, которые ты
Протягиваешь
К яблокам
И к звездам —
Протяни к моему
Сердцу!
Сердце, похожее на звезду
И на яблоко,
Положу на твои ладони.
Поэзия, клянусь тебе,
Что не буду играть твоей честью,
Ни на небе, ни на земле.
Не согрешу,
Рассказывая о том,
Чего нет в душе у меня,
О том, чего нет в жизни.
Поэзия!
Клянусь, что старые слова у меня
Засверкают по-новому,
Как сверкает
Старинный кямар на твоей талии.
Поэзия,
Соединяющая времена и сердца,
Умеющая краснеть,
Поэзия,
Тебя выбираю я!
DEG VELGER JEG MEG
Du er fedrelandets r;st,
Mitt folks samvittighet,
Du, morsm;lets melodi!
Du, den evig skj;nne!
Det guddommelige lys,
Solens varme —
Det er du:
Diktet!
Din h;nd r;rer
Ved kuas varme jur,
Vender h;y
Og skriver brev.
Hendene som du
Strekker ut
Mot epler
Og mot stjerner —
Rekk dem mot mitt
Hjerte!
Hjertet, s; likt b;de stjernen
Og eplet,
Legger jeg i dine ;pne hender.
Jeg sverger, dikt,
At aldri vil jeg
Sette din ;re p; spill,
Hverken himmel eller jord
Skal f; se meg synde
Ved ; fortelle om ting
Jeg aldri har eid i min sjel,
Aldri har sett i mitt liv.
Dikt!
Jeg sverger, her hos meg
Skal gamle ord
Glitre som nye.
Slik det glitrer
I den gamle s;lvspenne
P; ditt belte.
Diktet,
Det som forener tider og hjerter,
Som forst;r ; r;dme,
Diktet,
Deg velger jeg meg!
* * *
Вначале было не слово,
Вначале было сердце...
Слова не падают
С неба —
От сердца к сердцу
Идут.
И у судьбы прошу я:
Пускай не восходят
К небу
Стихи мои —
Пусть лишь к людям
Домчатся они скорей!
Пускай не дождем
Прольются,
А малою каплей света
Укажут во тьме
Дорогу
Тому, кто вперед идет.
Что—мудрость? —
Всего лишь пена
Над морем
Глубокой правды.
Я истине цену знаю –
Она молчанью равна...
* * *
I begynnelsen var ikke ordet,
I begynnelsen var hjertet…
Ordene faller ikke ned
Fra himmelen —
Fra hjerte til hjerte g;r de.
Og jeg ber skjebnen:
Om n; mine vers
Ikke stiger opp til himmelen,
S; la dem iallfall
Straks n; frem til menneskene!
La dem ikke sile ned
Som regn,
Men som en liten dr;pe av lys
I m;rke
Vise vei
For den som g;r fremover.
Hva er visdom?
Bare skum
Over et hav
Av dyp sannhet.
Jeg kjenner sannhetens pris:
Den samme som taushetens…
МОЛНИЯ
Оленорогая молния
Была когда-то оленем.
Вот и теперь
Копытом бьет по земле,
К траве припадает,
С ревом проносится
По горам —
Ищет того, кто
Выстрелом
Превратил ее
В молнию.
ET GEVIR
Lynet blinker som et gevir —
En gang var det en hjort.
Ogs; n;
Sl;r den klovene i bakken,
Styrter mot gresset,
Farer br;lende
Over fjellene —
P; jakt etter ham
Hvis skudd
Forvandlet den til
Lyn.
* * *
День и ночь—
Словно два коня:
Белый и черный.
Эти кони мчат меня
Поочередно
Через зиму и лето,
Мчат меня,
Даже если засну, —
Мчат, не зная, наверно,
Об этом...
За плечами моими сума
С черным хлебом
И белой солью,
И встречает то солнце,
То тьма —
То улыбкой, то болью...
На пути моих верных коней —
Дикий лес и могучие горы.
Миллионами звездных огней
Полыхают просторы.
Но не солнечным ярким лучом,
Не луны тусклым светом,
А надеждой
Мой путь освещен,
Что горит
Алым цветом.
* * *
Dag og natt —
Som to hester:
Hvit og svart.
Hestene f;rer meg
Hver sin tur
Gjennom vinter og sommer,
Selv om jeg skulle sovne, —
F;rer meg, vel uten selv ; vite
Om det…
P; ryggen har jeg skreppen
Med svart br;d
Og hvitt salt,
Og m;tt blir jeg
Snart av sol,
Snart av m;rke,
Snart med smil
Og snart med smerte…
Mine trofaste hester
M;ter p; veien
Dype skoger, mektige fjell.
Millioner stjernelys
Flammer over viddene.
Dog ikke solens skarpe lys
Og ikke m;nens bleke skj;r —
Men h;pet
Skinner p; min vei —
Det som brenner
Med ildr;d glans.
* * *
Звезды — раскаленные гвозди,
На которых распята душа...
Отчего же
Горе мое
Тучей сопровождает
Каждую упавшую звезду?
Отчего так сильно бьется
Мал
енькое сердце,
Как будто оно дает жизнь
Вселенной?
* * *
Stjernene — gl;dende nagler
Som spikrer sjelen til korset…
Hvorfor
Skal min sorg
Som en sky f;lge
Hver fallende stjerne?
Hvorfor sl;r det s; sterkt,
Mitt lille hjerte —
Som om det gir liv
Til universet?
* * *
"Для древних людей
Жизнь была трудна!" —
Многие говорят.
А разве для нас
Легка она?
Что наши дни
Сулят?
Наш век — это
Стальная струна,
Звенящая между звезд.
Минута — и лопнула
Тишина,
Мгновенье — и рухнул
Мост.
Нам страшен
Не дикой природы лик,
Не желтый оскал
Зверья ...
Наш век и сам
Достаточно дик -
С его механическим
«Я»!
Да, человек
Дотянулся до звезд,
Но что он вознес к небесам?
Там
Призрак смерти
Поднялся в рост,
Чтоб призраком стал
Ты сам!
Седая древность
И завтрашний день
Оцепенев глядят:
Ползет над землей
Грибовидная тень,
Страшный копится яд...
Мы жизнь со смертью
Связали узлом
И зло —
Со своей судьбой.
Что значит теперь
Бороться со злом?
Сражаться с самим собой?!
* * *
«I gamle dager
Var det tungt ; leve!» —
Sier mange.
Men er kanskje
V;rt liv s; lett?
Hva har v;re dager
; by p;?
V;r tid
Er en st;lstreng,
Dirrende mellom stjernene.
Et blunk —
og stillheten flerres.
Et ;yeblikk —
Og broen styrter.
Vi er ikke redde
For vill natur
Eller villdyrets
Gule gap…
V;r tid er selv
Vill nok, den,
Med sitt mekaniske «Jeg!»
Jo, mennesket
Har n;dd stjernene,
Men hva har det hevet
Mot himmelen?
Der
Har d;dens sp;kelse
Reist seg i full lengde
For at ogs; du
Skal bli et sp;kelse!
Den gr; urtid
Og morgendagen
Ser begge fjetret:
Langs jorden kryper
En soppformet skygge,
Skrekkelig gift hopes opp…
Liv og d;d har vi
Bundet i knute
Og ondskap —
Med v;r egen skjebne.
Hva vil det n; si
; bekjempe det orde?
Kjempe med seg selv?
***
Я — здоровье зеленого мира,
Душа свободной жизни:
Недаром предок мой, горец,
Поклонялся дереву!
Нет у меня
Ни слуги, ни господина,
Ни раба, ни бога.
Я — житель бесконечности,
И стихи мои
Растут на воле;
Мчатся неторопливо
По лугам поэзии,
Сбросив путы рифм,
Забыв барабанную дробь ритма.
Не хочу стреножить
Их строки,
Набрасывать узду размера,
Заглядывать им в зубы,
Считая слог за слогом,
Не желаю
Запрягать диких молодых жеребцов
В старую тележку
Со скрипучим колесом:
"Раз-два-три — раз-два-три..."
Попробуйте оседлать океан!
Орлу разве крикнешь:
— Не взлетай так высоко!..
Как ты смеешь парить,
Если другие машут крыльями!
* * *
Jeg er den gr;nne verdens sunnhet,
Det frie livs sjel:
Det var ikke for intet min stamfar fra fjellene
Tilba treet!
Jeg har
Hverken tjener eller herre,
Trell eller gud.
Jeg er borger av uendeligheten,
Og mine vers
Gror i frihet;
Farer uten hast
Over poesiens voller,
Sprenger rimets lenker,
Glemmer rytmens trommehvirvler.
Ikke vil jeg tjore
Verslinjene,
Legge metrets bissel inn,
F;le dem p; tennene
Og telle stavelsene,
Ikke vil jeg spenne fyrige unghingster
For en gammel kjerre
Med gnissende hjul:
«En-to-tre, en-to-tre…»
Pr;v ; sadle havet!
Roper man kanskje til ;rnen:
«Ikke fly s; h;yt!..
Hvordan kan du v;ge ; sveve
Mens vi andre flakser med vingene!»
ГОРЮ НАДЕЖДОЙ
Когда смотрю на яркую звезду,
Зная, что свет ее к Земле летит
Миллионы лет,—
Словно трогаю рукой Время...
Нарты, предки мои,
Мчались так быстро,
Что подковы их лошадей высекли искру,
Которая долетела до неба
И стала звездой.
А мы?
Эх, камениста дорога, —
Снега и грязи на ней – ПО колено,
Крута дорога — подъемы да спуски...
Но не свернуть нам с дороги нартов!
Ведь с неба смотрит наша звезда,
Она может со стыда сгореть,
Увидев, что потомки богатырей ,
Ищут легкого пути.
Заплачет она, сгорая,
Запоет погребальную песню;
"Нарты! Вы подняли k небу
Искру жизни, звевдой меня сделав!
Неужели ЭТО — ваши потомки?
Нарты!
Вы брали дорогу за гриву,
Ставя ее на дыбы,
И она доставала до звезд,
И прочь катились с нее лавиной
Камни и грязь, льды и снега!
Так расчищали вы путь
Солнцу, и оно торопилось навстречу,
И раны дороги лечило,
Они рубцевались, зарастая
Зеленой травой и цветами.
Нарты!
Стремлением к Солнцу неукротимым
Вы в сгусток света меня превратили,
Сделали искрой, с почетом
Подняли в небо,
Чтобы я стала звездой,..
Неужели
Мне ваши потомки дадут потускнеть?
Нарты! Вы помните? —
Вашей дороге
Черные космы ночи были хвостом,
Ноги вашей дороги
Кровью и потом были политы.
Лицо вашей дороги
Было усеяно знаками дальних созвездий,
Чистый рассвет был душой
Вашей дороги! Зачем же
Ваши труды и борьба,
Если прахом станет
Ваша дорога? Если она
Никуда не вела?
Вы делали звездами камни,
Теперь хе
Каркает ворон о войнах,
Дошедших до звезд. Звездные войны...
Звездные трупы,
Звездные кладбища! Как же
Представить такое?
Вы говорили, что жизнь —
Это надгробие смерти.
Кажется, ваши потомки
Скажут, что жизнь умерла
А смерть — это
Надгробие жизни...
Нарты!
Вы побеждали циклопов,
Вы были сильны и отважны!
Если в сегодняшних людях осталась
Хоть часть вашей плоти,
Если течет в них хоть капля
Крови нартов-героев,
Если горит в них хоть искра
Вашей отваги —
Они не дадут мне погаснуть,
Сгорев со стыда.
A ceйчас я лишь тлею,
Светясь только слабой надеждой.
Надеждой...
BRENNENDE H;P
N;r jeg ser p; en skinnende stjerne
Og vet at lyset har v;rt p; vei til Jorden
Millioner av ;r, —
Er det som om jeg ber;rer selve Tiden…
Nartene, mine forfedre,
Red s; raskt
At hesteskoene slo gnister
Som f;r til himmels
Og ble stjerner.
Men vi?
Fy for en stenete vei, —
Full av sne og s;rpe — til knes,
Bratt er veien ;g — opp og ned…
Men nartenes vei kan vi ikke forlate!
Fra himmelen ser jo v;r stjerne hit,
Den kan brenne av skam
N;r den ser heltenes ;tlinger
S;ke en lettere vei.
Da brister den i gr;t der den brenner,
Stemmer opp en gravsang:
«Narter! Dere l;ftet til himmelen
En gnist av liv og gjorde meg til stjerne!
Er virkelig DETTE — deres ;tlinger?
Narter!
Dere grep veien i manen
Og tvang den til ; steile
S; den pekte mot stjernene.
Og som et skred raste sten og s;rpe,
Is og sne ned fra den!
Slik feide dere veien ren for
Solen, og den ilte dere i m;te,
Leget veiens s;r,
De grodde som arr, vokste til
Med gr;nt gress og blomster.
Narter!
I deres ubendige higen mot Solen
Forvandlet dere meg til en lysbunt,
Gjorde meg til en gnist
Og ga meg en hedersplass p; himmelen
Forat jeg skulle bli en stjerne…
Skal virkelig
Deres ;tlinger f; la meg blekne?
Narter! Minnes dere?
P; deres vei
Var nattens svarte tjafser halen,
Veiens f;tter
Vasset i blod og svette,
Veiens ansikt
Var overs;dd med fjerne sternetegn,
Det rene daggry
Var veiens sjel! Til hva nytte
Har da deres kamp og strev v;rt
Hvis veien
Blir til st;v? Hvis
Den ikke har f;rt noe sted hen?
Dere har gjort stjerner av stener,
Men n; krakser ravnen om kriger
Som n;r stjernene. Stjernekriger…
Stjernelik,
Stjernegraver! Hvem kan
Forestille seg slikt?
Dere sa at livet
Er gravstenen over d;den.
Deres ;tlinger vil visst
Si at livet er d;dt,
Og at d;den
Er livets gravsten…
Narter!
Dere har beseiret kykloper,
Dere var modige og sterke!
Om det i dagens mennesker
Finnes s; mye som en bit av deres kj;d,
Om det i ;rene flyter om enn bare en dr;pe
Av helte-nartenes blod,
Om det brenner bare en gnist
Av deres mot —
S; vil de ikke la meg slukne,
Brennende av skam.
N; bare gl;der jeg svakt.
Lyser blott med et svakt h;p,
H;p…
* * *
Вершины Эльбруса —
Мачты моего корабля.
Каждую ночь
Возвращаюсь
Из кругосветного
Путешествия.
* * *
Elbrus' tinder —
mitt skips master.
Hver natt
Vender jeg hjem
Fra jordomseiling.
* * *
Может, буран оттого и бушует
И рвется
В теплый натопленный дом,
Что хочет людского тепла?
Знает об этом хоть кто-то?
А если б и знали,
Кто бы раскрыл ледяному
Дыханью объятья?
Кто согласился бы лед
На груди растопить?
* * *
Kanhende raser snestormen
Og stanger
Mot det varme huset med ovn
Fordi det vil ha menneskevarme?
Er det noen som skj;nner det?
Og hvis noen skj;nte,
Hvem ville da ;pnet
Sin favn for ispusten?
Hvem ville sagt ja
Til ; varme is med sitt bryst?
ТРАВА
Как тяжело жить, зная,
Что когда-нибудь
Вместо волос
Трава прорастет из твоего
Черепа...
Зато умирать будет легче,
Зная об этом.
GRESS
S; tungt ; leve, vel vitende
At en gang
Skal ikke h;r,
Men gress vokse ut av
Skallen…
Til gjengjeld lettere ; d;
Med dette i minne
* * *
Иногда
Ненавижу свои слова,
Поступки.
Ненавижу себя!
От злости, стыда
Стисну зубы, закрою глаза..
Время нанизывает дни мои
На стержень разума,
И вонзает его
В мое сердце,
Чтобы вспыхнул огонь
Совести.
* * *
Somme tider
Hater jeg ordene mine,
Handlingene.
Hater meg selv!
I sinne, skam
Biter jeg tennene sammen, lukker ;ynene…
Tiden tr;r mine dager
P; fornuftens stang
Og borrer den
Inn i hjertet,
For som en ild
Skal den blusse opp —
Samvittigheten.
* * *
Слева и справа они —
Люди!
Но подойдешь поближе,—
Только машины и дома.
Город...
Разве вытащишь из него
Человека?
И только ночью, случайно
Увидев луну,
Вспомнил о матери —
Будто родился заново.
Полная луна
Вернула мне память.
Кто же я,
Если звезда мне ближе
Человеческих глаз,
Если лунный свет для меня добрее
Городских фонарей?
А может быть,
И звезды одиноки
В своих сияющих гирляндах,
И смотрят на землю,
Чтобы встретить
Человеческий взгляд?
И звезды надоедают
Друг другу,
Когда их слишком много.
А что нужно человеку?
Хлеб?
Вода?
Слово?
Чтобы жить,
Надо разделить все это
С другим человеком.
Вот о чем напомнила мне
Луна над городом.
* * *
Vi har dem til h;yre og venstre —
Menneskene!
Men g; bare n;rmere, —
S; er det kun biler og hus.
Byen…
Kan man virkelig plukke
Et menneske frem fra den?
Og bare ved nattestid,
N;r jeg tilfeldigvis ser m;nen,
Kommer jeg til ; tenke p; mor —
Og blir likesom f;dt p; ny.
Fullm;nen har gitt
Meg minnet tilbake.
Hvem er jeg s;
Hvis stjernene st;r meg n;rmere
Enn menneskenes ;yne,
Hvis m;neskinnet er meg kj;rere
Enn byens gatelykter?
Men kanhende
Er ogs; stjernene ensomme
I sine str;lende girlander
Og ser ned p; jorden
For ; m;te
Et menneskeblikk?
Ogs; stjernene sliter
P; hverandre
N;r de er for mange sammen.
Og hva trenger s; et menneske?
Br;d?
Vann?
Ord?
For ; leve
M; en dele alt dette
Med et annet menneske.
Det var det den minnet meg om —
M;nen over byen.
ОПАСНО...
"Не трогай..."
"Не открывать..."
"Не высовывайся..."
"Не говори..."
"Не пиши..."
"Не влезай —
Убьет!"
Если во Вселенной
Есть существа,
Которые смогут прочитать
Эти надписи,
Они не захотят
Посетить Землю...
LIVSFARE…
«Ikke r;r…»
«Ikke ;pne…»
«Ikke len Dem ut…»
«Ikke snakk…»
«Ikke skriv…»
«Ikke press —
Livsfare!»
Dersom det i universet
Finnes vesener
Som kan lese
Disse skiltene,
Mister de lysten
Til ; gjeste Jorden…
* * *
Земля уменьшилась,
Стала величиной с кулак.
А сердце наполнилось
Болью всей земли
И вот-вот разорвется...
Может быть, под тяжестью
Человечества
Всё опасней склоняется
Планета,
Все сильнее вздымается
Океан.
На этом небольшом корабле,
Заброшенном в Космос,
Одни спорят о верности курсу,
Другие дерутся
Из-за шлюпок,
Сколько минут до конца?
Сблизились лица
Жизни и Смерти.
* * *
Jorden er skrumpet inn,
Er blitt knyttneveliten.
Men hjertet er fylt
Av hele jordens smerte
Og n;r ved ; sprenges…
Under vekten av
Menneskeheten
Bikker planeten
Stadig mer truende over,
Bruser oseanet
Stadig sterkere.
P; dette vesle skipet,
Skysset ut i Kosmos,
Tretter noen om rett kurs,
Andre sl;ss
Om livb;tene —
Hvor mange minutter igjen?
To ansikter n;rmer seg hinannen —
Livets og D;dens.
* * *
Роса еще не высохла —
А я прошел полжизни...
Солнце садится,
А я не закончил молитвы.
Я иду к могилам
Мертвых языков.
Я молюсь о том,
Чтобы не увидеть
Ни на одном надгробии
Понятной мне надписи.
* * *
Enn; duggv;tt —
Men livet halvg;tt…
Solen g;r ned,
Men jeg har fremdeles ikke bedt ferdig.
Jeg g;r
Til d;de spr;ks graver.
Jeg ber:
La meg slippe ; se
En eneste gravsten
Med begripelig innskrift.
ВЕРА
Правоверным,
Что молятся, дабы
Их в безверье
Жестокий упрек
Не постиг,
Я напомню,
Что ближе
Священной Каабы
Есть другая святыня —
Родной наш
Язык!
Разве вызреет плод,
ЕСЛИ корень
Покинули соки?
Далеко потечет
Из сухого истока
Река?
Я не верю,
Что помнит
Всю жизнь
О Пророке
Тот, кто напрочь
Забыл
Все слова
Своего языка!
TRO
De retttroende
Som tror forat
De ikke skal rammes
Av en skarp skrape
For vantro —
Dem minner jeg om
At n;rmere oss enn det hellige Kaba
St;r en annen helligdom —
V;rt eget
Morsm;l!
Vil vel frukten modnes
Om roten
Er uten sevje?
Hvor langt
Flyter elven
Fra utt;rret kilde?
Ikke tror jeg
At den kan livet ut
Minnes
Profeten,
Som plent
Har glemt
Hvert eneste ord
I sitt eget spr;k!
ВПЕРЕДСМОТРЯЩИЙ
Ущелье — каменный вечный ковчег,
Поросший столетней травой.
Со мной путешествует
Вечный Снег,
Я здесь —
Единственный человек,
Которому имя — Ной.
И белый голубь
Сидит на плече,
И за моей спиной
Облако-парус
В рассветном луче
Горит высоко надо мной.
Не вечную гавань ищу, не рай,
Где отдохну в тиши.
Плывет сквозь Вселенную
Горный край
Ковчегом моей души.
Взметнулись горы
Застывшей волной,
И время замедлило бег...
Я буду зваться
Именем «Ной»,
Пека не станет
Рядом со мной
Пришедший из будущего,
Иной,
Смотрящий вперед
Человек!
DEN FREMADSKUENDE
Kl;ften — en evig ark av sten,
Overgrodd av ;rhundrers gress.
Min reisefelle —
Den evige sne.
Jeg er her
Eneste menneske,
Og mitt navn er Noa.
P; min skulder sitter
En hvit due,
Og bak meg
Gl;der skyseilet
H;yt i solrenningen.
Ingen evig havn s;ker jeg, intet paradis
Hvor jeg kan hvile ut i fred.
Gjennom universet svever
Fjellheimen
Som min sjels ark.
Fjellene hiver seg opp
Som stivnede b;lger,
Og tiden har saknet farten…
Jeg vil lyde
Navnet «Noa»
Inntil han
St;r ved min side
Som kommer fra fremtiden:
Nok et
Fremadskuende
Menneske!
* * *
Он на многих был непохож,
Он не требовал
В жизни награды...
Правде слов его были не рады
На престол возводившие ложь.
Да, он пел!
Он молчать не мог,
И, делясь драгоценным даром,
Он берег лишь свою гитару —
Только сердце свое не сберег!
Не желал он жить между строк,
Он учил людей доброте,
И, по-моему, правы те,
Кто считал, что это — пророк!
Кто рассудит,
Кто скажет сейчас:
Может быть,
Он и не был пророком?
Только голос его,
Словно током,
Заряжает по-прежнему
Нас.
Этот голос не умер —
Он жив,
Навсегда, как правда жива,
Как простые его
Слова,
Как простой и честный
Мотив.
* * *
Han lignet ikke s; mange,
Han krevet ingen
Bel;nning i livet…
Sannheten i hans ord
Behaget ikke l;gnen p; tronen.
Ja, han sang!
Tie kunne han ikke,
Og mens han skjenket av
Sin dyrebare gave,
Sparte han bare sin gitar —
Men hjertet, det sparte han ikke!
Ikke ville han leve mellom linjene,
Han l;rte menneskene godhet,
Og etter min mening
Har de rett
Som i ham s; — en profet!
Hvem vil d;mme,
Hvem vi n; si:
Kanhende
Var han ikke profet allikevel?
Men som dengang
Tenner stemmen
Lik str;mmen —
Oss.
Denne stemmen er ikke d;d —
Den lever,
For all fremtid, slik sannheten lever,
Som hans enkle
Ord,
Som et enkelt og ;rlig
Motiv.
* * *
Я иду из чужого, огромного мира,
Где нельзя оставаться, где жизни мне нет.
Словно в чистую реку,
Вхожу я в отеческий край.
Здесь прозрачнее воздух
И листья деревьев не знают,
Что такое дыханье больших городов.
Я боюсь наклониться к цветку,
Прикоснуться губами к скале,
Я со страхом смотрю на родные вершины:
Прегрешенья мои таковы,
Что погибнет цветок, отшатнется скала,
Что не выдержать могут твердыни гранита
И рухнуть, чтобы след мой исчез на земле.
В ней сгинули сотни молитв,
Что мать за меня возносила, —
В эту пропасть бездонную
Снежным потоком летели
Материнские письма.
В них — любовь, и надежда, и боль.
И столько в них было надежды и боли,
Что наполнился черный провал,
Но последним — чтоб мост оказался
Надежным — сердце бросила мать,
Словно камень...
И вот через пропасть в душе
Я шагнул сам к себе,
Растоптав этот камень бесценный.
Я нашел сам себя, но навеки
Потерял свою мать.
Я рад, что в пути не встречаю людей:
За грехи городские
Каждый встречный, мне кажется,
Должен убить меня тут же,
Ни о чем не спросив, не сказав
Ни единого слова.
Я иду ниоткуда. Что там, позади?
Бесконечность, которой есть имя другое —
Пустота! Я узнал ее холод,
В груди у меня
Приоткрылась глубокая пропасть...
И теперь я в родное село
Пробираюсь, как вор,
Как убийца, я прячу лицо от людей
В темноте.
Дом скрежещет мне дверью угрозы,
Когда я вхожу, не касаясь святого порога,
По углам разбегаются тени,
Знакомые мне с колыбели...
Может быть, и очаг не захочет
Меня обогреть?
Может быть, он хранит
Материнского сердца последний упрек?
Я огню подставляю ладонь,
Но не жалит огонь,
Лишь, лаская, тепло отдает
Да как будто молитву читает
О ком-то далеком.
* * *
Jeg kommer fra en fremmed, enorm verden
Hvor det er umulig ; bli, hvor jeg ikke kan leve.
Som ut i en ren elv
Trer jeg inn i fedrenes egn.
Her er luften klarere
Og l;vet p; tr;rne vet ikke
Hva storbyens ;ndedrett er for noe.
Jeg er redd for ; b;ye meg over en blomst,
Ber;re klippen med leppene,
Engstelig ser jeg p; de kjente tindene:
Mine synder er s; store
At blomsten vil visne, klippen styrte,
At granittens bolverk ikke vil holde,
Men rase sammen s; intet spor av meg
Skal bli igjen p; jorden.
I den forsvant de mange hundre b;nner
Mor ba for meg, —
Ned i det bunnl;se svelget
Fl;y de som en hvit str;m —
Mors brev.
I dem var det kj;rlighet, h;p og smerte.
Og s; mye kj;rlighet og smerte var det
At det sorte dypet fyltes,
Men forat broen skulle v;re sikker
Kastet mor til slutt sitt hjerte
Som en sten…
Og over svelget i hjertet
Skred jeg s; frem til meg selv,
Tr;kket p; denne kostelige stenen.
Jeg fant meg selv, men mistet for alltid
Min mor.
Jeg er glad jeg ikke treffer folk p; veien:
For byens synder
Tror jeg alle m;tende
M; drepe meg uten videre,
Uten sp;rsm;l, uten
Et eneste ord.
Jeg kommer ingensteds fra. Hva har jeg bak meg?
Uendeligheten, eller med et annet navn —
Tomheten! Jeg kjenner dens kulde,
I mitt bryst
Har det ;pnet seg en dyp revne…
Og n; sniker jeg meg
Hjem til landsbyen som en tyv,
Som en morder skjuler jeg ansiktet
I m;rke.
Huset knirker truende med d;ren
N;r jeg trer inn uten ; r;re terskelens helligdom,
Inn i krokene flakker skyggene
Jeg kjenner fra jeg l; i vuggen…
Kanskje vil heller ikke arnen
Gi meg varme?
Kanskje gjemmer den
Morshjertets siste bebreidelse?
Jeg holder h;nden borttil ilden,
Men ilden svir ikke.
Gir bare kj;rlig varme fra seg
Og ber likesom en b;nn
For noen langt borte.
* * *
Взглянула девочка
Поздней осенью
На голые тополя,
И показались они ей
Вонзенными в землю метелками,
Которые чистят небо.
А теперь, когда
Обожгла любовь,
Узнает в этих тополях
Себя:
Улетели сомненья,
Как сухие листья,
А сердце
Открылось всему миру.
* * *
Jenta s;
Senh;stes
P; de nakne poplene
Og syntes de lignet
Sopelimer stukket i bakken
For ; feie himmelen.
Men n;, etter
Kj;rlighetens brann,
Ser hun i poplene
Seg selv:
All tvil er fl;yet
Som t;rre blader,
Og hjertet
Har ;pnet seg mot all verden.
ТЫ
Мое сердце выпрыгивает
Навстречу тебе на дорогу
И поджигает ее,
Как шнур,
По которому искра бежит,
Чтоб загорелся закат.
Даже в ведре,
Которое ты несешь,
Купается солнце,
Не вмещающееся в небо.
Ты поднимаешь с земли
Мое сердце,
Целуешь его
И возвращаешь мне,
Словно младенца,
Омытого твоим взглядом,
От которого
Тени становятся птицами
И взлетают,
Изгороди покрываются листьями,
А высохшие деревья цветут...
Люди говорят с тобой стихами.
С тобой я забываю
О времени,
Иду к тебе, не чувствуя
Расстояния.
Надежда моя —
Ты!
DU
Mitt hjerte hopper ut,
Springer deg i m;te p; veien
Og tenner den
Som en lunte
Hvor gnisten fyker
For ; tenne aftenr;den.
Selv i b;tten
Du b;rer,
Bader en sol
Som ikke rommes p; himmelen.
Fra bakken l;fter du
Hjertet mitt,
Kysser det
Og gir meg det tilbake
Som et spedbarn
Tvettet i ditt blikk,
Som f;r skyggene
Til ; bli fugler
Som flyr opp,
Flettgjerder til ; dekkes av l;v,
Og t;rre tr;r til ; blomstre…
Folk snakker med deg p; vers.
Sammen med deg glemmer jeg
Tiden,
Jeg g;r mot deg, f;ler ingen
Avstand.
Mitt h;p —
Du!
* * *
Я и не знал, как прекрасна ты...
И только из тьмы разлук
Твои ослепительные черты
Мне засияли вдруг.
Разлука — словно в космос полет,
Когда, от дома вдали,
Небесную суть человек познает
В сиянии нашей Земли.
* * *
Jeg skj;nte ikke hvor vakker du er…
F;rst i adskillelsens m;rke stund
S; jeg ditt ansikt i str;lende skj;r,
Blendende skj;nt mot den sorte bunn.
Adskillelsen — som en kosmisk ferd,
N;r du fjernt fra seng og fra bord
Sanser et menneskes himmelske verd
I lyset fra v;r egen Jord.
* * *
Не разгорелась жизнь...
Тлеет огонь
В моем очаге,
Дым застилает глаза.
Сам боялся пожара.
* * *
Livet ville ikke flamme opp…
Det ulmer
P; mitt ildsted,
R;ken blender ;ynene.
Jeg var redd for brann…
* * *
Время листья в кучи собирает
И сжигает человеческим огнем.
Побледневшие деревья
Поднимают к небу лица,
И следят, как улетают
День за дымом,
Дым за днем.
Смерть мечты своей зеленой
Со страданьем видят клены.
И, наверно, жаль березам
Их пылающих сердец.
Неподвижные деревья
Онемев, запоминают,
Как их листья дымом тают,
Как золой они взлетают,
Растворяясь, обретают
В бесконечности конец.
У костра играют дети.
Их невинными устами
Время весело смеется
Над деревьями пустыми,
Над раздетыми кустами.
Вопреки земной печали,
Как легко мы произносим:
"Осень".
* * *
Tiden samler l;vet i hauger
Og brenner det med menneskelig ild.
Bleke hever tr;rne
Ansiktet mot himmelen
Og lar blikket f;lge
Dag som flyr bort etter dunst,
Og dunst etter dag.
Sine gr;nne dr;mmers d;d
Ser l;nnene lidende.
Og antagelig s;rger bjerkene
Over sine luende hjerter.
Stumme st;r n; tr;rne
Og merker seg
Hvordan bladene
Smelter hen i dunst,
Flyr bort som sot,
L;ses opp og finner
Sin ende i uendeligheten.
Ved b;let leker barna.
Gjennom deres munn
Ler tiden muntert
Over de tomme tr;rne,
Over de avkledte buskene.
All jordisk vemod til tross —
Hvor lett uttaler vi ikke:
«H;sten.»
Б И Б Л И О Г Р А Ф И Я
НА КАРАЧАЕВСКОМ ЯЗЫКЕ
Сенсе мени насыбым (Ты мое счастье): [стихи]. – Черкесск: Карачаево-Черкесское отделение Ставропольского книжного издательства, 1981.
Бусакъла (Тополя): [стихи]. - Черкесск: Карачаево-Черкесское отделение Ставропольского книжного издательства, 1986.
Дуния сейирлиги (Чудо Вселенной): [стихи]. - Черкесск: Карачаево-Черкесское отделение Ставропольского книжного издательства, 1990.
Джуртда Джангыз Терек (Священное Древо Родины): [стихи]. – Москва: Молодая гвардия, 1992.
Сочинения в 10 томах: [стихи, проза, драматургия]. – Москва: Тейри, 1993-1998.
Минги Таулула (Великие горцы): [стихи, проза]. – Москва: Мир дому твоему, 1999
Дуния намыс эмда Ахрат азаб (Мирская совесть и Суд совести): [стихи, публицистика]. – Москва: Мир дому твоему, 2002.
Сууаб, гюнах джазылгъан дефтерле (Тетради добра и зла): [стихи]. – Москва: Мир дому твоему, 2002.
Хакъ бла Халкъ (Бог и Народ): [стихи]. – Сергеев Посад: Весь Сергеев Посад, 2005.
Джашау, ёлюм да – Хакъ. Джашау, ёлюм да - Акъ (И жизнь, и смерть - справедливы): [стихи, проза]. – Москва: РепроЦЕНТР М, 2006.
На русском языке
Камень и Дерево: [стихи]. – Москва: Советский Писатель, 1988.
Радуга над пропастью: [стихи]. – Москва: Молодая гвардия, 1990.
Сочинения в 3 томах: [стихи]. – Москва: Тейри, 1993-1996.
B I B L I O G R A P H Y
P; KARATSJAJISK
Sense meni nasibim (Du er min lykke): [poesi]. – Cherkessk: Karatsjai-Cherkessk avdeling av Stavropolsk forlag, 1981
Busakla (Popler): [poesi]. - Cherkessk: Karatsjai-Cherkessk avdeling av Stavropolsk forlag, 1986
Dunia Seirligi (Universets mirakel): [poesi]. - Cherkessk: Karatsjai-Cherkessk avdeling av Stavropolsk forlag, 1990
Djurtda Djangiz Terek (Det herlige faderlands treet): [poesi]. – Moskva: Molodaia Gvardia, 1992
Samlede dikter i 10 bind: [poesi, prosa, dramaturgi]. – Moskva: Teiri, 1993-1998
Mingi Taulula (De store fjellbyggene): [poesi, prosa]. – Moskva: Mir domu tvoyemu, 1999
Dunia namis emda Ahrat azab (Samvittighet og samvittighetsretten): [poesi, prosa]. – Moskva: Mir domu tvoyemu, 2002
Suuab, gunah djazilgan defterle (B;ker av godt og ondt): [poesi]. – Moskva: Mir domu tvoyemu, 2002
Hak bla Halk (Gud og Folk): [poesi]. – Sergeev Posad: Ves Sergeev Posad, 2005
Djashau, elum da – Hak. Djashau, elum da - Ak (B;de livet og d;den er rettferdige): [poesi, prosa]. – Moskva: ReproTSENTR M, 2006
P; russisk
Kamen i Derevo (Stein og Tre): [poesi]. – Moskva: Sovetskiy pisatel, 1988
Raduga nad propastiu (Regnbue over kl;ften): [poesi]. – Moskva: Molodaia Gvardia, 1990
Samlede dikt i 3 bind: [poesi]. – Moskva: Teiri, 1993-1996
Innhold / Содержание
Om nasjonen og nasjonaldikteren / 3
О народе и народном поэте / 14
Окна души — глаза — закрывай / 28
Sjelens vinduer — ;ynene: lukk dem / 29
Поэзия — озеро / 30
Diktet — en sj; / 31
Благодарю тебя, Одиночество / 32
Jeg takker deg, Ensomhet / 33
Слова набегают / 34
Ordene str;mmer p; / 35
Живу, как птица / 36
Jeg lever som fuglen / 38
Я выбираю тебя / 40
Deg velger jeg meg / 42
Вначале было не слово / 44
I begynnelsen var ikke ordet / 45
Молния / 46
Et gevir / 47
День и ночь / 48
Dag og natt / 49
Звезды — раскаленные гвозди / 50
Stjernene — gl;dende nagler / 51
Для древних людей / 52
I gamle dager / 54
Я — здоровье зеленого мира / 56
Jeg er den gr;nne verdens sunnhet / 57
Горю надеждой / 58
Brennende h;p / 61
Вершины Эльбруса / 64
Elbrus' tinder / 65
Может, буран оттого и бушует / 66
Kanhende raser snestormen / 67
Трава / 68
Gress / 69
Иногда / 70
Somme tider / 71
Слева и справа они / 72
Vi har dem til h;yre og venstre / 74
Опасно / 76
Livsfare / 77
Земля уменьшилась / 78
Jorden er skrumpet inn / 79
Роса еще не высохла / 80
Enn; duggv;tt / 81
Вера / 82
Tro / 83
Впередсмотрящий / 84
Den fremadskuende / 85
Он на многих был непохож / 86
Han lignet ikke s; mange / 87
Я иду из чужого, огромного мира / 88
Jeg kommer fra en fremmed, enorm verden / 90
Взглянула девочка / 92
Jenta s; / 93
Ты / 94
Du / 95
Я и не знал, как прекрасна ты / 96
Jeg skj;nte ikke hvor vakker du er / 97
Не разгорелась жизнь / 98
Livet ville ikke flamme opp / 99
Время листья в кучи собирает / 100
Tiden samler l;vet i hauger / 101
БИБЛИОГРАФИЯ / 102
Bibliography / 104
Содержание / 106
Innhold / 106
Билал Лайпанов
bilallaypan@hotmail.com
ВТОРАЯ ЖИЗНЬ
стихи
Перевод на норвежский Эрика Эгеберга
Книга выходит в авторской редакции
Издано в Норвегии
Издательство «Аске Трик АС», 2006
Bilal laypanov
bilallaypan@hotmail.com
ANNET LIV
Poezi
Oversatt av Erik Egeberg
Printed in Norway
Forlag «Aske Trykk AS», 2006
Билал Лайпанов
Вторая жизнь. Стихи /Перевод Эрика Эгеберга – Ставангер.: Аске Трикк АС, 2006. – 112 с.
ISBN-13: 978-82-997384-0-8
ISBN-10: 82-997384-0-7
Билал Лайпанов – поэт и гражданин Земли и Небес. Его поэзия национальна и общечеловечна. Его свободные, крылатые, светоносные стихи – явление в современной поэзии. Поэтому так высоко оценили его творчество виднейшие мастера художественного слова Кайсын Кулиев, Лев Ошанин, Сергей Михалков, Валентин Сорокин. А Чингиз Айтматов и Олжас Сулейменов, читающие карачаевского поэта в оригинале, выступили инициаторами выдвижения Билала Лайпанова на Нобелевскую премию.
© Билал Лайпанов, 2006
© Эрик Эгеберг, перевод, 2006
© Издательство: Аске Трик АС, 2006