Избранные сочинения. Том 19

Билал ЛАЙПАНОВ


«ДЖАНГЫ АЙ бла ДЖУЛДУЗ» (ПОЛУМЕСЯЦ и ЗВЕЗДА)
(подстрочный перевод нескольких глав первой части романа)

ПОЛУМЕСЯЦ И ЗВЕЗДА

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
(о сопротивлении большевицкому режиму)

Говорят, что детские воспоминания со временем стираются из памяти. Наверно, так. Но страшные или сильные впечатления остаются. Скорей всего, острые моменты жизни взрослые забывают быстрей, чем дети. Детское сердце восприимчиво и памятливо. В этом я ещё раз убедился, когда, будучи корреспондентом областной газеты приходилось часто ездить по селам, встречаться с разными людьми, записывать их рассказы о самой страшной народной беде – депортации и жизни в ссылке в 1943-1957 годах. Депортация глазами детей – так я мог бы озаглавить цикл рассказов, услышанных и записанных мною. Потом я их объединил и получилось история одной семьи, через которую попытался показать всю трагедию депортированного карачаевского народа. Некоторые куски из того романа предлагаю на Ваш суд. Начну с одного из них, рассказанных мне пожилым горцем Джанлы на одном дыхании, только он раз прервался, чтобы совершить полуденный намаз-молитву.

1

«Шёл 1937 год. Мы жили в высокогорном селе Таш Башы. Выше нас были облака и белые горы. Белей их может была большая, длинная, густая борода моего дедушки. С ним я любил пасти барашек. Их было немного. Вместе с ягнятами десять.
- Дед, хорошо что их не больше десяти.
- Почему так думаешь,- спрашивает он, удобнее располагаясь на старой шубе. Ему всегда холодно. Даже в летний полдень не снимает её.
- Да потому,- отвечаю я, что больше десяти я не умею считать.
- А-аа, это меняет дело,- смеется дед. Потом вздыхает: А было когда-то  у нас более тысячи овец. Правда тогда тебя еще на свете не было.
- И где они теперь? Волки съели?
- Да, не волки. Собаки. Красные, двуногие собаки.
Последние слова слышит тихо, незаметно подошедшая бабушка. Она накидывается на него.
- Что ты говоришь. Ребенок сейчас пойдет с другими играть. Начнет им рассказывать, что у дедушки было тысяча овец, а их съели красные двуногие собаки. А они расскажут дома старшим. Кто-то донесет. И что? На старости хочешь в тюрьму сесть? Ты же знаешь, что уже половину села посадили. Потом обращаясь ко мне говорит:
- Не слушай деда. Он уже не соображает. Мы очень любим советскую власть и товарища Сталина. Мы живем как он советует. Своих барашек давно отдали в колхоз. Зачем нам много? Надо чтобы всем хорошо было.

Бабушка уходит. В руках у неё спицы и клубок шерстяных ниток. Она всегда что-то вяжет. Мы остаемся с дедом. Он молчит. Если молчит, значит дремлет. Привычка у него такая. Я его стараюсь не разбудить. Иногда овцы подходят и лижут край его шубы. Когда они особо усердствуют, дед просыпается и говорит:
- Бедные. Шуба-то из шкур таких же овец сделана. Они наверно это чувствуют. А может и нет.

Сейчас барашки расположились около деда. Один ягненок залез на теплую, мягкую спину матери и спит. Дед указывая на него, говорит:
- Ягненок на спине матери чувствует себя в безопасности. Так ему кажется. А вот сейчас вздрагивает, смотри: бедный, во сне увидел волка, наверно.
- Дед, откуда он во сне может увидеть волка, если наяву ни разу не видел его.
- С таким знанием рождаются ягнята. От матери им наверно передается.
- Дед, если я научусь считать до ста, будет у нас сто овец?
- А ты научись. Потом посмотрим.
Дед смотрит на небо. Потом на гору Эльбрус.
- Видишь, облачко на его вершине. К дождю. А ты что любишь больше: гору или облака в небе?
- Мне нравятся облака в небе. Они легкие. Я хочу лететь как они.
Дед качает головой:
- Облака? Да они безвольные, невольные существа. Куда ветер дует, туда они плывут. А гора вечная. Её не сдвинешь. Так что, люби горы. Они прочно стоят на земле.

Так каждый день. Лето приближается к концу. В один день к нам подходит секретарь сельсовета Таукъан. Двумя руками здоровается с дедом. Он доводится деду дальним родственником. Никак не может начать разговор. Встревоженный дед смотрит на него:
- Говори, не мучай и не мучайся.

Таукъан снижает голос. Я слышу его четко, но дед туговат на ухо. Поэтому, он повышает голос, встревоженно оглядываясь по сторонам.
- Ильяс хаджи, этой ночью НКВД будет забирать несколько человек из села. В том числе вашего Сафара. Если не хотите, чтобы арестовали, пусть уходит в горы. Это я говорю  с риском для своей жизни. Не дай бог, узнают, меня расстреляют.
- За что?! Из восьмерых сыновей у меня трое остались. Самого старшего, участника 1-ой мировой войны, кавалера георгиевских крестов уничтожили в 1920. Следующего в 1930. Хотя их тела нам не выдали; мёртвыми их никто не увидел. Может живы? Троих: Къочхара, Ислама, Тулпара раскулачили и отправили в Сибирь. Теперь за оставшихся принялись. Да их тоже бы уничтожили, если были бы совершеннолетними.
- Двух старших твоих было за что уничтожить. Они были участниками восстаний против советской власти. Хотя тогда вся Россия бурлила. Многих посадили, многих расстреляли. А троих твоих сыновей, раскулачили только потому, что они братья твоих старших-повстанцев. Я ещё подозреваю, что старшие твои живы и находятся в горах или где-нибудь поблизости. Ведь они не пришли, не сдались как большинство ушедших в горы. И правильно сделали, ведь кто поверил властям и легализовался, потом все были уничтожены. А потом их семьи тоже были выселены. Ваших детей тоже арестовывают, выселяют, преследуют только потому, чтобы лишить семейной родовой поддержки твоих старших-повстанцев. Так что, я думаю, они живы. Если бы таких абреков не было бы, начальники НКВД, председатели сельсоветов, секретари партийных организаций тряслись бы так от страха? Хотя за свои грехи все должны отвечать и перед Богом, и перед людьми.   

- А Сафара за что хотят арестовать? Примерный колхозник. Грамоты имеет. Потом окончил советский ВУЗ, работает в научно-исследовательском институте. Ходит – песни, всякие предания собирает. Он же не мусульманское образование получил, как мой бедный средний сын Ислам.
- Я не знаю. Установка сверху приходит. «С вашего села должны быть арестованы столько-то человек. Составьте список». Председатель сельсовета, секретарь партийной организации и человек из НКВД составляют этот список в строжайшем секрете.
- Все-таки, в чем его обвиняют, за что его хотят его арестовать?
- А за что арестовали полсела? Просто стране нужен бесплатный труд заключенных. А второй момент – в народе не должны остаться люди, знающие дореволюционную жизнь. Они мешают большевикам создавать лживую историю и основанную на лжи новую жизнь. Им надо создать нового человека, новый народ.  Вот поэтому они рушат старый мир до основания – и физически, и духовно. Не должно остаться свободномыслящих, инакомыслящих людей, все должны стать «винтиками и колесиками» большевицкой машины. Все должны смотреть на мир глазами Ленина-Сталина. Имеющие другие знания, другой взгляд подлежат уничтожению. Все это вы знаете не хуже меня.
   
Дед молчит. Таукъан ждет. Дед тихо спрашивает:
- Допустим, он скроется. А его семью не возьмут в заложники, как семью нашего соседа? У него же четверо детей. Самый младший он (дед показывает на меня),  а самой старшей десять. Если их заберут, то какой смысл моему сыну скрываться?
- Ильяс хаджи, этого я не знаю. Вам решать. Я выполнил долг родственника. Я пойду.
Дед тоже встает. «Ты смотри за барашками» говорит мне, а сам, сутулясь более обычного, медленно идёт к дому.

В ту ночь никто не спал. Дедушка сидел на своем почетном месте, перебирая четки. Бабушка, застелив молитвенный коврик, молился и просил у Бога помощи. Напряжение нарастало с каждым часом. Это напряжение передавалось и нам, детям. Один отец был спокойным, по крайней мере, внешне. Собранный матерью вещмешок стоял у дверей.
   
Бабушка повернулась к нам  и сказала:
- Сейчас я буду читать молитву и просить Бога о спасении нашего Сафара. Все вы искренне говорите «аминь». Особенно дети. Вы безгрешные ещё и вашу мольбу Бог услышит.

Бабушка сначала по-арабски, потом по-карачаевски произносила молитвы. Мы все хором говорили «аминь». И свершилось чудо: в ту ночь НКВД-шники у нас не появились. Но появились они через месяц, когда все успокоились и думали беда миновала. Больше мы папу не увидели на Кавказе. Появился он через десять лет в Средней Азии, где мы были в депортации. После того, как его посадили, от него не было вестей: то, что он писал, к нам не доходило. Когда началась война между Германией и Россией, он добился, чтобы его отправили на фронт. Он сражался в батальоне смертников, которые своей кровью доказывали свою верность Родине, завоевывали свободу Ей и себе. Он чудом выжил, но в 1943 году карачаевский народ был депортирован, а представителей депортированных народов выводили из действующей армии. Так моего отца вывели из фронта и отправили в Сибирь на лесозаготовки. Хорошо, что не назад, в лагеря для заключенных. Хотя он рассказывал, что лесозаготовки тоже были разновидностью каторжного труда.

А жизнь продолжается. По-прежнему мы с дедом пасем барашек. Я уже делаю успехи.
- Дед, я уже могу читать, писать и считать до тысячи.
- Молодец, сынок. Это больше чем иметь тысяча барашек. Если бы тебя увидел твой отец.
- Увидит. Все увидим. Чует мое сердце он жив, здоров.
Бабушка подошла как всегда тихо, неслышно. Все молитвы её кончались просьбой «храни Аллах Сафара». Сейчас я думаю, именно её молитвы спасли моего отца от гибели и в ГУЛАГе, и на войне.       

Иногда к нам присоединялся старый Кая. Тогда между двумя стариками начинался спор. Кая был явный сторонник коммунистов.
- Ильяс хаджи, люди не ангелы. Люди ошибаются. Но в целом советская власть – это власть трудящихся и для трудящихся.
- Кая, разве не советская власть развязала гражданскую войну, разделив Россию на белых и красных? Разве не советская власть доводила людей, крестьян до восстаний, а потом их безжалостно подавляла. Разве не советская власть отобрала у нас религию, обычаи, оружие, скот, землю? Разве не Ленин говорил, что «Ваши верования и обычаи, ваши национальные и культурные учреждения объявляются свободными и неприкосновенными. Устраивайте свою национальную жизнь свободно и беспрепятственно».
- Ты не объективен, Ильяс хаджи.
- Это я не объективен? Разве не советская власть отняла у меня троих сыновей, а троих сыновей раскулачила?
- Твоих старших сыновей посчитали врагами советской власти.
- Мои сыновья были вместе со всем народом. Как же так получается, ты говоришь советская власть – это власть народа. А народ восстает против неё. И эта власть уничтожает восставший народ. Нет, это не власть народа, это палач народа.
- Ты не понимаешь, Ильяс хаджи. Советская власть – это не власть всего народа, а власть его беднейшей части – пролетариата и крестьян-бедняков. А остальных...
- А остальных советская власть превратит также в бедноту, а кто не хочет быть бедным – того уничтожает. Так или не так?
Дедушка уничтожающе смотрит на Кая. Но тот невозмутим.
- Ничего, Ильяс хаджи, богатые тоже пусть походят в шкуре бедных. Это и есть справедливость.
- Нет. Кая, не в бедности мы должны быть равны, а в богатстве. Да Бог сним, с богатством. Оно приходит, уходит. Будем живы, богатство наживем. Не наживем, тоже не беда. А вот загубленные жизни как вернем? Дворян уничтожили, духовенство уничтожили, интеллигенцию уничтожили, богатых уничтожили, офицеров царской армии уничтожили. Гордых, независимых, вольных людей уничтожили. Кто остался? Одни рабы. Кому и какую свободу принесли коммунисты? Наоборот, даже те свободы отняли, которые были при царской России.
- Ты не объективен. Большевики, советская власть много чего дали даже нашему народу. Перечислить? Царская Россия завоевала независимый Карачай и превратила в свою колонию. Практически не было светских школ. Люди прозябали в нищете и невежестве. Наши женщины были как рабыни, всю жизнь проводили в доме, как в тюрьме...
- Что, что? Кая, ты совсем рехнулся. Да, твои сыновья работают в советско-партийном аппарате. Но неужели они так повлияли на тебя, что ты совсем без памяти остался? Даже не можешь сравнить прошлое и настоящее. Да, царская Россия завоевала независимый Карачай и превратила его в свою колонию. Но разве можно сравнить наше сегодняшнее состояние и тогдашнее? Не тогда, а сейчас мы прозябаем в нищете и невежестве. Не тогда мы были рабами, а сейчас стали. Тогда самый бедный имел столько скота, сколько сейчас самый богатый не имеет. Тогда мы были свободными людьми, а сейчас мы все рабы советской коммунистичечкой империи. Тогда мы молились Богу, теперь Сталину, коммунистической партии, которая уничтожает нас. И ты считаешь, что большевики нам дали что-то?
- А ты не видишь? Автономию дали? Дали. Школы открыли? Открыли. Все дети учатся? Учатся. Безграмотность ликвидирована? Ликвидирована. Даже я научился читать. На нашем языке выходят книги, газеты? Выходят. Женщины обрели свободу, стали равными в правах с мужчинами? Стали. Жизнь с каждым годом становится все лучше? Становится. Автономия есть, язык развивается, все учатся. Что ещё тебе надо?
- Несчастный ты человек, Кая. Дальше носа ничего не хочешь видеть. Большевики – имею в виду партийное руководство, а не простых, оболваненных коммунистов-трудящихся – обещали райскую жизнь, чтобы привлечь на свою сторону народы. Иначе, они не смогли бы свалить русское самодержавие. Кое-что из обещанного они и выполнили. Но это все временно. Все что дали, спокойно могут отобрать обратно – если увидят, что это не работает на их идею. Вот вначале они дали слово, что наша вера, наши обычаи будут неприсновенны. Нашу землю, отобранную царской Россией, вернут нам. И так далее, и тому подобное.
 
А что мы получили? Не только не получили землю, но даже та земля, которая была в наших руках, изъято государством. Под видом колхозов, совхозов, вся наша собственность стала общей – т.е. она тоже не принадлежит нам, а государству. Под видом раскрепощения женщин, советская коммунистическая власть разрушила наш национальный семейный очаг. Дети все должны пройти через детясли, детсады – т.е. их с детства воспитывает государство в своем духе. Таким образом государство отнимает у нас наше завтра. Государство отобрало у нас землю, частную собственность, право воспитывать своих детей дома. А чтобы мы не могли взбунтоваться, сопротивляться – государство изъяло у нас оружие, даже холодное. Да, государство школы открыло, все должны учиться. Но это тоже сделано не ради народа. А только для того, чтобы воспитать, учить детей в коммунистическом духе, чтобы с детства, ложной идеологией настроить их мозги на свой лад. Учат, но чему? Вот об этом надо думать. Если так пойдет, через несколько поколений от нашего народа ничего не останется. И тогда, и автономия, за ненадобностью отпадет.
       
- Э-эй, Ильяс хаджи. Я лично доволен Советской властью. Ты тоже свое недовольство держи внутри себя. Ещё более страшные времена приближаются. Вторая мировая война как бы не коснулась нас.
- Не дай Бог, не дай Бог,- дедушка встревоженно покачал головой.

Но Бог почему-то решил по-другому. Наступило 22 июня 1941 года. Началась самая страшная война, унесшая жизнь 28 миллионов людей СССР. Одними из первых были призваны на фронт два сына дедушки – дядя Бёрюкъан и дядя Таубатыр. В первый же год  один пропал без вести, на другого пришла похоронка.

Дед держался. Женщины, подростки, старики ухаживали за скотом, заготавливали сено. А война забирала и пожирала всех, кому было за 18. Уходили молодые, красивые ребята, а возвращались инвалиды – без рук, без ног. А многие и так не могли возвращаться – на них приходили похоронки. Людей хватало воевать, не хватало оружия. Против немецких танков бросали горскую конницу. Одна такая кавалерийская дивизия была полностью уничтожена под Ростовом. Голой грудью можно остановить пулю, но не танки.

В августе 1942 года немцы захватили наш горный край. Те, которые очень пострадали от коммунистов, начали сводить счеты. Именно вот эти люди, каким-то образом поймали председателя сельсовета, главу местного НКВД и секретаря партийной организации и передали немцам...  Вроде они возглавляли партизанский отряд, но как они попались, не знаю. Гестаповцы с превеликим удовольствием пытали их и повесили.

- Как они поступали с нами, так и поступили с ними.
У деда к ним жалости не было. Но бабушка была другого мнения. «Нельзя кровь кровью смывать».

Через полгода наша область была освобождена от немцев. Теперь родственники казненных немцами НКВДешников и руководителей советско-партийных структур, пытались отомстить «изменникам». Но те бежали с немцами. Тогда началось преследование их родственников. Но это другой рассказ.

...Быстро шло восстановление разрушенного хозяйства. За несколько месяцев практически были восстановлены все колхозы и совхозы. Летом занимались заготовкой и уборкой сена. Этим занимались подростки, женщины и старики. Странно было видеть молодых людей -одноногих, одноруких инвалидов войны – они с какой-то яростью брались за работу и очень злились, когда замечали жалостливые взгляды.

Заканчивался месяц октябрь. Летние работы были завершены. Колхозный скот устроили на зимние фермы. Рядом с ними возвышались стога сена. Всё было сделано, чтобы безбедно провести зиму.

Дедушка и бабушка сильно сдали, их силы точила дума о пятерых сыновьях. Бабушка упорно твердила, что два сына – Сафар, то есть мой отец, и без вести пропавший Бёрюкъан – живы. Она была так упорна и яростна в своей вере, что даже дедушка начинал сомневаться и его глаза зажигались надеждой, правда, через некоторое время опять потухали.   

        Я уже учился во втором классе. Сестры тоже ходили в школу: Мариям училась в четвертом классе, Фатима училась  в шестом, а самая старшая Мадина заканчивала седьмой класс. Все преподаватели были женщины.

Единственно, что всех смущало, это войска НКВД. У нас начались школьные каникулы, когда нагрянули они. Было всем разъяснено, что это части, которые выведены из фронта для отдыха, для набирания сил для следующих боев. Для каких боев они набирались сил, стало известно позже. А пока сельчане относились к ним с большим уважением, поили, кормили.

Кто к ним относился с недоверием и подозрением, был дед. Фронтовики-инвалиды смотрели на них с недоумением. Было подозрительно и то, что эти воиска были во всех населенных пунктах только Карачаевской области, в соседней Черкесской области их не было. Было ещё одна подозрительная вещь. Перестали брать в армию карачаевцев, якобы «уже нет нужды в них; Сталин сказал, что надо беречь малочисленные народы».

Бабушка приехала из соседнего села, наведала там святого, по имени Джаннган, что в переводе означает «Светящийся». Её рассказ всех удивил, но до конца ей никто не поверил.
- Вот вы не верите, а вот как я ему показала фотографии наших сыновей, он их все назвал по именам. Потом он сказал: Сафар и Бёрюкъан живы.
- Прямо так и сказал?- дед испытыюще посмотрел на неё.
Бабушка поклялась Кораном, и продолжала:
- Говорит, что Сафара мы увидим в степях, а Бёрюкъана здесь в горах. А ещё он сказал, что эти воиска нас всех арестуют внезапно и увезут далеко-далеко. Поэтому, надо быть готовыми к дороге, чтобы в любое время можно было схватить самое необходимое. Надо резать барашек, солить, сушить, как можно больше мяса. Продукты и теплая одежда – наше спасение в дороге и в чужих краях.
- А не сказал Светящийся, когда нас будут арестовывать?- спросил дед.
- Не только нас, весь народ арестуют сказал он. Вы плохо меня слушаете.
- А когда это начнется, не сказал он?
- Сказал. В месяц и день завоевания Российской империей Карачая.
- В день Хасаукинского сражения? Сейчас в голосе деда не было никакого сомнения.
Это было хуже всего. Если бы он не поверил, повысил голос, было бы легче.
- Этого не может быть,- брови моей самой старшей сестры приподнялись, а глаза странно засверкали. Как два полумесяца и две звезды. Эту схожесть заметили все. А бабушка с дрожью в голосе сказала: чтобы это означало?
- Что ещё сказал Светящийся?- дед спросил не отрывая своего взгляда от Мадины.
Бабушка молчала. После минутного колебания сказала:
- Светящийся сказал, что Мадина останется здесь.
- Мы все будем арестованы, угнаны, а она останется здесь? Как это понять?
Это были слова моей матери. По законам гор, она никогда не участвовала в общих разговорах, всегда незаметно, бесшумно делала всю работу по дому, кормила, поила, одевала нас, ухаживала за дедушкой, бабушкой, вопреки всему верила и ждала мужа, т.е. нашего отца – короче была образцовой женой, матерью, снохой. Но сейчас она не сдержалась.
- Не знаю, Светящийся не говорил подробности, хотя и просила. Единственное, что он ещё добавил, что потом мы встретимся здесь живыми-здоровыми.

Решили, что бабушка ещё раз наведается к святому. Но этого не случилось: НКВД-шники арестовали его «за сочинение и распространение лжи», как провакатора и врага народа. Но слух, что карачаевцы все будут арестованы и сосланы распространился. Дата тоже была известна. Но большинство народа этому не поверило. Как можно арестовать весь народ, у которого мужчины от 18 до 60 лет находятся кто на фронте, кто в трудовой армии. И за что арестовать? Если виновные есть, арестуйте их.

Были закончены осенние работы. Урожай собран с колхозных и совхозных полей. Общественный скот расположился на зимовку в фермах вблизи сёл. Люди готовились к  ноябрьским торжествам – ко дню Великой Октябрьской революции 1917 года – 7 Ноября. Но седьмое ноября карачаевскому народу было суждено встречать в телячьих вагонах, в которых их везли в ссыльные места. Советское коммунистическое государство свои светлые праздничные дни сделало для многих народов черными, трагическими днями. Так вслед за карачаевцами были выселены чеченцы и ингуши в день Советской Армии – 23 февраля, балкарцы в Международный женский день – 8 Марта.

Наступал день 2 ноября 1943 года. Никто не спал в нашей семье. Словам Светящегося, переданные нам бабушкой, у нас верили. И когда раздался грубый стук в двери – он не застал нас врасплох. Те солдаты и офицеры, которых несколько месяцев мы кормили и поили, выселяли нас. Полчаса, которые дали на сборы, для нас хватило. Только мы не знали, сколько вещей и продуктов можно было взять. Они все проверили, золотые, серебряные  женские украшения, веками переходящие от матерей к дочерям, все были изъяты. Сказали, вернут когда мы сядем на  машины. Но дальше началось такое, что надо благодарить Бога, что хоть продукты и одежду сумели взять побольше. Бабушка взяла свой Коран, моя мать ручную швейную машинку «Зингер».

Рассветало.  Шум сотен машин, плач, крик женщин и детей, мычанье коров, вой собак  и моросящийся дождь. Всех собрали на поляну ниже села, там загрузили на машины и повезли безвинных людей – стариков, женщин, детей и инвалидов войны – навстречу страданиям и смерти.

В машине было много людей, все уплотняли и уплотняли. Мы еле втиснулись  и ехали сзади. Мать и самая старшая сестра замыкали нас – бабушку, дедушку, меня и двух моих старших сестер. Пока не сели на машину, мать все время держала старшую дочь – Мадину за руку. Она боялась, что она останется каким-то образом здесь, слов Светящегося никто не забыл. Пока пророчества святого исполнялись.

Было ещё одно сверхъестественное: нас розыскала и сопровождала наша громадная собака Къытмир, карачаевской (басханской) породы. Боясь, что она не пропустит и накинется на солдат, а те её расстреляют, дедушка посадила её на цепь. Как она разорвала железную цепь, как вырвалась, непонятно, но она бежала за машиной. Два раза она прыгала на машину и оба раза выбрасывали её назад два солдата, сидящие у борта. Когда в третий раз она намеревалась повторить попытку, один солдат взял её на прицел. Мадина, моя сестра, схватила автомат. Завязалась борьба. В этот момент наша собака в прыжке схватила солдата за горло и потянула вниз. Дорога серпантином шла над пропастью. Машина сильно качнулась на повороте и все втроем – собака, солдат и Мадина свалились в пропасть. Всё это случилось в мгновенье ока. Люди  в машине зорали, сильнее всех моя мать. Но машина не останавилась. Такова была инструкция наверно и боязнь, что если машина остановится, люди разбегутся. Только внизу, через два часа, когда горная часть дороги кончилась, машины остановились. Офицер, который более менее оказался гуманным, сказал, что они поисследуют это место, если найдут Мадину доставят и присоединят к эшелону. Никто ему не поверил, но что  поделаешь.

Мать была  вне себя. Но бабушка её успокаивала:
- Вот увидишь, всё будет нормально. Мадина не умрет. Святой сказал, что она останется здесь. Вот и осталась. Мы вернемся и встретимся с ней. А куда едем, там встретимся с Сафаром. Все в руках господа. Будем молиться . Все будет нормально.

Эшелоны двинулись. В вагонах для перевозки скота, забитые до отказа, умирая от антисанитарии, не зная куда, ехали карачаевцы – сталинским режимом первый сосланный народ из Северного Кавказа. Потом по этому гибельному пути отправят чеченцев, ингушей, балкарцев...».

2

Про дорогу в ссыльные места, про жизнь там было достаточно материалов у меня. А вот что происходило здесь, в Карачае, после того как выслали карачаевский народ, я ничего не знал. И когда Джанлы дошел до того места, где его самая старшая сестра Мадина сорвалась в пропасть, я прервал его:
- Жива ли Мадина? Был ли прав Светящийся?
Джанлы некоторое время молчал. Потом сказал:
- Лучше тебе самому с ней встретиться. Вот её адрес. Только  я её немного подготовлю, а то она не станет разговаривать на эту тему. Если через неделю встретишься с ней, будет нормально.

Через неделю я уже звонил в её квартиру. Она жила в областном цетре. Она не пригласила меня домой. Просто сказала:
- Я в курсе. Все что испытала, перенесла на бумагу. Если хотите публиковать, все имена изменишь. Это единственное условие. И рукопись вернешь обратно. Всего доброго.

Я остался с рукописью перед хлопнувшими дверьми. Постоял немного  и двинулся к себе домой. И там начал читать...

3

«Мы летели в пропасть: я, наша собака Кытмир и солдат. Кытмир так и не разжал зубы, не отпустил солдата – так и летели они вниз вместе. Меня спасло дерево, которое росло из расщелины скалы, в метрах 3-4 от вершины. Я упал на его ветви, они согнулись, но выдержали. Я зацепилась за ветви  и медленно поползла к корням дерева. К моей радости, в скале была выемка, небольшая пещерка. Там я расположилась. Там было множество сухих веток и много перьев. Без всякого сомнения это было жилище орла. Страх обуяла меня. Пошарив выбрала ветку подлиннее и покрепче для самообороны.

А пока пещерка защищала меня и от ветра, и от дождя. Передо мной дерево, которое меня спасло. Внизу глубокая пропасть, оттуда еле слышен был шум горной реки. Самой реки не было видно, туман закрывал её. Послышался шум сверху – проезжала машина. Я начала вопить изо всех сил. Нет, не остановились. Так я орала каждый раз когда доносился шум сверху, пока не сорвала голос.

Дело шло к вечеру. В горах темнееет быстро. Холод начал меня беспокоить, хотя я был одет во все шерстяное.  Я лежала сжавшись в комок на орлиных перьях и ветках и думала, думала.
Думала о бедной матери. Каково ей сейчас. За бабушку я была спокойна. Её фанатичная вера спасала и её, и окружающих. Даже здесь у меня надежда не угасала, потому что помнила слова Светящегося, которые он сказал обо мне бабушке. Пока все шло так, как говорил святой. Но страшные, мрачные думы не покидали меня.

«Как выйти отсюда? Выйдешь, куда пойдешь? Кому попадешь в руки? А не прыгнуть ли вниз? А мать? А бабушка? А отец? Да они все будут жить надеждой, что по возвращении из ссылки мы все встретимся здесь. Нет, надо выдержать».

Была полночь. Дождь остановился, но все равно было пасмурно. Месяц то выглядывал, то скрывался в облаках. Где-то сверху, неподалеку, раздался вой. Вой подхватили или ответили на него. «Волки,- подумала я. - Спускайтесь, я здесь. Попробуйте съест меня». Я была в полной уверенности, что ни один волк ко мне не попадет. Но через несколько минут я очень пожалела, что так подумала. «Слова имеют магическую силу» говорила бабушка.  Наверно, они чувствовали меня. Прямо над пропастью, над моей головой началось что-то страшное. «Что они не могут поделить?».  В тот же миг волчий силуэт, почти задевая дерево, полетел вниз. Я вздрогнула. Но второй силуэт зацепился за дерево, почти как я. Глаза его зловеще сверкали. В это время луна выплыла из облаков и я увидела волка. Он боролся за жизнь как и я. Ветка дерева качалась, прогибалась. Волк наверно просил Бога о спасении. А я, наоборот, чтобы он полетел вниз.

Почему-то Бог услышал не мою молитву. Волк медленно полз в мою сторону и вдруг растянулся и замер. «Отдыхает перед прыжком. Как я могу защититься сухими ветками». Неожиданно для меня над моей головой залаяла собака. Боже, так это же наша собака, наш волкодав, наш Басхан Парий – наш Къытмир. Теперь я поняла, кто вышвырнул двух волков в пропасть. Я от радости заорала. В ответном лае радости было не меньше. Волк на дереве не шевельнулся. Я немного успокоилась – похоже, что волк был мертв.

Какая сила должна быть у Къытмира! Снять  с машины солдата НКВД, вместе с ним лететь в пропасть, упасть в бурную горную реку, суметь выплыть из неё, вернуться к тому месту, откуда мы упали вместе  и ещё выиграть сражение с двумя волками. Наверно, тогда летя вниз с пропасти, Къытмир умудрился заметить, как я вишу на дереве. И когда вернулся и остановился надо мой, над пропастью, он чуял меня наверно. Нюх-то у них сильный. Тут-то на бедную собаку напали волки. Правильно говорили древние: самый верный друг человека – это собака.

Всю ночь мы переговаривали друг с другом. Под утро я задремала, собака тоже наверно. По крайней мере лаем себя не выдавала. Сегодня день был ясный. Я открыла глаза и задрожала: показалось, что волк жив и смотрит на меня. Высоко на небе кружились стервятники. С такой высоты они лучше видели, что волк мёртв, чем я, находящийся в двух метрах от него.

Вот сначала один из них ринулся вниз. Сел на ветку. Смелости не хватило сразу наброситься на волка, хотя он был мертвый. Потом прилетел другой, потом третий. Тогда уже все стая набросилась на волка. Дерево сильно качнулась и волк полетел вниз. За ним ринулись стервятники. Толька одна осталась и изучающе смотрела на меня. Она так вращала головой в разные стороны, что создавалось такое ощущение, что у него две головы. Я в оцепененьи смотрел на них. И вдруг стервятник рванулся на меня. Я уклонилась. Успела даже ударить веткой по голове. Она отлетела, но продолжала нападать. Собака наша начала страшно лаять, но стервятник не останавливалась. В очередной раз, когда он поднялся в воздух, раздался выстрел. Стервятник стремительно канул вниз . Я смотрела на противоположную сторону, но никого не заметила.

Время приближалось к обеду. Я пообедала. В кармане нашел кусочек сущеного мяса, завернутый в платочек. Послышался конский топот. Къытмир возобновил свой лай, как буд-то кому-то угрожая или останавливая.
- Если слышишь меня, дай ответ,- раздался голос сверху.
Я ответила по-карачаевски.
- Говори по-русски. Я твой бандитский язык не понимаю.
- Кто вы  и что хотите?
- Я хочу спасти тебя.
- А потом?
- Потом видно будет. Но не бойся, НКВД не выдам. Скажи спасибо стервятнику, если бы не он, я тебя не заметил бы. Сейчас я кину веревку. Как поймаешь, завяжи себя крепко. Попробую тебя вытащить. Вернее, сама карабкайся по веревке. Если хочешь жить – подымешься. А если не сможешь – оставайся там: слабым нечего жить на свете.

После многих попыток, край веревки попал на дерево. Пришлось опять залезть на дерево. И там завязал себя за талию и плечи. И когда я сказала «готова», незнакомец ответил:
- Край веревки я держу крепко, даже край повязал к седлу лошади. Лезь теперь – посмотрим, какие сильные бывают горянки.

Я лезла, практически на руках подтягивая себя и только на самом верху тот помог мне. А там меня ждал Кытмир. Он как родственник набросился на меня. Джанболат, так звали моего спасителя, посадил меня на коня, а сам взял за уздцы. Собака побежала вперед. Так мы отправились назад, в наше село.

Я была поражена. По селу бегали люди, заходили в дома, выходили, грузили вещи на лошадей, на бричек. Гоняли скот, барашек. Но эти были не военные. Это были люди из ближайших некарачаевских сёл.
- Мародеры,- сказал Джанболат. Некоторых он знал, здоровался, что-то спрашивал, шутил, смеялся. Я могла предположить о чем идет речь, но не понимала. Когда мы зашли в наш двор, увидели странную картину: на земле плашмя лежал человек, на нем гордо восседал Кытмир, а вокруг были разбросаны домашняя утварь, всякое наше барахло. Я оттащила собаку от человека. Тот встал, ругаясь, и пошел вон. Джанболат что-то сказал  и посмеялся. Я побежала в бау, чтобы посмотреть на корову и барашек. Их не было. Зашла в дом и не узнал: все было переворошено, но кровати были на месте. Их не успели ещё разобрать.
- Ты меня не бойся. Я тебя буду беречь. Если кто спросит, скажи, что ты азербайджанка из Грузии. Со мной тебя никто не тронет. Чтобы ты совсем успокоилась, вот мой документ.

Я прочитала: сотрудник НКВД, какая-то печать, какие-то номера. Я спросила:
- Если ты начальник, почему не останавливаешь этих мародеров?
- Я начальник этого села. Но останавливать не буду, пусть наживаются. Чё добру пропадать. Общественный скот распределен по колхозам Черкесской области, Ставропольского, Краснодарского краев и Грузии. И земля Карачая разделена между Грузией (горная часть) и Россией (равнинная часть).
А сумеешь ты узнать вашу корову и барашек?
- Конечно.
- Тогда пошли.
Мы остановились  у узкого прохода между двумя скалами. Это был единственный выход из села. Я стояла и смотрела, как гоняли придворный скот сельчан. Я ещё не видя саму корову, узнала её по мычанию.
- Вот наша корова Акъкъаш (Белолобая),- сказала я. А вот наши барашки.
Их гнал какой-то бородач. Джанболат остановил его. Между ними состоялся острый разговор и мародер повернул скот обратно. Мы шли за ним: я на лошади, он пешком.

Так мы восстановили наше хозяйство. Корова и барашки были единственными родными существами после Кытмира, которым я был так рад. Думаю, они тоже были рады. Корова лизала меня, а барашки вращались вокруг

- Будь здесь. Никого не пускай. Закрой двор и пусти собаку.
Он вернулся быстро, с каким-то мужиком, который с брички перетащил в дом много вещей. Я их разобрала, постелила кровати, повесила ковры на стены, войлоки. После уборки дом наш опять стал похож на дом.

- Джанболат, где наш народ, мои родные? Если они не вернутся обратно, лучше мне с ними быть. Отвези меня к ним.
- Отвезти? Ты в своем уме? Они  уже укатили очень далеко. С другой стороны, ты даже не заикайся об этом. Не дай бог, чтоб кто-нибудь узнал, что ты карачаевка. Попадешь в руки местного НКВД, который ищет в горах скрывающихся бандитов, конец тебе будет. Сначала изнасилуют, потом голову отрубят и получат деньги как за голову карачаевской бандитки. Не веришь мне? Сейчас поверишь.

Джанболат выташил из кармана листовку-обращение, подготовленную НКВД и адресованное местным жителям:
«...Будьте бдительны. Хотя карачаевцы от мала до велика выселены, но в горах они ещё могут скрываться. За голову карачаевского бандита – вознаграждение 10 000 рублей. Такая же сумма ожидает и того, кто укажет где прячется бандит...».

Я читала не веря своим глазам. Джанболат следил за моим лицом и буквально читал мои мысли.
- Я знаю, карачаевский народ невиновен. Виноваты те, кто оклеветал его – руководители Карачаевской автономной области, Ставропольского края и выше. Народ не может быть бандитом или изменником. Все бандиты и изменники убежали с немцами. Так что, остались только невинные люди. Вот их и выселили – женщин, стариков, детей, инвалидов войны. Даже сопротивляться такому насилию некому было – ведь мужчины ваши все на фронте. В лесах может быть скрываются несколько человек, может несколько десятков. Но никак не больше. Лично я спокоен – никаких бандитов нет. Но руководство НКВД так не считает. А это на руку некарачаевским бандитам, мародерам. Они убьют любого карачаевца, отрежут голову, принесут в НКВД и получат свои 10 000.

Я с ужасом слушала Джанболата. «Неужели такое возможно? Конечно, возможно, если весь наш народ арестовали и отправили бог весть куда. А как я дальше буду жить? Что в уме Джанболата?»

За два дня село было опустошено. Из домов все вывезли, весь скот угнали. Совершенно пустые дома. Мертвое село. И когда я увидел в двух местах, как дым идет из труб, я обрадовалась.

- Зря радуешься. Они мои коллеги, но очень плохие люди.  К тому же не мусульмане. Да и не христиане. Атеисты они. Пока они не нагрянули в гости, нам надо определиться.
- Что значит определиться?
- Я всю правду скажу, а ты решай сама. Когда я тебя вытаскивал, я не знал, что ты девушка, к тому же очень красивая. Если бы твоя красота меня не поразила бы, скорей всего я попытался бы тебя присоединить к твоим сородичам. Но когда тебя увидел, я сказал себе: нет, я её не отпущу. Я хочу на тебя жениться. Так будет безопасней для тебя, да и для меня тоже.
- А если я скажу нет?
- Тогда как ты будешь жить одна? Остаться одной – это смерти подобно. Мало или много, не знаю, но в горах шастают бандиты. За ними охотится НКВД. И не только НКВД. Есть много гнилых людей, которые готовы кому-угодно отрезать голову  и сказать, что это «голова бандита». Чем тебе так оставить, тогда лучше сдать тебя  в НКВД. Правда, там тоже что с тобой будет – одному богу известно. Лучший вариант – жить со мной. Я приведу афенди(священника). Он перед богом нас бракосочетает. Знай ещё, у меня бабушка была карачаевка. Может, это тоже одна из причин, что тянет меня к тебе. Я в два раза наверно старше тебя, но не старик же я. В отношении к тебе я действую подчиняясь сердцу, а не разуму. Я же рискую своей головой, связывая свою судьбу  с карачаевкой. Ведь карачаевцев всех – по национальному признаку – государство считает врагами и все, кто с ними будет поддерживать связь, автоматически причисляется  к ним. А тебя скрывая от органов, я совершаю преступление, за что очень сурово могут меня покарать. Это я говорю для того, чтобы ты поняла: ты мне нравишься и ради тебя я пойду на все, лишь бы ты меня не подвела.   

Я не знала, что сказать.
- Могу я пару дней подумать?.
- Только не больше. За эти дни я постараюсь тебе документы подготовить на другое имя, на другую национальность.

Думать-то думала, но ничего не могла придумать. Я не знаю этого человека. Но из-за меня он рискует, в этом нет никакого сомнения.

Через два дня афенди нас благословил и мы стали мужем и женой. Из Мадины я превратилась в Тамару, из карачаевки в грузинскую азербайджанку. По новому документу мне 19 лет, хотя на самом деле мне 16.

В нашем селе помимо нас, жили ещё две семьи. Вернее, два человека. Один в середине села, другой в конце. «Они охотники,- говорил Джанболат. – Охотники за людьми. Лучше подальше от них держаться. Даже я подумываю, не переехать ли нам  в другое село».

Джанболат начал меня учить стрельбе из пистолета, винтовки. Через месяц я стрелял не хуже его. Иногда он показывал джигитовку на своем коне. Я посмеялся:
- У нас такие вещи любой мальчик моего возраста делал, не говоря уже о ребятах постарше.
Джанболат обиделся:
- Может и ты покажешь свою удаль?
После нескольких попыток, я начала делать тоже самое, что и Джанболат – садилась на коня на скаку, перевешивалась с коня и подымала предметы из земли.
- Неужели все девочки ваши могли такие вещи делать?
- Не делали. Но могли бы. Способностями я, наверно в отца пошел – он был прекрасный наездник, стрелок. А также хорошо рубил лозу. На Спартакиаде народов Северного Кавказа занял первое место. Его портреты печатали в газетах.
- От Черкесской автономной области я тоже участвовал на Спартакиаде. А как твоего отца зовут, говоришь? Сафар... Помню я его, запомнил ещё странные шрамы на лице.
- Да, это следы от когтей медведя. На заготовке дров он столкнулся с косолапым и убил его ножом. Об этом тоже писали.
- Ну, теперь ясно, чья ты дочка и в кого пошла. Но это хорошо. Сумеешь за себя постоять. Но напавшего на тебя раненым не оставляй – ни медведя, ни человека. Раненые звери всегда опасны.    

Джанболата вызвали в край. Через день он вернулся оттуда удрученный. «Случилось что-нибудь?» спросила я.
- Слушал выступление Суслова – первого секретаря Ставропольского краевого комитета Коммунистичечкой партии Советского Союза. Страшное выступление. Он заявил: «Мы выжили карачаевцев из горных ущелий, теперь нам надо выжить оттуда их дух».
- Что это означает? Это означает, что в природе ничего не должно остаться, что могло бы напомнить о карачаевском народе. Должны быть изменены историко-географические названия гор, ущелий, рек, сёл и т.д. Должны по-другому называться карачаевские породы лошадей, овец, коз, собак и т.д. Должны уничтожаться или по-другому называться и трактоваться историко-культурные памятники. Всё карачаевское должно исчезнуть из истории и из жизни. Даже кладбища, надгробные камни должны быть уничтожены. Прямо так и сказал один из выступающих. Это страшное руководство к действию.
А ты как здесь без меня – никто не тревожил?
- Тревожили. Наведывались эти двое – Ермак и Гогия. На их слова отвечал Кытмир – наша собака. Пригрозили, что застрелят его.
- А ты что сказала?
- Я сказала, тогда Джанболат застрелит вас.
- А они?
- Посмеялись и уехали.
- Ладно. Будем спать. Утро вечера мудренее.

Начался последний месяц 1943 года. Я за двор вообще не выходила. Делала домашние дела, ухаживала за коровой и барашками. В середине дня зашел встревоженный Джанболат.
- Эти подлецы, наняли людей-переселенцев с подводами из нижней деревни и начали надгробные камни из кладбища перевозить к своим домам. Они хотят застелить ими свои дворы.
- А ты не мог остановить это святотатство?
- Если б мог, остановил бы.
- Но ты же ответственный за это село.
- Да, но знаешь, что они сказали?
- Что?!
- Что выполняют установку вышестоящих организаций. Выживают дух карачаевцев.
- Бог покарает их. Как могут они могилы трогать?
- Если бы они верили в Бога. Как верно сказал Коста Хетагуров:
«Край наш поруган, и горы отняли, / И мертвым покоя в земле не дают».

В это время раздались несколько выстрелов. Скалы эхом повторили их. Джанболат, схватил ружье, выскочил на улицу. Люди кричали на кладбище, некоторые бежали вниз. Джанболат пришпорил коня.

Когда он подъехал, Ермак и Гогия, лежа за надгробными камнями, смотрели в бинокль, выискивая стрелявшего. Трое лежали истекая кровью. Джанболат соскочил с лошади и попытался помочь им. Но они уже были при смерти. Скоро перестали дышать. Стрелявший наверно был снайпер. Пули попали не в ногу, или плечо, а в область сердца. Их загрузили в пустую телегу. Несколько телег с надгробными камнями и одна телега с убитыми двинулись вниз.

На следующий день из района прибыл глава НКВД Железный. Его сопровождало десяток хорошо вооруженных бойцов. Встреча прошла во дворе Ермака. Двор был заполнен надгробными камнями. Глава НКВД начал орать:
- Вместо того, чтобы бандитов истребить, вы ворошите мертвых. Чем вы занимаетесь здесь. Мы отрапортовали, что бандиты уничтожены, а оказывается они живы и убили средь бела дня троих мирных граждан. Срок – неделя. С отрезанной головой этого бандита я жду вас у себя. В противном случае полетят ваши головы. Вы здесь развлекаетесь, с мертвыми сражаетесь, а они стреляют. Кто захочет сюда переселиться после этого случая? Если бойцы нужны, оставлю вам. Если нет, справьтесь своими силами. Краевое начальство мне дало недельный срок, уничтожить этого бандита, этих бандитов. Вы всё поняли?

Ермак и Гогия закивали головами. Джанболат не присоединился к ним, а обратился к Железному:
- Разрешите высказать свои соображения. Мне кажется стрелял один человек и этот человек навряд ли бандит.

Лицо Железного побагровело. Но он сдержал себя, только выцедил сквозь зубы:
- Интересно, интересно. Почему так думаешь? Продолжай.

- Если бы он был бандит, он спокойно всех нас троих мог шлёпнуть давным давно.  Мы ходим открыто, мы его не видим, но он нас видит. Второй момент, если бы он был бандит, он не раскрыл бы себя, и без всякой пользы для себя не стал бы стрелять. Скорей всего, мы имеем дело с  каким-то скрывающимся карачаевцем, имеющим представление что хорошо, что плохо. Он не выдержал, когда увидел как кощунствуют над умершими его предками. Ермак и Гогия своими бесчеловечными действиями провоцировали его на этот шаг. Теперь я думаю, он не остановится пока не убьет Ермака и Гогия. Надеюсь, мы опередим и убьем его. Просто я предполагаю, каковы будут его дальнейшие действия. К этому выводу я прихожу, зная психологию карачаевцев. Дело даже не в этом. Любой человек, любой национальности и веры, тоже придет в ярость, когда увидит надругательство над умершими людьми.

Наступила пауза. Железный изучающе смотрел на Джанболата. Потом повернулся к ним:
- Вы согласны с мнением Джанболата?
Ермак зло посмотрев на Джанболата, сказал:
- Джанболат своего единоверца хочет защитить, наверно. Для нас карачаевцы все бандиты, предатели, изменники, враги советской власти. Тем более скрывающийся лесах. Тем более, убивший трех человек. А что касается надмогильных камней, то сам Суслов сказал, что всё надо уничтожить, что может напоминать о карачаевцах. Вот так мы выживаем их дух отсюда.
- Застелив надмогильными памятниками свой двор, вы собираетесь ходить по ним. Такую установку сверху дали вам или это ваша инициатива?
Гогия прервал Джанболата:
- Я с удовольствием буду топтать их могилы  и надгробные камни. А если найду этих бандитов, их буду топтать, пока не сдохнут.

Железный колебался: скажет могилы не трогайте, получится как бы бандитов ограждает. К тому же установка такая, чтобы уничтожить все карачаевское, чтобы и след не остался от этого народа. Но в душе понимал, что Джанболат прав. Но сказал другое:
- Может быть, могилы и не стоило трогать. Но в любом случае, человек с оружием в руках, скрывающийся в лесу, это уже преступик. Его надо найти и ликвидировать. А ходить по памятникам или не ходить – это уже как подскажет совесть. Ненавидеть надо конкретных врагов, бандитов, но не их предков. Во всем нужна справедливость.
- А скажите, а справедливо, когда карачаевцы воюют на фронте, а их женщин, стариков, и детей – всех выселили? Я считаю, что правильно. Сталин не может ошибаться.

Железный посмотрел на Гогия. «Какой же ты мерзавец! Еще настучит»,- подумал он. А вслух произнес:

- Сталин не может ошибаться. В этом ты прав. Поэтому я говорю, недельный срок, чтобы бандита уничтожить.

Потом сидели у Ермака дома  и пили вино, которое принес Гогия. Утром Железный со своими людьми уехал, повторив о недельном сроке. Ещё сказал: если не справитесь, придется вас снять.

4

Далхат был родом из этого села. До войны, вместе с Сафаром, работал старшим научным сотрудником КНИИ (Карачаевский научно-исследовательский институт), имел высшее историко-филологическое образование. Владел немецким языком.

В первые же дни был мобилизован. Закончил разведшколу и выполнял специальные задания.   За исключительное мужество на фронте был представлен к званию «Герой Советского Союза». И когда его вызвали в шатаб, сослуживцы сказали: наверно, награду будут вручать.
- Награду могли и здесь вручить. Здесь что-то не то,- сказал Далхат.
- Это непростая награда. Иди, иди, как придешь, обмоем.
Когда Далхат пришел в штаб, увидел двух знакомых карачаевцев. О них писала как о героях, фронтовая газета. Их, карачаевцев, оказалось здесь немало. Все они были представленные на очень высокие награды. Их построили  и зачитали Указ Президиума Верховного Совета СССР о ликвидации Карачаевской автономной области и переселении всех карачаевцев в другие районы СССР.
«Вот какую высокую награду приготовили для нас» подумал Далхат.

А офицер продолжал: «В связи с этим, все солдаты и офицеры карачаевской национальности будут выведены из действующей армии. Но таких исключительных бойцов, как вы, не хотелось бы терять. Вас, представленных за героизм к самым высоким наградам Родины, мы попробуем отстоять, правда, если вы сами хотите воевать дальше. Дело каждого будем рассматривать персонально».

Но так как Далхат как карачаевец дальше не мог воевать, его в документах записали татарином. Так он продолжал воевать, но звание Героя ему все-таки не дали. В одном из боев Далхат был тяжело ранен, после боевого госпиталя, он попал на дальнейшее лечение в город Кисловодск. Здесь он увидел своего земляка Харуна, из соседнего ущелья, который тоже подлечивался.   

Подлечившись, Далхат решил навести родной аул, хотя знал, что там карачаевцев нет. Но так тянуло родной дом увидеть, что он не смог остановить себя. С таким же намерением и Харун отправился в другое ущелье, посмотреть свое село, свой дом. Прощаться с родиной, потому что их уже на фронт не пустили бы, собирались инвалидность давать. После окончания курса лечения, они оба договорились ехать в Среднюю Азию, с целью разыскать и присоединиться к своим семьям. 

До Нижнего Села его довез какой-то человек из Закавказья. Подсаживая на бричку, он спросил:
- Ты кто по национальности? Татарин говорищь? Что-то не похож.
- Да я метис. Мать русская,- соврал Далхат.
- А-аа. Ну тогда ясно. Горы хочешь смотреть. Осторожней. Хоть этих бандитов-карачаевцев выселили, в горах этих абреков много. На днях они трёх мирных жителей убили говорят. Так что гляди в оба. Из Грузии, из Ставропольского  и Краснодарского краев сюда переселяют людей. Но никто не хочет особо сюда. Жить в горах трудно, да и опасно.

Далхат сошел в Нижнем Селе и дальше пошел пешком. Все было как прежде, горы, скалы, леса, река. Но не было народа. Как будто душа ушла, и Далхат видел только тело. Мертвая тишина кругом. Вот родное село. Из труб трёх домов шел дым. «Значит кто-то живет здесь»,- думал Далхат. Его дом был дальше, из него тоже шел дым. Но Далхат не смог пройти мимо дома Ильяс хаджи, его сын Сафар и Далхат были одногодки и большие друзья. Он часто захаживал сюда. И Далхат решил проведать, кто же здесь живет.

Мощный каменный забор вокруг огорода и такой же мошный, только деревянный, вокруг дома. Он негромко окликнул: Хозяин. Странно и дико было было произносить это слово. Раньше и в голову ему не пришло бы такое. Изнутри забора раздался львиный рык громадной собаки. Он напомнил ему о Къытмире. И помимо воли вырвалось: Къытмир! Рычание собаки остановилось. Наверно он пытался по запаху определить, вспомнить, кто же он. Послышались как двери дома открываются. Раздался голос молодой женщины:
 - Кто там? Джанболата нету.

Далхат отступил назад на несколько метров  и залез на громадный валун, чтобы увидеть хозяйку голоса. Мадина тоже увидела его. Военная форма помешала сразу узнать в нем Далхата. А когда он начал говорить, она сразу узнала его – ещё бы не узнать друга отца. А дядя Бёрюкъан спас его от смерти, застрелив разъяренного медведя, когда в лесу он напал на него. Но от радостного возгласа удержала себя:
«Откуда я знаю кто он теперь. Не дай бог, ещё из НКВД. Узнает меня – я пропала». А так хотелось поговорить.
- Я татарин. Недавно приехал из фронта. Нахожусь на лечении в госпитале недалеко отсюда. Вот в выходные решил горы посмотреть.

«Ты такой же татарин, как я азербайджанка» подумала Мадина. Но страх не давал ей открыться и поговорить на родном. Точно так же вел себя Далхат. Так и стояли они карачаевец и карачаевка на родном селе, не смея говорить на родном языке, не смея признать свою национальность.

Но все же Мадина решила его пустить во двор  и напоить айраном.
- Подожди, сейчас собаку привяжу и открою двери.
- Не надо привязывать. Твоя охрана должна быть при тебе,- сказал Далхат и зашел во двор.
К изумлению Мадины, Кытмир подошел к Далхату, понюхал его, и начал радостно повизгивая, заигрывать с ним. Далхат за шею обнял собаку.

Мадина отвернулась, чтобы не показать слезы. «Собака узнала его и обнимает. Я тоже узнала его, но ни обнять, ни говорить не могу».

Пока Далхат и Къытмир ласкали друг друга, Мадина вынесла поднос с мясом, кукурузным хлебом и айраном. Далхат сел на обрубок сосны и начал с великим наслаждением есть свою национальную пищу.

После поблагодарил её и пожелал, чтобы Бог исполнил все её желания.
А потом спросил:
- Это ваша собака?
- Да, сейчас наша собака, но осталась от прежних хозяев. Но у меня тоже вопрос:
- Собака повела себя так, как будто вас знает. Она не набросилась на вас. На чужих она наводит ужас, никого не пускает во двор.
Далхат минуту колебался: сказать правду или нет. Все-таки поостерегся. И сказал:
-  Собаки все, даже чужие, не бросаются на меня. Видимо чувствуют, что я их уважаю. Ну спасибо за все. Я пойду. Зайду ещё в те два дома, вроде в них тоже люди живут.

Мадина не удержалась:
- Там не люди живут, а звери. Они надгробными камнями из кладбища застилают свои дворы и будут ходить по ним. Они будут топтать полумесяц и звезду и имена умерших. Вот к таким людям ты идешь. Не ходи. И ещё ходит молва, что...

Далхат остановился.
- Какая молва?
- Что они убивают людей, отсекают головы и сдают в НКВД.
- Почему они это делают?
- Потому что за голову бандита дают 10 000 рублей. И ещё, за такое рвение они быстро сделают служебную карьеру.
- И многим бандитам они головы оторвали? И вообще много бандитов?
- Не знаю, не видела. Думаешь, они ходят по лесам, горам и ловят бандитов? Да они от страха ночью из домов своих на двор не выходят, наверно.
- Тогда чьи головы несут они в НКВД?
- А вот таких как ты, которые забрели сюда случайно.
 
Мадина осеклась. Далхат в её глазах увидел страх. Поэтому поспешил её успокоить:
- Не бойся. Твои слова я никому передавать не буду. А за предосторожение спасибо.
- Если обратно не спешишь, ночью можешь у нас переночевать. Муж, Джанболат его зовут, должен вот-вот подойти.
- Спасибо, за все. И за угощение, и за предосторожение, и за приглашение. Скорей всего, я вернусь и переночую  у вас, если твой муж будет дома. Посмотрю по обстоятельствам.

Джанхот бодро пошагал  в сторону домов, из которых курился дым. Мадина понимала, почему Далхат так стремится к тем домам – ведь ближайший дом был его дом.

Далхат зашагал к своему дому. По дороге проверил свой заряженный именной пистолет, которым его наградило командование после одной уникальной операции в тылу врага. На его окрик, из двора выглянул какой-то мужчина и сказал, что хозяина нет.
- Ничего, я подожду, - сказал Далхат, входя во двор.
Там двое мужчин, один который открыл калитку и внешне очень похожий на него другой, наверно братья, застилали двор камнем. Гладкие камни  из которых в глаза бросалось полумесяц и звезда  и надписи, указывающие личность умершего и даты рождения и смерти. Он обошёл и внимательно посмотрел камни: знакомые фамилии, даже деда своего имя увидел.
Далхат еле подавил желание застрелить обоих каменщиков.
- Где говорите хозяин?
- Гогия со своим другом выехали бандитов искать. Работа у них такая. Ловить бандитов  и секир-башка делать. Вчера должны были приехать, но что-то задержались. Наверно,  в другие ущелья подались. А ты-то сам кто будешь?
- Я с фронта. Подлечиться. Решил горы посмотреть, где сражения шли за перевалы.  Вижу дым идет. Думаю, может пустят переночевать.
- Никаких сражений здесь не было. Местный народ, живущий у подошвы этих гор, перешел на сторону врага  и немец спокойно водрузил свое знамя на вершине Эльбруса. Вот за это Сталин дал ему по башке, арестовал и отправил в ссылку.
- Значит, карачаевцев выселили за то, что они не остановили  немецкие войска?
- Так точно, товарищ.
- А почему наши войска не остановили врага? Странно получается, наша армия не сумела остановить немцев  и отступила за горы. А карачаевские женщины, старики, дети должны были остановить врага, да? Как же враг дошел до Кавказа? Чё же другие народы не остановили их? Чё же другие народы не выселил Сталин?
- Может ты карачаевец, если так защищаещь их? Ты кто, чтобы Сталина судить? А?
Говорил все время один и тот же каменщик, другой молчал.
- Нет, я не карачаевец, но люблю справедливость. Кстати, ты не такой уж старый, и не инвалид. Почему ты не на войне?
- А вот это не твое дело. Иди-ка ты лучше своей дорогой. Что-то ты мне не нравишься. И работать мешаешь.
- А что это за изображение на камнях  и надписи? Это же надмогильные памятники. И вы застилаете двор ими? Не боитесь, что Бог покарает?
- Мы атеисты. Бога не признаем. Тем более бусурманского бога. Нам платят деньги, на остальное наплевать.
- А если вам дадут деньги, вы будете людей убивать?
- Смотря каких людей? Карачаевцев будем убивать. За голову живого или мертвого карачаевца дают десять тысяч рублей. Нам начальство сказало: карачаевца увидите – убивайте сразу.
- И многих вы убили?
Каменщик посмеялся.
- Да нету их. Хоть бы один встретился. 10 000 не помешал бы.
- А кто дал вам такое право убить?
- Кто? НКВД.
- А в Нижнем Селе мне говорили, карачаевский бандит на днях убил трех человек. Не хотите поискать его, найти, убить, получить деньги.
- Нет. Такими делами занимаются профессионалы. На такую охоту вчера отправились Гогия и Ермак. Мы если наткнемся случайно, тогда своего не упустим.
- Вы действительно из-за меня не можете работать. Не сможете мне дать где-нибудь местечко, чтобы я немного подремал, пока хозяин не придет?
- В дом пустить не можем, а вот в кунацкой, где мы расположились, можете отдохнуть. Только покажите нам ваш документ – посмотрим кто ты.
Далхат протянул офицерское удостоверение. Они внимательно прочитали  и вернули.

Он лежал на кровати в кунацкой и через окно наблюдал за каменщиками. Они переговаривая на своем языке били молотком по камням, а Далхату казалось, что они бьют по его сердцу. И вдруг раздался лай собаки  и громадная собака начала царапать калитку. Каменщики открыли ворота  и на конях въехали они – охотники.

- Ребята, мы отрубили голову тому бандиту, который убил троих ваших земляков. Полюбуйтесь. И один из них вытащив из вещмешка швырнул на землю человеческую голову. Собака на лету схватила её,  но властный окрик – и собака бросила голову. Каменщики подошли и тот, который не говорил, плюнул на неё, а другой пнул ногой. Потом они что-то тихо сказали  и Далхат понял – это о нем.  Откинулся назад и под одеялом пистолет направил в сторону дверей.

Два охотника рывком открыли двери. Один направил на него ружье, а второй держа за волосы отрубленную голову, сказал: узнаешь его?  Он узнал. Это была голова бедного Харуна.

Далхат нажал на курок. Державший ружье, выпустив свое оружие, грохнулся об пол. Вторая пуля сразила второго охотника. Третья пуля попала в лоб, летящего в него собаки. Сработала безукоризненная выучка фронтового разведчика-диверсанта. Далхат взял карабин и выстрелил в головы и того, и другого. Когда Далхат вышел на двор, каменщики в полной уверенности, что охотники убили его, стояли и разговаривали. И когда увидели, что дуло оружия повернуто в их сторону, они остолбенели.
- Значит, можно плюнуть на отрубленную человеческую голову? Можно пнуть, да?
Старший каменщик, говорливый, сказал:
- Но он же убил троих наших людей.
- Это не он. Но если даже он... Скажите, где и за что убил он ваших односельчан?
Каменщики молчали.
- Нечего сказать, да. Ваши земляки топтали мертвых, крушили их памятники. А вы здесь двор покрываете этими памятниками. Чтобы эти подонки топтали их. Но теперь ни они, ни вы никогда не потопчете их.
С этими словами Далхат в упор расстрелял каменщиков. Потом зашел в кунацкую  и пошарив в карманах тех двоих, выташил все бумаги, документы. Среди них было и офицерское удостоверение бедного Харуна. Забрал их оружие. Затем решил зайти в дом, в свой родной дом. Но в этот момент собачий лай  и людской голос заставили его подбежать к воротам  и наглухо их закрыть. Потом он тихо вернулся в кунацкую, выбил оконное стекло  и направил дуло карабина в сторону ворот. По хрипу и лаю он понял, что собака – Къытмир. С той стороны раздался голос:
- Это Джанболат. Что за выстрелы? Что здесь случилось?
Далхат после некоторого колебания ответил:
- Бандиты уничтожены. Я – Далхат, утром разговаривал с вашей женой.
- Откройте, посмотрим что к чему.
- Вы на чьей стороне, Джанболат?
- Ещё не знаю. Но я не стреляться, а поговорить хочу. Понять хочу, что случилось.
Далхат пошел и открыл ворота.
Сначала ворвался Къытмир. Убитые тела, кровь на него подействовали. Он кровью налитыми глазами достаточно свирепо посмотрел на Далхата. Если бы Джанболат приказал, он наверно набросился бы на него. Но постепенно отошел. Хотя утренней радости не было. Пролитая кровь даже и на животных, и на зверей действует отрицательно.

Джанболат внимательно выслушал все, что сказал Далхат.
- Собакам собачья смерть. Убить фронтовика, отрезать ему голову, чтобы доставить его как голову бандита в НКВД и получить 10 000 рублей. А надругательство над надгробными памятниками? До чего дошли а?

Теперь вот что. Все оставляем как есть. Документы тоже поставь обратно. Завтра я поеду в районный центр, чтобы сказать об этом событии. Ты нигде не должен фигурировать. Мы тебя не видели, ты нас не видел. Вернешься в свой госпиталь, оттуда уедешь  в свой Татарстан. Тебя подозревать  или искать никому в голову не придет.
               
- А как быть с головой бедного Харуна. Его надо похоронить. Найти бы тело...
- Если головы не будет, я доказать не смогу, какими зверствами они занимались. Без головы не будет понятно, за что убили стольких людей. Нет, голову не трогай.
- Пусть будет так, как ты говоришь. У меня будет одна просьба к тебе: я уже не возвращусь  в госпиталь. И не поеду как ты говоришь в Татарстан. Я хочу остаться в горах, здесь. Не сможешь ты в этом помочь мне?
- Утро вечера мудренее. Поговорим, подумаем. Как лучше решить этот вопрос. Пойдем, Мадина говорила, что ты может будешь ночевать у нас. И она готовила  карачаевские хычины.

День клонился к закату. Далхат шел с Джанболатом  и никак не мог избавиться от ощущения, что за ними кто-то следит. Вдруг собака резко повернула в сторону  и помчалась к кустам на склоне. Послышалась возня, но собака не лаяла. И Далхат, и Джанболат взялись за оружие. Но из кустов раздался голос:
- Не стреляйте. Далхат, я Бёрюкъан. А человек, стоящий рядом с тобой, наш зять. Его жена – дочь нашего Сафара. Он вышел с Къытмиром из кустов. Бёрюкъан крепко пожал руку Джанболата, а Далхата обнял крепко. Шли они к дому Сафара. Им было что рассказать друг другу. А впереди их всех ждали сильнейшие испытания...

5

Когда они вошли во двор, Мадина вышла их встречать. И остановилась растерянная.
- Что же так нелюбезно встречаешь гостей,- сказал Джанболат.
- Неужели я так изменился, что не узнаешь меня? Может по голосу определишь?
- Дядя Бёрюкъан,- Мадина повисла на его шее, и от плача ничего не могла сказать.
- Так мужественно держалась и вот те на,- сказал Джанболат.
Так как уже время было вечернего намаза, мужчины совершив омовение, помолились. Бёрюкъана сделали имамом. Поэтому он стоял впереди. Джанболат и Далхат  сзади.
После молитвы, приступили к ужину. Мясо, хычыны, айран – все было на столе. Что ещё нужно горцу? Именем Господа начали и закончили трапезу. И приступили к разговору.

Мадина рассказала как происходило выселение. Как несколько месяцев они кормили войска, а они оказываются приехали их выселять. Ещё сказала как они у них изымали драгоценности, как не давали спокойно собираться  и не давали много вещей и пищи с собой взять. А потом по дороге что случилось, как её спас Джанболат  и как их обвенчал афенди.

Потом Далхат рассказал про себя и все что знал про бедного Харуна. Когда очередь дошла до Бёрюкъана, все как-то напряглись: он олицетворял человека из леса.

- Вы знаете, я воевал в составе кавалерийской дивизии. В 1942 году нашу конницу бросили против танковой колонны. Нас практически полностью истребили, лишь малая часть попала в плен. Мы, несколько человек, из плена сумели бежать, но никак не могли догнать отступающие части нашей армии, они уже перевалили горы и были в Грузии. Между нами стояли немецкие войска. Тогда мы начали искать партизанские отряды. Оказалось, что партизанского движения нет. Те отряды, которые были созданы, были разгромлены немцами. Почему такое случилось? Потому что не было общего руководства. Первый секретарь Ставропольского крайкома партии Суслов, который должен был возглавить партизанское движение, бежал в Дагестан и отсиживался там. Оставшиеся без руководства отряды легко стали добычей немцев. Меня взял в свою группу Мудалиф Батчаев. Мы отслеживали движение врага, его численность, боевую технику и не имея возможность связаться с Сусловым, передавали его в Закавказье.

В январе 1943 года немцы отступали. Мы передавали данные о характере этого отступления. Мы встретили с радостью наши войска. Командование пригласило нас к себе и поблагодарило за ценные сведения, которые мы передавали им.

Мудалиф был в особом распоряжении Карачаевского обкома КПСС и  он уехал. Я пожелал, чтобы меня прикрепили  к какой-нибудь воинской части, чтобы я мог воевать. Желательно к фронтовой разведке. Почему-то это вызвало подозрение. И меня начали проверять. Проверял СМЕРШ (смерть шпионам).
- Значит, ты был в плену.
- Да, попал в плен, но бежал.
- А почему ты сдался в плен?
- Я не сдался. Я отстреливался, пока пули не кончились.
- А когда пули кончились, вы сдались.
- Я кулаком не смог остановить танки. И вообще, поставить кавалерию против танков – это преступление. Практически дивизия была уничтожена.
- Вы не погибли как остальные, а попали в плен. А оттуда позволили вам бежать.
- Я убил караула и бежал  с другими.
- А где эти другие? Они могут подтвердить, то что ты говоришь?
- Где они, я не знаю. Но могу сказать фамилии, которых знаю.
Они записали. Они – эти двое из СМЕРШа – допрашивали меня с ненавистью.
- Лучше тебе раскаяться.
- В чем?
- А в том, что ты завербован немецкой стороной.
Сначала я подумал, что они шутят. Но они не шутили.
- До окончательного выяснения вопроса с твоим пленением и побегом, вы арестованы.

Меня закрутили, накинули какой-то мешок на голову, бросили в машину и повезли. Несколько месяцев меня держали в каком-то подвальном бетонном помещении. Избивали и пытали. Один раз в голову пришло: и так и так погибаю, не лучше ли меня тоже кого-нибудь из следователей-палачей убить? В следующий раз, когда меня на допрос вызвали, улучив момент, со всей оставшейся силой ударил следователя в глаз и с великим удовольствием успел нанести ещё несколько ударов, пока меня не скрутили.

Очнулся я в другой камере. Там было несколько человек. В человеке, который приводил меня в чувство, я узнал Мудалифа. Я пытался что-то сказать, но опять впал в беспамятство. Только на третий день я был способен внятно говорить и понимать.
Мудалиф обрадованно сказал:
- Я думал тебя угробили. Но ты крепким оказался.
Я не обращая на его слова, спросил:
- Как ты здесь оказался?
Он ответил вопросом на вопрос:
- А ты?
- Я? Меня посчитали шпионом. И попытались выбить показания пытками. Ты же знаешь, бывшим в плену относятся с подозрением. А вот тебя-то за что?
Мудалиф мне посмотрел в глаза и сказал:
- За что? За правду. Только за то, что сказал правду. Правду сказал при всех в глаза Суслову.
Видя, что я не совсем понимаю, Мудалиф подробно рассказал всё.
- «В сентябре был пленум Ставропольского крайкома КПСС. Выступил первый секретарь краевого комитета партии Суслов. Выступление его было странным. В апреле в своем выступлении он подчеркивал, что карачаевцы показывают героизм на фронте и в тылу. А сейчас он говорил прямо противоположное. Более того, он обвинил карачаевцев в том, что они развалили партизанское движение, не сопротивлялись врагу, пропустили немцев к Кавказским перевалам, определенная часть перешла на сторону немцев, занимались разбоями и бандитизмом и т. д.

Мы знаем, прежде чем арестовать человека, как его клеймят. Но если на таком высоком уровне, обвиняют карачаевский народ, что может случиться, сам понимаешь.

Поэтому я взял слово и сказал:
- Товарищ Суслов, в апреле вы информировали Сталина, «что карачаевцы всю свою жизнь, все свои силы отдают на великое, святое дело освобождения любимой Родины от чужеземных поработителей». Карачаевцы были рады и горды, прочитав это в газете «Ставропольская правда» за третье апреля текущего, 1943 года.

Что же такое случилось, что вы теперь во всех смертных грехах обвиняете карачаевский народ? Разве карачаевцы не продолжают воевать с немцами так же героически, как и раньше? Разве карачаевцы в кратчайшие сроки не восстановили колхозы и совхозы, распущенные немцами?

Это что за обвинение «карачаевцы не задержали врага»? Как могли женщины, старики, дети задержать немцев? Немцы дошли до Кавказа через всю территорию России, почему же их не остановили ни наши войска, ни другие народы?

А это что за выражение «определенная часть перешла на сторону врага»? Это сколько «определенная часть» - десятки, сотни, тысячи? Что НКВД не знает это? Знает. Я тоже знаю, потому что сейчас вместе с органами государственной безопасности занимаюсь этим вопросом. Количество осужденных за измену и пособничество оккупантам составляет 270 человек, или 0,3% от общего числа карачаевского населения. Это лишь небольшая, оторванная от народа группа людей, подвергшихся в 1920-е, 1930-е годы жесточайшим репрессиям, а потому обозленных. Ситуацию знаю изнутри ещё и потому, что во время оккупации области немцами я возглавлял партизанскую группу.

А обвинение, что «карачаевцы развалили партизанское движение в крае» вообще не соответствует действительности. Кто должен был организовать партизанское движение? Вы, товарищ Суслов. Кто должен был возглавить партизанское движение? Вы, товариш Суслов.
А как оказалось на самом деле?

Мы не могли вас найти. Вы убежали далеко за пределы края и отсиживались в дагестанском городе Кизляре. Разрозненные, оставшиеся без руководства партизанские отряды были в основном быстро уничтожены немцами. Я лично не смог связаться с вами  и все данные о передвижении немцев вынужден был передавать в Закавказье. Так что не карачаевцы виноваты в развале партизанского движения, а Вы, товарищ Суслов. И не надо свою вину перекладывать на других, тем более на весь карачаевский народ».

После моего выступления, меня сразу же арестовали. Думаю, меня расстреляют. Я написал Сталину письмо, но наврядли оно дойдет до него. Если Суслова не посадят, хотя бы не отстранят от руководства краем, он чтобы спасти свою шкуру, все свалит на карачаевцев. Тогда что будет с нашим народом не знаю, в военное время все может случиться.

- А руководство Карачаевской области не будет защищать народ?
- Нет, областью руководит ставленник Суслова. Его, по просьбе Суслова, специально из фронта отозвали чтобы он возглавил область. Он будет подписывать все, что ему будут говорить сверху. То есть, его руками Суслов подготовит все для расправы над нашим народом. Могут пострадать невинные дети, старики, женщины.
- Вы думаете, что весь народ расстреляют.
- Да нет, народ могут депортировать. Я располагаю некоторой информацией, подтвреждающей эти мои мысли».

Больше я не увидел Мудалифа, потому что на следующий день меня перевели  в другое место. Потом меня привезли в Микоян-шахар для очной ставки с некоторыми арестованными. По дороге я сумел убежать. Наверно, обо мне донесли вверх, что я сорвался в пропасть. Иначе, как они выкрутились бы? С тех пор я живу как волк, в лесу, в горах. Таких же бедолаг со мной ещё несколько. Видел я, как депортировали наш народ. Прав был Мудалиф.  Но ничем я помочь не мог ни всему народу, ни своим. Вот такие дела.

На некоторое время воцарилось молчание. Потом Джанболат спросил Далхата:
- Почему ты хочешь здесь остаться? Не лучше ли тебе поехать в Среднюю Азию, куда сослали основную часть вашего народа, разыскать там родных, постараться им помочь?
- Ты правильно говоришь. Но я боюсь, что НКВД докопается до меня. Тогда это будет бесславная смерть в застенках. Лучше мне здесь с Бёрюкъаном побыть в горах. Хоть могилу предков буду охранять до смерти.
- Ну, теперь, я думаю, никто не посмеет могилы трогать.
- Знаешь, Джанболат, у меня к тебе такая просьба. Переселенцы, которые на своих арбах перетащили надмогильные камни, пусть обратно их отвезут на кладбище. Скажи им, в противном случае, мы на них будем смотреть как на врагов и будем мстить за наших мёртвых, которые уже за себя не могут постоять.

Джанболат внимательно посмотрел на Бёрюкъана.
- Не беспокойся, если не они, то я сам отвезу памятники обратно.
- Нет, Джанболат, пусть как привезли, так и отвезут обратно. Если хотят жить  в наших домах, пускай живут, но пусть не трогают наши могилы.
-  Хорошо, я им скажу, только как бы они не подумали, что я имею с вами связь.
-  А ты скажи так, чтобы им такое даже в голову не пришло.
- Думаю, с этим я справлюсь. Честно говоря, я думаю о завтрашнем дне. Я поеду в районный отдел НКВД, товарищу Железному. Он недельный срок дал, чтобы охотники (секретные сотрудники НКВД) Ермак и Гогия привезли ему голову бандита, который убил троих мирных граждан. А теперь появляюсь я, и говорю: охотники и ещё двое мирных граждан убиты. Какова будет его реакция, как вы думаете? Я тоже не знаю. Может меня арестовать, может приехать со мной со значительными силами НКВД, чтобы вас найти. А я должен, как более мене знающий местность, показывать им места, где бандиты, т.е. вы, можете скрываться.
- А вы, как Сусанин, заведите их вглубь леса, там мы их встретим.
- Нет, Бёрюкъан, я не могу подставить ни Мадину, ни моих родных в селе. Ты же знаешь, они все будут арестованы. Так что прячьтесь в таких местах, чтобы НКВД не мог вас найти.
- Утро вечера мудренее, как говорится. Мы, Далхат и я, уйдем в предрассветной тьме.
- Хорошо. Сейчас Мадина расстелит вам постель, а потом вам приготовит побольше пищи, чтобы вы могли с собой взять. И ещё. Вы все время наблюдайте за нашим домом. Если я завтра не вернусь, и послезавтра не вернусь, тогда будьте начеку. Если что, Мадину вам надо будет забрать к себе.
Договорившись о деталях, пожелали друг другу спокойной ночи.

5

- Товарищ Железный, я вам принес плохие вести.
Железный хмуро посмотрел на него.
- А ты знаешь, что в старину царь делал с теми, кто к нему с плохими вестями приходил? Ладно, я не царь и времена другие. Говори, что там у вас?
- Вчера вечером, возвращаясь с обхода территории села, я завернул в дом Гогия. На мой окрик никто не ответил. Ворота были открыты. Я зашел и увидел: два каменщика из переселенцев лежат убитые, расстрелянные на надгробных камнях. Они начали стелить ими двор. Дом был закрыт. Когда я в кунацкую зашел, там увидел расстрелянных Гогия и Ермака.

Железный вскочил на ноги и ничего не говоря начал ходить взад-вперед. Потом остановился перед ним и зловеще спросил:
- Это все что ты можешь сказать?
- И ещё там на дворе лежала отрубленная голова.
- Чья? Значит они всё-таки одного бандита поймали?
- Если бы так. Если эти документы принадлежат этой голове, то они отрубили голову первому попавшемуся . Им оказался фронтовик, находящийся на лечении в г. Кисловодске. Вот эти документы. Отрубленная голова  и лицо красноармейца на документах очень похожи.
- Ты хочешь сказать, что они – наши секретные сотрудники-охотники – сами превратились в бандитов?
- Я никаких выводов не делаю. Я вам докладываю, что увидел.
- А почему ты сразу не приехал к нам?
- Ночью? Меня могли застрелить по дороге. Потом ночью вас из постели подымать, тоже не хотелось.
Железный начал звонить. Джанболат стоял  и слушал.
- Начальник госпиталя? Это Железнов из НКВД. Военные, которые находятся у вас на лечении, все ли на месте? А как их фамилии? А с какого времени их нет? Так понятно. Хорошо. Мы ещё вас побеспокоим. До свиданья.
- Эти имена вам что-нибудь говорят: Далхат, Харун?
- Харун это тот самый, которому голову отрубили. А Далхат кто такой, не знаю.
- Вопрос, что делал Харун у вас?
- У нас не было никакого Харуна. Я думаю, его убили в другом месте, а голову отрезали и взяли с обой, чтобы вам принести.
- А что делал Харун в горах? Зная, что кругом все неспокойно, один, ушел из госпиталя в горы. И вот результат. А другой, Далхат, где может быть? Придется заняться их биографией. Ну, это я поручу Жоре.
 
Так, разговаривая не столько с Далхатом, сколько с самим собой, он делал звонки, давал поручения. Наконец обратил на него внимание.
- Не кажется ли тебе странным, что вокруг всех убивают, а тебя никто не трогает?
- Я думаю, вопрос времени. Сегодня их, завтра меня.
- Как думаешь, сколько может быть, этих бандитов?
- Не думаю, что их много. Может быть, два-три человека. Если бы их было много, думаю, они действовали бы более нагло.
- Куда ещё наглее, убили троих на кладбище, а четверых прямо дома.
- Мне кажется, если бы охотники не стали ворошить кладбище, этих жерт не было бы. До сих пор, эти абреки не высовывались. Их провоцировали своими действиями Гогия и Ермак.
- Провоцировали, не провоцировали, но эти абреки есть. А если есть, их надо найти и уничтожить. Что я должен говорит начальству? Что бандиты есть, они убивают  и мирных граждан, и сотрудников НКВД, а мы ничего не можем делать. Так что ли? Нет, я не хочу, чтобы меня расстреляли. Так что, время терять не будем. По дороге и на месте все обсудим. Десять бойцов возьму с собой. Или побольше взять?
- Лучше сотню взять. И прочесать как следует окрестные леса и скалы.
- Нет. На этот раз мы сделаем разведку и заберем тела наших людей. Потом, согласую все с верхами  и как они прикажут, так и поступим. А теперь выйди, я все по телефону доложу моему вышестоящему начальству. И про отрубленную голову и документ фронтовика.

6

Когда доехали до села, где жили переселенцы, встретились с главой села. Железный спросил:
- Бандиты не беспокоят вас?
- Нет, мы их не видим.  Может, их нету вообще.
- Мы так не думаем. Они вчера убили наших сотрудников и двоих ваших каменщиков.
- Как? Недавно троих наших убили. Теперь двоих. Они же мои соседи. Говорил же им, не трогайте памятники мертвых. Не послушались. Что делать?
- Готовь людей, чтобы их тела привезли. И ещё одну арбу с сильными лошадьми, чтобы наших убитых людей в районный центр доставить. Убитые находятся во дворе дома Гогия. Мы спешим, вы тоже как можно быстрее снаряжайтесь.

Дойдя до двора Гогия все спешились. Остальные остались на улице. Джанболат и Железный вошли во двор. Два каменщика лежали как раньше. А вот голова Харуна исчезла. Убитые охотники тоже лежали как вчера. Железный повернулся к Джанболату:
- Где отрезанная голова?
- Ума не приложу.
- А была ли она вообще?
- Вы что мне не верите? Документы же его у Вас.
- Тогда куда он пропал? Может его забрали те, которые убили их?
- Не знаю. Но она была, я своими глазами видел.
- Теперь, даже при сильном желании, трудно будет доказать, что охотники охотились не за бандитами, а за одинокими безвинными людьми; отрубали им головы и за каждую голову получали деньги.
- Но вы же знаете, сколько голов они принесли вам, и получали премиальные. Никто же не проверял, действительно это бандитские головы или случайных людей, как Харун.
- Это проверить невозможно. А вот сейчас была бы голова, легко доказали бы.
- Доказали бы? Как?  Охотники уже мертвы, ничего не скажут.
- Знаешь, о чем я думаю? Бандиты были здесь, убили всех, но голову не взяли. Потом вернулись, забрали голову. Почему они сразу не взяли голову?

Железный и Джанболат пристально посмотрели друг другу в глаза. Никто не отвел глаза.
- Это загадка,- сказал Джанболат.
- Это загадка,- повторил Железный.
- Может, какой-нибудь зверь утащил его,- спросил Железный.
- Может быть. Но почему он других не попробовал загрызть?

Железный  и Джанхот сломав дверь вошли в дом. Собрали все вещи Гогия. Потом пошли в дом Ермака, там тоже собрали его вещи. К этому времени подоспели телеги. Загрузив телегу вещами и мертвыми отправили. Железный выделил двоих солдат для сопровождения. Они должны были тела Горгия и Ермака доставить  в райотдел НКВД.

Остальные не решились обосноваться в доме, где произошло столько убийств, а перешли  в дом, где жил Ермак. У Железного сегодня что-нибудь делать не было настроения.
- Сегодня исследовать местность поздновато, завтра как рассветет, начнем прочесывать ближайший лес и скалы. Всем ввести лошадей во двор. Ставьте их в стойло, дайте им сена, а сами расположитесь дома. Я, мой зам. Петр и Джанболат останемся в кунацкой. Как обычно, заменяя друг друга, нести боевое дежурство. Фролов, ты старший.

Джанболат никак не хотел остаться в той комнате, где были убиты чекисты, но, чтобы ни вызывать беспокойство, подчинился. Казалось, кровью, её запахом заполнена все комната. Пока не легли, Джанболат попытался уйти к себе домой.
- Железный, не ночевать ли нам с тобой в моем доме? Нам есть о чем говорить и составить план на завтрашний день.

К удивлению Джанболата, тот быстро согласился. На лай Къытмира из дома вышла Мадина и увидев с Джанболатом чужого мужчины остановился. Джанболат представил их друг другу:
- Моя жена Тамара. Начальник райНКВД Феликс или как все обращаются к нему товарищ Железный.

После хорошего ужина, они остались в отдельной комнате и начали обсуждать как выйти на след бандитов. Вдруг, неожиданно, поменяв тему, Железный сказал:
- Знаешь, эту голову не будем вообще упоминать. Когда я доложил обо всем туда,(Железный  пальцем показал вверх) знаешь, какая была реакция? Сказали, что те кто убил охотников, чтобы компрометировать их, могли подбросить эту голову и документы на него. Разве не может быть такое? Или у бандитов совесть есть?
- Может быть и такое. Но все дело в том, что охотники немало человеческих голов к вам привезли  и ни разу не проверили, чьи эти головы – бандитов или фронтовиков, или туристов.
- Какие туристы? Идет война, не до туризма.
- Тогда почему в горах оказались эти фронтовики с Кисловодского госпиталя?
- Ну это надо выяснить, как и то, кто на самом деле убил, отрезал голову фронтовика и подбросил его во двор Гогия. Для этого нам взять бы живьем хоть одного бандита. Тогда мы  из него выбили бы показания.
- Все-таки, не допускаете, что это дело рук охотников?
- Нет. Руководство сказал, чтобы такую ересь я выбросил из головы. То же самое я тебе советую.
- Хорошо. А как быть с надмогильными памятниками? Отвезти их обратно на кладбище или оставить валяться на дворе дома? Я думаю, причина нападения бандитов – это надругательство над их умершими соплеменниками.
- Ты действительно так думаешь? Или у тебя тоже мусульманское сердце протестует? А я знаешь, что думаю? Кладбище сделать приманкой для бандитов. Все начинать там крушить и когда они начнут стрелять, засечь их, преследовать и уничтожить.
- Плохая идея. Они близко не подойдут, издали постреляют, и пока мы их найдем, догоним, их и след исчезнет.
- Тогда что предлагаешь?
- Предлагаю, организовать перевозку памятников обратно на кладбище. Тогда я думаю, убийств не будет. Если кто-то скрывается в лесу, пусть скрывается, пусть там подыхает. Живут же звери там, пусть и они живут. А если высунутся – уничтожим.
- Что-то я тебя не пойму, Джанболат. Разве они не высунулись, не убили наших людей?
- Убили, но это была ответная реакция на кладбищенскую акцию охотников.
- Ты говоришь так, как будто разговаривал с ними.
- Я не разговаривал с ними, но я знаю менталитет этого народа. Но как вы решите, так и будет.
- Нет, если ты знаешь менталитет этих бандитов, тогда скажи, как их поймать, как их выманить из леса?
- Никак. Просто они сами выйдут, как начнут голодать. Будем начеку. Как выйдут, так и попадутся.
- Вот слушаю тебя, Джанболат, и прихожу к двум мыслям: или ты трусишь в лесу их искать, или ты почему-то не хочешь, чтоб их поймали.
- Я сказал свое мнение. Я не боюсь. И бандитов тоже надо уничтожить. Но как? Если вы знаете лучший вариант, скажите.
- Дело и в другом. Я не могу руководству сказать, что бандиты наших людей убили, но мы ничего не можем делать.
- Но как их найти? Лес большой. В скалах много пещер. Конечно, можно искать, может на что-нибудь наткнемся.
- Завтра рано утром будем прочесывать окрестность. Спокойной ночи.

7

Далхат бережно нес в мешке голову Харуна. Бёрюкъан спросил:
- А Харун не говорил, с какого села он сам?
- Говорил. С Къая Тюбю.
- Знаю я это село. Пустует. Туда даже переселенцы не захотели идти, наверно. Он намного выше чем наше село и прямо примыкает к лесу. А не говорил Харун, где их дом расположен?
- Говорил. Выше ихнего дома нет домов и говорил, что родниковая вода прямо из скалы прыгает. Бедный, говорил, что первым делом воды попьет оттуда. Даже чмокал, представляя себе это. Совсем юный был, по моему, даже 21 не исполнился.

Некоторое время шли молча. Потом Бёрюкъан сказал:
- Знаешь что, наша база тоже на той стороне. Может, там найдем его тело . Тогда приставим голову к телу и похороним его.

Когда они дошли до села Харуна Къая Тюбю, уже начало рассветать.
- Не вздрогни, здесь есть собаки. Многих расстреляли, но и в живых осталось немало. Чем питаются, как живут, не знаю. Но как волки стали. Образовали стаю, со своим вожаком. Если народ вернется, может они опять по дворам разойдутся. Кто знает.

Так, разговаривая, они дошли до дома Харуна.  Уже было светло. Хотели войти во двор, но услышав тяжелое рычание, остановились. Держа пальцы на курках пистолетов, осторожно открыв ворота вошли внутрь: сначала один, потом другой. И были поражены: лежало обезглавленное тело, а рядом громадная собака – басхан парий. Оскал его был страшен. Ясно было, что он по-доброму тело не отдаст.
- Если прыгнет, придется застрелить,- сказал Бёрюкъан

Так и случилось. Только убив собаку, подошли  к телу. Это был Харун. По военной одежде его легко узнал Далхат. Самое удивительное было то, что собака не трогала его, а охраняла. Без всякого сомнения, собака была этого дома и она узнала в Харуне родного человека. Вот такую собаку пришлось застрелить.

Бёрюкъан смастерил из веток дерева типа носилок, на него положили тело Харуна и понесли на кладбище. Там в домике были лопаты, никто их ещё не утащил. Вдвоем они быстро приготовили могилу и прочитав молитву тело опустили вниз. Там приставили голову, двинули внутрь пещерки, и камнями закрыли вход. Потом засыпали землей. Поставили временный надмогильный камень. Ещё раз прочитав молитву, ушли. Надо было торопиться.

8

Когда они приблизились к берлоге №1, так называл свою ближайшую базу Бёрюкъан, их окликнули. Подошел рослый человек, вооруженный с ног до головы. Он поздоровался и по-военному доложил обстановку Бёрюкъану:
- 12 всадников у дома Далхата. Мёртвых (посчитали четыре тела) загрузили в три телеги. 8 гражданских и 2 военных всадника выехали на дорогу. Хотите сами посмотреть?

Бёрюкъан взял мощный военный бинокль и внимательно посмотрел.
- Да, так и есть. Продолжай наблюдение.  Остальные в берлоге?

Буквально через полсотни шагов, они остановились, вернее их остановили. «Пришли»,- сказал Бёрюкъан. Даже такой опытный фронтовой разведчик, как Далхат, только сейчас заметил, что стоит перед входом в землянку. Так хорошо он был замаскирован. Караул открыл люк и они по узкой лестнице спустились вниз.

Находящиеся внутри встали и почтительно поздоровались с Бёрюкъаном. Только двое остались на месте, к ним подошел Бёрюкъан сам. С Далхатом тоже поздоровались вежливо, но настороженно. Далхат стоял пораженный: он узнал их. Это был легендарный Къылыч – герой первой мировой войны и руководитель восстания 1920 года в Карачае и не менее легендарный его брат – Аслан, который возглавил восстание 1930 года.

Далхата приняли как родного. То, что три брата вожака отнеслись к нему так тепло, было достаточно, чтобы настороженность у остальных исчезла. А когда Бёрюкъан рассказал, что Далхат застрелил двух охотников-НКВД-шников и двух каменщиков, Къылыч подошел и обнял его, сказав: путь в рай ты себе обеспечил. Нет пощады тем, кто хочет топтать Полумесяц и Звезду.

Становилось темно. Бёрюкъан зашел  и сказал, что в селе лошадей завели во двор дома Далхата, а офицер («это Железный, я узнал его») с Джанболатом въехали в его двор.
- Теперь можем все спокойно беседовать. Ни одна душа ночью сюда не сунется,- сказал Къылыч. – Но прежде перекусим, чем Бог послал.
         
А Бог послал щедро. Бёрюкъан вытащил всё, что Мадина дала. Мясо с бульоном, хлеб. И самое главное – айран. Что ещё надо. Поблагодарив господа Бога за пищу, пожелав Мадине благополучия, закончили ужин.

Къылыч решил поближе познакомить Далхата с остальными.
- Вот этот могучий парень – Къанамат, прямой потомок абрека Къанамата, мать грузинка, владеет грузинским языком. Рядом с ним Гапалау, третий Баракъ. Они все с разных ущелий. Баракъ со мной ещё с 1920-х годов. Гапалау присоединился к нам вместе с Асланом после восстания в 1930 году.  А Къанамата арестовали в 1937 году  и приговорили к десяти годам. Знаешь за что? За то, что он сказал на колхозном собрании, что слишком многих безвинно сажают. По дороге в тюрьму он бежал, убив двух конвоиров. Сам тоже был раненый. Его счастье, что мы наткнулись на него в лесу. Вот такой отряд у нас, хотя НКВД писал о сотнях, тысячах бандитов, скрывающихся в лесах.

У Далхата проснулось любопытство исследователя.
- Кылыч, как хорошо, что я вас всех встретил. Вы знаете, что я собирал и собираю материалы, чтобы написать правду о событиях нашего века. Как получилось так, что вы малочисленный карачаевский народ подняли на восстание, хотя прекрасно знали, что большевистские власти могут весь народ уничтожить? Большевики уничтожили царскую Россию, белое движение. Что им маленький Карачай? Хорошо, что все обошлось.
И второй вопрос. Почему не уехали за границу? В 1920-е годы наверно могли уехать через Грузию. А сейчас можно было уехать с немцами, а там разобрались бы. Уехали же некоторые. 

Кылыч молчал некоторое время. Потом сказал:
- Я давал присягу царской России. Я могу воевать за Россию, в составе которого находится и наш народ Карачай. Но в гражданской, братоубийственной войне, которую развязали большевики, я не участвовал и не собираюсь участвовать. Ты молодой и не свидетель тем событиям. А большевики захотели, чтобы мы создали карачаевский полк и уничтожали казачьи станицы, осетинское село. Мы готовы защитить Россию, частью которой является и Карачай, от внешних врагов. Но воевать с соседями мы не захотели, нам не нужна такая война, такой позор. Большевики тогда хотели нас силой мобилизовать. Тогда наш народ чтобы не воевать с другими народами, оружие повернул против самих большевиков. У нас не было другого выхода. Или надо было подчиниться большевикам и пойти истреблять казачьи станицы или не подчиниться и поставить себя под удар Красной армии и пасть в неравном бою. Карачаевцы выбрали второе. Чем убивать невинных, лучше самому быть убитым. Это одна из причин, почему народ взорвался. Именно эта последняя причина сорвала горные лавины. Были и другие причины.

Одна из них – большевики как и везде – в Карачае также попытались разделить народ на части и натравить друг на друга. Что делали в России. То же самое попытались делать в Карачае. Но у нас не было очень бедных и очень богатых, как в России. Сходу не получилось это. Тогда они перешли на другое – начали выяснять, чьи предки чьих предков были крепостными. И это не помогло. Трудно было монолитный народ разделить на части и заставить воевать друг с другом – т.е. толкали на братоубийство, что означает самоубийство. Не получилось разделить наш народ на бедных и богатых, на красных и белых. Тогда они начали расстреливать духовенство и людей, которые получили светское образование в имперских учебных заведениях. Начали арестовывать  и расстреливать тех, кто верой и правдой служил России, в том числе военных. Шло уничтожение русского народа и не только русского. Наглядный пример этому наш малочисленный народ.

Под видом раскрепощения горянок, начали разрушать семейный очаг. А чтобы мужчины не смогли сопротивляться, начали изымать оружие. Все это привело к народному возмущению. А последней каплей, которая привела к общекарачаевскому восстанию, была попытка руками карачаевцев уничтожить казаков и осетин. Красный отряд Черемухина, особоуполномоченнго Реввоенсовета 11 Красной армии, силой набиравших нарачаевских юношей  и везших на убийство казаков и осетин, было уничтожено моей сотней.

Вот так началось общекарачаевское национальное восстание в 1920 году. Только не надо думать, что это было только в Карачае. По всему Кавказу, по всей России проливалась кровь. Я не подбивал людей на это, я знал что такое война, к чему может привести восстание – тоже знал. Но другого выхода я не нашел. И когда народ потребовал, я стал во главе восставшего народа. Хотя все кончилось перемирием, миром, договором между Карачаем с одной стороны и Красной армией и Реввоенсоветом с другой. Но сколько человек погибло, сколько людей было арестовано впоследствии никто и не знает. Я со своими людьми ушел в горы. Летом они практически все эмигрировали через Грузию в Турцию. Нас осталось несколько человек, которые поклялись бороться с большевицким насилием и умереть здесь.

А почему я должен был уйти с немцами? Что Сталин, что Гитлер – два сапога пара. Я воевал с немцами в первой мировой войне. Их тоже знаю. Кто с оружием идет, тот не с добром идет, а идет быть хозяином. А я не хочу служить ни большевикам, ни фашистам. Знаю, некоторые ушли с немцами. Их тоже не осуждаю. Это их выбор. Это единственная возможность вырваться из пасти сталинизма. А я как поклялся, так и буду сражаться и умру здесь. Сколько я чекистов отправил на тот свет – сам сбился со счета. Но совесть моя чиста. Я убивал тех, которые убивали беззащитное население. Убивал тех, кто отнимал у нас Бога. Ты сам не удержался и убил четверых негодяев. Вот таких негодяев я уничтожаю более 20 лет. Бог даст, в Судный день мне не придется краснеть. Как мог за веру свою, за знарод свой, за землю свою боролся. И мои братья по крови и духу тоже. Я рад, что ты с нами. Ты будешь летописцем нашим. Напишешь всю правду об этом кровавом времени.

А теперь перейдем к восстанию 1930 года. Такие восстания прокатились по всему Союзу. Не только объективные причины толкали на это. Но и искусная, искусственная провокация чекистов.

В 1920-е годы Советская власть висела на волоске. Гражданская война кончилась, а крестьянские воления нет. Только переход от политики военного коммунизма к новой экономической политике немного успокоил народ. Продразверстка была заменена продналогом. После того, как лес вырублен, через некоторое время начинает подрастать молодняк. Так и случилось с народом. Начали работать частные предприятия, частные хозяйства. Люди знали сколько государству отдать, сколько себе оставить. Россия опять начала подыматься. И Карачай тоже.

Но к 1930 году Сталин повернул опять повернул все обратно – к политике государственного террора над крестьянской Россией. Ускоренной индустриализации страны он привел в жертву крестьянство. Частные хозяйства уничтожили, начали создавать совхозы и колхозы. Богатые крестьяне ещё в 1920-е годы были уничтожены. Теперь взялись за крестьян, которые за время НЭПа встали на ноги. Кто не хотел свое добро отдать колхозу, раскулачивались. Но даже те, кто отдавал, попозже подвергались репрессиям. Началось повальное уничтожение частного хозяйства, зажиточного крестьянства. У крестьян отбирали землю, скот, обрекая на голод и нищету. Миллионы крестьян были арестованы  и стали дармовой рабочей силой, миллионы вымирали от голода. По всей стране прокатились крестьянские восстания. Людям терять было нечего. Карачай не был исключением. К тому же Карачай на все 100% был аграрной областью.

Власти, Сталин знали, что будет взрыв народного негодования. И готовились к нему. А чтобы эти восстания пошли по ихнему сценарию, они действовали на опережение. Так в горах, когда создается лавиноопасная ситуация, заранее стреляют из пушек и лавины срываются не причиняя вред. Вот так поступили Сталин и его чекисты с народом, чтобы гнев народа их не застал врасплох. Они внедрили в крестьянство своих чекистов, те, по разработанному сценарию подняли людей на восстание, даже возглавили их, а ожидавшее все это карательные силы легко подавляли, уничтожали эти волнения, восстания.

Так и произошло и в Карачае. Чекисты сами пустили слух, что все крестьянские области России и Кавказа восстали, скоро упадет проклятая сталинская власть. Даже раздали немного оружия. Часть этих провокаторов мы потом поймали и судили своим судом. Поймали и главного организатора, когда он сделав свое черное дело пытался улизнуть вместе с чекистским отрядом.

В народе были и такие, которые пытались предотвратить провокацию ГПУ. Чекисты-ликвидаторы их уничтожили.  Аслан потом возглавил восстание, чтобы каратели совсем не уничтожили народ. Только горы и леса спасли наш народ тогда и такие люди как Аслан. Но все равно сколько людей пострадало, сколько судеб исковеркано. За короткий срок народ был обезглавлен и обескровлен во второй раз. Я никогда не простил бы Сталину и его холуям вот это народоубийство. А сейчас, когда весь наш народ – этиз беззащитных детей, женщин, стариков – арестовали и погнали на верную смерть, когда нашу родную землю разделили Грузия и Россия между собой, у меня не будет никакой пощады этому режиму – его работникам. 

Я знаю, мы тоже погибнем, но постараемся как можно больше врагов забрать с собой. Другого смысла жизни у меня теперь нет.

Къылыч замолчал. Никто не нарушил это молчание. Потому что все были с ним согласны.

9

Ранним утром все поднялись по тревоге. Военных биноклей хватало  и все смотрели на выезжавших из села всадников. Впереди ехали Железный и Джанболат. За ними восемь солдат внутренних войск.
- Да нам ничего не стоит их всех перестрелять, но Джанболат наш зять. Потом им – нашей Мадине и Джанболату – житья не дадут. Ладно посмотрим. Может побродят, устанут и уедут. На всякий случай, Бёрюкъан и Къанамат готовьтесь к отвлекающему маневру,- сказал Къылыч.

10

- Джанболат, ты, как знаток местности, веди нас. Может удастся выйти на их след.
- Будем стараться. Но насколько я наслышан, вы сами тоже опытный охотник и следопыт, товарищ Железный.
- Да, но у меня такое чувство, что они следят за нами. А мы их не видим.
- Может быть. Вот это самое плохое. Они могут нас внезапно расстрелять в упор.
- Боишься?
- Все боимся. Здесь боимся бандитов, там боимся начальства. Но есть ещё долг, присяга.
- Знаете, Железный, я думаю надо взобраться на противоположный склон, повыше и оттуда всем вести наблюдение. Может, что-нибудь заметим.
- Может ты и прав. Солдаты экипированы хорошо. Оружием владеют хорошо. Меткие стрелки.  Все бывшие скалолазы, альпинисты, охотники. У всех бинокли. Если хорошо вести наблюдение, неужеди двадцать глаз ничего не заметим.
- Я тоже надеюсь на это. Но уже рассвело окончательно. Поворачиваем на противоположный склон?
- Да.
Железный дал команду и повернул коня.

11

Бёрюкъан и Къанамат смотрели на отряд НКВД, находясь на границе с соседним ущельем.
- Могут ли они что-нибудь заметить, все-таки у них всех бинокли  и много их,- спросил Къанамат.
- Нет, мы замаскированы, а берлога наша находится под землей. Хотя от случайности никто не застрахован. Тогда придется их увести подальше отсюда.

Шло время. Уже несколько часов обе стороны наблюдали друг за другом. Тишина напоминала натянутую тетиву.
- Это что ещё за зверь?- спросил Къанамат.
Бёрюкъан посмотрел вниз и поразился: внизу, где текла речка, стояла мощная собака – Къытмир и поворачивая львиную голову  то в одну сторону, то в другую, задумался: подыматься в склон, где Джанболат с НКВД-шниками или подыматься на противоположный склон, где Бёрюкъан с Къанаматом. И когда собака пошла вверх к Джанболату, Бёрюкъан вздохнул с облегчением.
- Хорошо, что ветер дует с той стороны. Иначе он пощел бы к нам.
- Но ветер может подуть и с этой стороны,- сказал Къанамат.
- Надеюсь, Джанболат что-нибудь придумает,- ответил Бёрюкъан.
Теперь обе стороны следили и за собакой. А она спокойно, медленно, как хозяин этих мест, подымался по склону, через короткие промежутки времени останавливаясь и смотря в сторону Джанболата. Джанболату иногда казалось, что он видит его. К тому же, сейчас ветер поменялся и подул с этой стороны. То ли собака почуяла его, то ли увидела – вдруг с радостным лаем она рванула обратно  и мощным прыжком перепрыгнула речку  и начала подыматься вверх по склону. Не зная что делать, смотрел на неё сверху Бёрюкъан,  с таким же биением сердца смотрел на неё с другого склона Джанболат.

12

- Нюх у зверей сильный. Просто так собака не побежит. Собака так радостно может идти только к знакомым,- сказал Железный.
- Вы правы, только знакомым или знакомой может оказаться такая же собака, как он сам,- высказал свое мнение Джанболат. А про себя молил бога, чтобы собака не раскрыл Бёрюкъана.

13

- Къанамат, отползаем не подымая голову за камень. Чтобы нас не заметили. Къытмира лучше встретить вдали от глаз.
Так и сделали.

Но один из бойцов НКВД заметил еле заметное движение и крикнул:
- Товарищ Железный, там люди. От собаки если проведете прямую линию вверх, вот где громадный камень. Они за камнем.
Железный посмотрел туда, но ничего не увидел. Джанболат спросил солдата:
- Ты точно увидел человека или людей? Сколько их было?
- Не могу сказать. Я только засек змееобразное движение.
- А можешь сказать точно: это был зверь или человек?
- Не могу. Но что-то шевелился и уполз за камень – это точно.
Железный дал команду:
- Всем следить за собакой.

Собак дошла до камня, повернулась обратно, несколько раз полаяла и скрылась за камнем. Несколько раз выходила из камня и обратно заходила за камень.

У Железного никакого сомнения не осталось.
- Боец прав. За камнем люди. Если бы была другая собака, она тоже показалась бы. К тому же этих людей она знает.
- Тогда вопрос: почему эти люди не задерживают собаку? Ведь собака выдает их присутствие.
- Правильный вопрос, Джанболат. Но твоя собака, не собака, а зверь. Ты же сам говорил, что он никому не дает себя даже гладить. Я думаю, что она знает кого-то, но не всех. Поэтому не приближается  и не дает себя задержать. Как считаешь, я прав?
- Правдоподобно. Но кого может он знать?
- А вот этот вопрос к тебе.
Железный подозрительно посмотрел на него. Джанболат с улыбкой сказал:
- Собака кого-то знает больше, чем меня, своего хозяина?
- А откуда у тебя эта собака?
- Она осталась после выселения карачаевцев. Его я нашел внизу, где три ущелья сходятся.
- Вот тебе и ответ.
Джанболат меняя тему разговора сказал:
- А не двинуть ли тебе часть людей туда?
- Да я сам тоже думаю об этом,- сказал Железный. – Но не зная сколько их там, боюсь потерять людей. С другой стороны, если начнет темнеть, от всей нашей операции смысла не останется. Сделаем так. Четыре бойца возьмешь и подымешься туда, где твоя собака. Я с четырьмя бойцами спущусь чуть ниже и с другой стороны подымусь. Возьмем их с двух сторон.

14

Къылыч с Далхатом смотрели в бинокли как НКВД-шники разделились на две части. Потом повернувшись к остальным, Кылыч повелел:
- Аслан, Гапалау и Баракъ, уничтожьте группу Железного. Самого, если сможете, возьмите в плен.
Когда они ушли, Къылыч сказал:
- Им мало, что народ наш угнали. Им надо уничтожить и память о нас, чтобы следа от нас в истории не осталось. Поэтому нашу землю разделили между Грузией и Россией. Поэтому они воюют не только с нами – живыми, но и с мёртвыми нашими воюют. За наши головы государство ещё деньги платит. Ничего, мы отрубим им головы и бесплатно отправим в НКВД.
- Но эти солдаты не виноваты, что их принуждают преследовать нас.
- Да, но если они нас поймают, ты увидишь, как они будут зверствовать. Потом отрежут наши головы и понесут своему начальству, получат деньги, благодарность, медали, ордена, повышение по службе. Думаешь, откажутся от этого? Нет. Сегодня они солдаты, а завтра станут генералами  и будут на другом уровне уничтожать народ. Сталин кем был? Мелкий уголовник, шпана. А теперь кто? Вождь народа и партии. А душонка-то уголовной и осталась. Потому и уничтожает всех нормальных людей. Вот кому отрезал бы голову. Но как до него добраться? А вот эту мразь, которая нас преследует сейчас, мы уничтожим. Далхат, мы присодинимся к Бёрюкъану и Къанамату и уничтожим этих собак. Только надо быть осторожным, как бы в Джанболата не попасть.
       
15

НКВД-шники все были убиты, кроме Джанболата. Они были все убиты в перестрелке.
- Мне по-моему уже смысла нет возвращаться в село. Вернусь, заберу Мадину и вернусь к вам,- сказал Джанболат.
Къылыч согласился.
- С тобой пойдут три человека и весь ваш скот, вещи, общим, что надо взять, возьмут. В самой непроходимой глубине леса есть домики, и коровы, и барашки. К ним добавим и ваши. Мадина будет Хозяйкой леса. А собака Къытмир будет сторожем. Он же привык стеречь скот от волков. Вот пусть и стережет. Только ему надо закрывать пасть, чтобы он не лаял, открывая её только в моменты приема пищи. А мы, оставшиеся здесь, сделаем уборку нашей территории – эту мёртвую нечисть сбросим в пропасть. Никто и никогда даже следа их не найдет.

16

Село переселенцев – так называлось теперь карачаевское Нижнее село – после всех этих событий трясло. Шло общее собрание. В президиуме сидели председатель сельсовета Гамса, секретарь парторганизации Ардтзин, начальник местного НКВД Кобул и председатель колхоза Ялбузи. Ялбузи выразил общее мнение переселенцев:
- Наших людей убивают. Люди перестали в лес ходить за дровами. Карачаевские дома разрушаем и топим ими. Их тоже немного осталось. Люди чувствуют себя беззащитными. Бандиты чуствуют себя хозяевами. Вчера средь бела дня два бандита зашли в правление колхоза и предупредили меня: если мы до понедельника здание мечети не освободим от свиней и не очистим – они будут нас убивать, начиная от меня. Так и сказали. В правлении было много людей.
- Неужели вы не смогли задержать двух бандитов?- начальник НКВД яростно посмотрел на всех. – Мы же разрешили вам всем носить оружие.

Попросив слово из зала поднялся один старик:
- Это какие-то странные бандиты. Они не убивают первого попавшего. Посмотрите кого они убивают. Убили тех, кто таскал надгробные камни с ихнего кладбища. Мы не остановились на этом – издеваемся над ихней верой, мечетью – загнали туда свиней. Что может быть оскорбительней для мусульманина? Поразительно, что они ещё предупреждают. Думаю, надо мечеть освободить и почистить.
- Ты, старик, что такое несешь? Мы будем подчиняться воле бандитов, что ли? Нет, мы поставим охрану села из отряда НКВД. Мы устроим им засаду, где они не ждут. А вы, правление колхоза, испугались двух бандитов. Расстреляли бы их к чертовой матери.
В таком же духе, как начальник НКВД, высказались и остальные руководители.

Через неделю председатель колхоза, секретарь парторганизации и начальник местного НКВД были расстреляны, когда они ехали по вызову в район. Были расстреляны далеко от гор, почти у райцентра.. А ещё через неделю мечеть со свиньями был сожжен и сгорел дотла.  Арестовали бедного старика, обвинив в сотрудничестве с бандитами.

17

Было лето 1944 года.
Состоялось совещание руководства НКВД и НКГБ России и Грузии. Руководил совещанием лично Берия. Тема была одна: очищение Кавказских гор от бандитского элемента.
- Мы выселили народов-бандитов, народов-предателей. Но ещё в горах Кавказа скрываются много бандитов – карачаевцев, балкарцев, чеченцев, ингушей. Горные районы, которые переданы Грузии, мы хотим заселить. Но люди боятся и не хотят переселяться. Пока мы не очистим горы от бандитов, эти местности будут пустовать. Ни сил, ни денег на операции по по ликвидации бандитизма жалеть не будем. Надо внедрять в эти банды наших людей. Надо взять в заложники их родственников в местах ссылки. Их родственников привезти сюда, чтобы они вели с бандитами переговоры, склонили их к прекращению сопротивления. Обещайте, если они сдадутся, сохраним им жизни и в тюрьму не посадим, а только отправим  к родственникам, они будут вместе со своим народом.

18

Численность отряда Къылыч-Герия (Къылыча) и Аслан-Герия (Аслана) выросла  и теперь их было 20 человек. Разведчик Далхат пропускал каждого через сито. Из новых ни один человек не знал основную базу. Примкнувшие к ним, в основном были карачаевцы и балкарцы. Был один казак, вся семья которой была репрессирована, один горный хевсур, который был преследуем советскими властями за убийство местного начальника НКВД. Когда на этой стороне становилось совсем невмоготу, переваливали за перевал, находили поддержку у тамошних горцев. Они сами подсказывали каких чекистов убрать.

Так отряд народных мстителей наводил ужас на работников НКВД и госбезопасности. Они внезапно появлялись, убивали советских, партийных руководителей и были особо безжалостны представителям НКВД и НКГБ. Лучшие силы, специальные силы по борьбе с бандитизмом были брошены против них, но результаты были нулевые.

19

В назначенный час Берия принял в своем кабинете руководителей служб России и Грузии по очищению территорий выселенных народов Кавказа от скрывающихся в горах бандитских отрядов.
Они представили ему бывшего разведчика Тенгиза, который выполнял очень ответственные задания в тылу немцев. Когда карачаевцев выселили, его тоже уволили из армии. Теперь, когда надо было, вспомнили о нем, нашли в Казахстане. Помогли его семье, родственникам, обеспечили их хорошим жильем, работой. А его самого склонили к сотрудничесту.
- Ваш народ выселен из-за таких банд, которые действуют сейчас в Карачае. Поможешь их ликвидировать, Родина оценит по достоинству твои заслуги.
- А если я откажусь?
- Как, ты не хочешь помочь нам? Сам Берия заинтересовался тобой. Тогда пострадаешь не только ты. Но и вся твоя семья. Причину найдем сгноить в лагерях вас всех.

Зная, что это не пустые угрозы, Тенгиз согласился. И вот сегодня его представили зловещему наркому.
- На фронте Вы показали себя истинным героем. Ваш народ и вы в том числе, пострадали из-за таких банд, которые бесчинствуют в горах Кавказа. Я посмотрел ваши документы – вы как разведчик и диверсант действовали в тылу немцев превосходно. Надеюсь, Вы сумеете внедриться в одну неуловимую банду. Ваша задача не убийство кого-то. Вам предстоит узнать – их имена, фамилии, а потом уйти. Тогда мы их родственников возьмем в заложники. Сдадутся, хорошо. Нет – тогда посмотрим. За каждого ими убитого человека нашей службы, будем убивать одного из их родственников. Око за око. Ваша семья, ваши родственники сейчас нормально обустроились? Хорошо. Мы и дальше будем помогать вашим родственникам, будем следить, чтобы они ни в в чем не нуждались. Верным сотрудникам своим мы относимся очень бережно, ценим их. Есть ли какая-нибудь просьба у вас ко мне?
- Да. Мой брат Исмаил – фронтовик, в 1944 году вернулся в Казахстан, к своей семье. Вы знаете, когда карачаевский народ выселяли, мужчин практически не было – большинство были на фронте. Пользуясь отсутствием карачаевских мужчин, в первое некоторые местные руководители, коменданты вели себя скверно, приставали к нашим женщинам, девушкам. Когда мой брат вернулся, ему сообщили, что комендант изнасиловал его дочь. Он пришел к коменданту и заколол его ножом. Его осудили на 15 лет. Мой брат прошел финскую кампанию, три года воевал с немцами, имеет много наград.
- Я понял. Если все действительно так, я освобожу твоего брата. Данные его, где сидит – все напиши и оставь. За брата не беспокойся. Ещё просьбы?
- Нет, спасибо. Только месячишко, хотя бы недельку потренироваться бы мне, размяться, пострелять.
- Ну, с эти проблем не будет. Берия повернулся к руководителям операции:
- Подготовьте его, в соответствии с его желанием. Чтобы он приобрел боевую форму.
 
20

Тенгиза устроили в тот же госпиталь, где в свое время лечился Далхат. У него была пуля, которая застряла внутри, но врачи тогда трогать её не стали. Сейчас хирурги осматривали  и готовы были оперировать. Через неделю. Справку они дали, чтобы он мог предъявить по месту требования. Также было у него удостоверение слушателя Военнной Академии в Москве. Тенгиз лежал на койке и гладил свой именной пистолет. Задним числом оформили на него это оружие.

Шел 1949 год. Было лето. В прошлом году Тенгиз как и другие ссыльные подписал бумагу, где говорилось, что карачаевский народ выселен навечно. Это был удар, ибо ещё жила надежда, что рано или поздно они вернутся домой. Теперь эту надежду отняли. И сейчас, собираясь навести родное село, он испытывал странное чувство.
Тенгиз родом был из того же села, откуда были и братья Къылычгерий, Аслангерий и Бёрюкъан, а также Далхат. Но самое странное было то, что в Азии его соседями были их родители, а так же семьи братьев. А в 1948 году появился живой, здоровый Сафар.

Его мысли прервали Сухрабидзе и Ежов – они занимались им здесь, на Кавказе.
- Завтра с утра ты начнешь операцию. Посетишь свое родное село, свой дом. А дальше лес. Думаем, они всегда ведут наблюдение – найдут тебя.
- А если не найдут?
- А если не найдут, тогда ты найди их. Ты тоже знаешь эту местность как свои пять пальцев. Да, ещё будь очень осторожен, если встретишься с некарачаевцами. Есть немало охотников и из переселенцев и из местных, которые работают на нас. Они приносят отрубленные головы бандитов и за это получают деньги. 10 000 рублей за голову. Тебя тоже могут принять за бандита. Поэтому, если видишь, что целятся в тебя, можешь действовать на опережение. Но мы увеличили цену  и дали объявление: кто живым доставит нам хотя бы одного бандита из банды, которая стольких наших людей убила, вознаграждение 100 000 рублей. Поэтому, тебя могут постараться взять и живым. Даем тебя право расстреливать всех, кто попытается тебя убить или взять живым. Никто, ничто не должно препятствовать основному твоему делу.
- Так они могут и безвинных людей так убивать, чтобы деньги получить.
- Такое тоже бывает. Мы всех предупреждаем: если туристы – ходить только группами, в сопровождении наших людей. А кто не слушается нас – пусть пеняет на себя. Но ты – исключение. Тебя должна спасти твоя военная выучка. Если вопросов нет, тогда успехов.

Когда представители госбезопасности ушли Тенгиз дал волю своим мыслям. Назвал их последними словами. Но что он сказал бы, если бы узнал, что они вызвав трех охотников им дали следующее задание:
- По нашим сведениям, один карачаевец сделал побег из мест ссылки. Не вооружен. На днях он может появиться в своем родном селе – Таш Башы. Вы знаете, обычно они стремятся к своим домам. Но на этот раз он нужен нам живым. Живым. Обещанное вознаграждение получите. Нам не нужна его голова. Нам нужен он в целости, невредимости. Предлагаю с завтрашнего дня, с самого утра, взять под наблюдение село. Вы знаете, туда ведет узкая дорога. Другого пути нет. Задание ясно?

21

Тенгиз шел как пьяный. Скалы, сосновые склоны, ущелья, прозрачная вода рек, текущих с Эльбруса – что значит Родина. Каждый камень хотел погладить. У каждого родника останавливался и пил – до чего же вода была холодна и вкусна. Раствориться бы в этой земле. Шел мимо домов, сломанных, разрушенных. Ни души.  Шел к своему дому. Он тоже был разрушен. Мощного забора тоже не было. Сел на развалины родного дома. 1940 году отец Тенгиза говорил: нашему дому 400 лет  и называл имя прапрапрадеда. Теперь этого дома нету.

Тенгиз смотрел на лес. Он разросся. Потом он понял, что в лес даже по дрова никто не ходил. Поэтому разрушали дома, разбирали на дрова. Боялись бандитов. А сейчас он смотрел в лес, даже не подозревая, что оттуда за ним наблюдают.

22

- Это дом Тенгизбия. Человек в армейской форме. Давно мы не видели, чтобы кто-то так появлялся. Может очередная попытка НКВД внедрить своего человека  в наш отряд,- сказал Далхат.
- Ну, слава Богу, нам до сих пор удавалось вычислять и ликвидировать агентов НКВД, посланных нам,- ответил Бёрюкъан, не отрываясь от бинокля. - А это что ещё такое – видишь трех всадников, которые вошли в село?
- Охотники, наверно. Тоже выследили его наверно. Может, помешать, а то сейчас убьют  и отрежут голову.
- Не думаю. Этот переселенец, которого мы недавно задержали, говорил, что за живого бандита НКВД сейчас дает в десять раз больше денег, чем за мертвого. Так что, скорей всего будут брать живым.
- Но всадников он тоже видит. Не знаю, кто он на самом деле. Но очень похож на Тенгизбия – активиста, члена парткома нашего колхоза до войны. Но будем следить.

23

Тенгиз видел как приближаются трое всадников. Подготовился. Но продолжал сидеть на руинах своего дома. Всадники подъехали. Один, старший наверно, поздоровался и сказал:
- Мы охраняем эту вверенную нам территорию от бандитов. Это очередной наш обход. Ваши документы, пожалуйста.
Тенгиз посмотрел, как они наготове держат оружие.
- Я из госпиталя, что в Кисловодске. Если вам нужны мои документы, подойдите и возьмите.
- Здесь приказываем мы. Подойди и покажи документы. Может ты бандит, откуда мы знаем? А с бандитами мы как разговариваем – покажите ребята.
 
Пули подняли пыль у его ног.

- Теперь ты понял, что шутки с нами плохи. Если не захотел нам документы показывать, мы сами возьмем их. Ложись на землю, руки за голову.

Тенгиз выполнил его требование. Тот соскочил с лошади. И по звуку шагов, и затылком своим Тенгиз почувствовал, как тот сейчас набросится на него. Моментально повернувшись, Тенгиз выстрелил в наклонившегося на него охотника. Тот по инерции упал на него. Уже из-под него Тенгиз сделал несколько выстрелов в двух других охотников. С вскриками и стонами те свалились с лошадей. Один пытался встать, пришлось в него загнать ещё одну пулю. Оттолкнув от себя, охотника, который лежал на нем, Тенгиз встал. Но пистолет держал наготове. Заметил, что один из свалившихся с лошади охотников, тихонько руку тянет к оружию. Тенгиз выстрелил. Тот успокоился. Взяв карабин одного, Тенгиз сделал ещё по одному выстрелу по головам охотников. Чтобы они не мучались, потому что ещё их тела прдолжали дёргаться. Потом он забрал у них всё оружие и поймав одного коня взобрался на него и направился в сторону леса.

За всем этим уже следили абреки, уже спустившиеся достаточно вниз. Если бы охотники сумели бы скрутить Тенгиза, абреки все равно не дали бы его увезти. Но всё кончилось так, как кончилось.

24

В ближайшей берлоге собрались практически все, кроме караульных. Все хотели увидеть человека, который был оттуда. На него смотрели как на пришедшего с того света. В свою очередь он был поражен, увидев сыновей Ильяс-хаджи и односельчанина Далхата.
- Никогда не думал, что увижу вас. Надо же. Значит, бандитами вас называют?
- Теперь ты тоже бандит. Расстрелял трех охотников за головами. Если бы тебя они скрутили, доставили бы как бандита в НКВД,- сказал Далхат.
- Ну, у меня документы, подтверждающие что я офицер, проходящий лечение здесь в госпитале.
- Ну, тогда, они отрезали бы тебе голову, а твои документы с твоим туловищем столкнули бы в бездонную пропасть. Им не привыкать. Скольких таких охотников мы ликвидировали, а все равно находятся подонки. Бедному Харуну, фронтовику, который из госпиталя вышел, чтобы родное село увидеть, вот такие твари отрезали голову. Да, тому самому Харуну, твоему соседу.
- Что, ему, фронтовику, вот эти твари отрезали голову?
Тенгиз действительно был потрясен. Но следующий вопрос заставил его сосредоточиться.
- Если ты так был уверен, что тебе с твоими документами ничего не грозит, почему же застрелил их.
- Да потому что они начали стрелять. Потом меня и в госпитале, и по дороге, человек который меня сюда привез, говорили одно и тоже: есть охотники за головами, будьте осторожны. И вот эти мои страхи, и то что они вели себя подозрительно и агрессивно, заставили меня вести себя таким образом.
- Ладно, об остальном ещё поговорим. Скажи, Тенгиз, как там наши?- спросил Къылыч
- Ваши все живы-здоровы. Ваш отец, мать, Сафар со своей семьей – все живут в одном доме. От раскулаченных Къочхара, Ислама, Тулпара вести такие – вроде живы и живут в Сибири. В прошлом году всех заставили подписать бумагу. Что мы выселены навечно и обратно нас не вернут никогда. Но ваша мать приводит слова Светящегося  и говорит, что народ  обязательно вернется на Родину. И они увидят Бёрюкъана и Мадину.
- О нас ничего не говорит она? Къылыч посмотрел на брата Аслана.
- Она свыклась со смертью только Таубатыра. Остальных она надеется увидеть. Но насчет вас Светящийся ничего не сказал. Пока слова святого исполняются. Как он предсказал, с Сафаром они встретились. Посмотрим, может и остальное предсказание исполнится – народ вернется на родную землю.
- Много нашего народа погибло?
- В первые два года от холода, голода, от непривычного климата, от бесправия, от произвола комендантов и местных властей погибло очень много. Все усугублялось вначале ещё тем, что мужчин практически не было – одни инвалиды, старики, женщины, дети. Поэтому так сильно издевались – потому что некому было дать отпор. Когда мы возвращались из войны, уже так наглеть не смели. С подонками мы тоже начали по-своему разбираться. Моего брата Исмайыла знаете. Когда народ наш выселили, нас начали выводить из армии. Вот когда он вернулся домой, то есть к своей семье, он узнал, что комендант изнасиловал его дочь. Он пошел и зарезал коменданта. Сначала приговорили к смертной казни. Затем заменили её на 15 лет. Таких случаев немало.

С нами, даже фронитовиками, обращались как с арестантами, предателями, изменниками, бандитами. Если со мной – боевым офицером – обращались как с уголовником, то можете представить себе как с другими обращались. Сейчас немного легче стало. Но все равно наши работают на самых тяжелых каторжных работах, не имеют право учиться после школы, в армию наших ребят не берут. До сих пор мы поражены во всех человеческих и гражданских правах. Все ждут смерти Сталина. Надеются, после его смерти жизнь изменится.

Долго ещё рассказывал Тенгиз. Много вопросов задавали. Ненависть к этому режиму, который арестовал народ, и убивал в местах ссылки их родных и близких, весь карачаевский народ, усиливалась с каждым словом Тенгиза. Наконец, Къылыч сказал:
- Тенгиз устал. Надо, чтобы он отдохнул. Но один вопрос к тебе, Тенгиз: что ты собираешься делать дальше?
- Дальше? Сюда я приехал лечиться. Но основная цель – хотел увидеть Родину. Вернуться и рассказать всем в каком состоянии наша родная земля. Теперь я вижу – практически здесь никто не живет. Это так издалека все здесь романтично, а жить-то тяжело здесь. Но это и хорошо, что никого здесь нет – рано или поздно вернемся сюда. Только мне теперь как быть: уехать неплохо было бы. Но если узнают, что я убил троих, меня расстреляют или сгноят в тюрьме. Не вернуться – подумают, что я ушел в горы, к вам. Кто довез меня сюда скажет, где я или куда собирался.. Тогда проблемы начнутся с моей семьей. Она будет в заложниках у НКВД. Даже не знаю как быть. А вы что посоветуете?

Къылыч смотрел на него долго, потом сказал:
- Скажешь, что тех троих убили бандиты. Свалишь все на нас. Пистолет свой тоже оставь нам – скажешь отобрали.
- Если поверят.
- Если не поверят, пусть проверят. Знают они, наш почерк. Таких охотников скольких мы расстреляли. Но есть другой вопрос.
- Какой?
Глаза Къылыча и Тенгиза встретились. На долю секунды Тенгизу показалось, что он читает его мысли. С трудом удержал, чтобы не отвести взгляд.
- Вот ты боишься, если здесь останешься, будут преследовать твоих родных. Но если ты уедешь, как мы можем быть уверены, что ты нас не выдашь? Ты увидел нас, узнал и Далхата. Если ты скажешь об этом НКВД, то и нашим родным не сдобровать. Как быть?
- Если у вас такие были колебания, почему подошли ко мне?
- Правильный вопрос. Но нам в голову не пришло, что человек убивший трех охотников, захочет вернуться обратно.
- О возвращении говорить меня заставляет страх за своих родных. Но для меня оскорбительно ваши слова «ты можешь выдать нас НКВД».
- Хорошо, тогда по-другому поставим вопрос. Ты добровольно не выдашь нас. А под пытками, в застенках НКВД?
- Этого я не знаю. Сейчас я думаю, выдержу. А там как будет, Богу известно.
- А если бы мы не подошли, что ты делал бы?
- Эти местности я знаю. Постарался бы остаться здесь. У меня другого выхода не было. Сейчас альтернатива появилась, всё свалить на вас.
- Ладно. Утро вечера мудренее. Завтра продолжим разговор. Спокойной ночи. Мы переночуем в другой берлоге.
Его оставив одного все вышли.          
 
25

В эту ночь никто не спал. Караулы были усилены и предупреждены. Следили и за берлогой, и за ущельем. Благо, луна ярко освещала.

Держали совет три брата и Далхат. Дали слово Далхату, как самому младшему.
- У меня есть некоторые подозрения, что он не случайно попал в госпиталь, а затем и в родное село. В предвоенные годы он возглавлял комсомольскую организацию и был постоянным членом партийного комитета нашего колхоза. Правда, я не могу утвердить, что он явно кому-то вредил, кого-то старался сажать. Мы помним, как остальные коммунисты и комсомольцы бегали с антирелигиозной пропагандой, выступали против кулаков, одобряли и поддерживали все мероприятия ЧК-ГПУ-НКВД. В таких делах я его обвинить не могу. Но отпускать его – подставлять себя и родственников значит.
- Может он тайный агент НКВД ещё с тех пор? А то я никак понять не могу, как ему, карачаевцу, дали возможность лечиться именно здесь, ещё пистолет не отобрали?- сказал Бёрюкъан.
- До сих пор мы не давали чекистам перехитрить себя. Сколько попыток было с их стороны внедрить своих людей в наши ряды. Мы их всех вычисляли и истребляли. Поэтому и сами целы и родственников мучают не больше, чем весь остальной народ. А если Тенгизбия отпустить, и он расскажет о нас, что будет? А будет ультиматум: или вы сдаетесь, или мы уничтожаем всех ваших родственников,- высказал свое мнение и Аслан.

Къылыч молчал. Его слово было бы окончательным. Жизнь человека была в его руках. Но человек ли он или предатель? Кто же всё-таки Тенгизбий? Всё указывало на то, что он здесь появился не случайно. А случайно ли он застрелил трех человек? Может, это тоже было запланировано органами безопасности? Что им нескольких рядовых преступников убрать, ради усыпления нашей бдительности?

Къылыч никак не мог принять окончательное решение.
- Давайте помолимся. Уже рассветает. Мирские дела на потом.

Во время молитвы, как иногда бывало, услышал четкий голос:
- Он предаст вас.

После молитвы Къылыч однозначно сказал:
- Знамение свыше. Надо убрать. Только скажу ему, что мы ему доверяем и отпускаем. А вы проводите его до села, расстреляете. А труп его бросьте во двор его же дома, где лежат тела трёх охотников. Только пусть он умрет в неведении. Прескверное дело, когда среди наших соплеменников появляются такие. Охотно допускаю, что его к измене склонил НКВД, угрожая расправой его родным. Они это умеют. Но у нас другого выхода нет. К тому же, ради спасения своей семьи можно пойти на многое, но не на уничтожение таких же людей как он сам. Чтобы спасти себя и свою семью, он готов нас всех выдать. Так что расстреляйте его без колебаний. Аллах рассудит нас на том свете.   

26

Сталин умер. Это была самая большая радость для абреков. Никогда горы не видели такую лезгинку, которую сейчас танцевали они.
-  Если бы мы его убили – вот это была бы радость беспредельная,- сказал Къылыч.
-  Сталин дьявол. Бог покарал его на этом свете, покарает и на том. А мы его шайтанов уничтожаем по обе стороны Кавказского хребта,- в бешеном темпе мчался по кругу Далхат.
- И будем продолжать это святое дело, пока живы,- Къылыч хлопал в ладоши и улыбался. Может, такая улыбка появилась у него на лице впервые за тридцать лет.

27

Состоялось расширенное совместное совещание специальных комитетов НКВД и ГБ. Среди других вопросов – особый пункт о банде в горах Карачая.
- Вы знаете, это не просто уголовники. Это банда не грабит и не убивает простых людей. Она убивает только руководителей советско-партийного аппарата. И особо зверствует над чекистами и работниками НКВД. Количество убитых наших коллег идет на сотни. Это позор. Мы победили фашистскую Германию, а с кучкой разбойников не можем справиться. Мы выселили карачаевцев, чеченцев, ингушей, балкарцев – всех от мала до велика, по национальному признаку. Так откуда эти головорезы берут подпитку? Кто их поддерживает? Я вас спрашиваю?- Берия был в ярости. – Вы руководители тайных структур и НКВД Ставропольского, Краснодарского краев, Грузии играете с огнем.

- Их поддерживает местное население по обе стороны хребта. Как вы сами сказали, простых людей бандиты не трогают. Они уничтожают, как вы сказали, партийно-советский аппарат и работников НКВД. Именно их считают они виновниками всех бед. А их поддерживает их единомышленники из местного населения.

- Всех, кто поддерживает бандитов, уничтожить. Если они думают, что со смертью Сталина кончится их преследование, ошибаются. Если в месячный срок, бандиты не будут ликвидированы, буду считать, что вы не справляетесь со своими обязанностями. Все свободны.

28

Шёл 1955 год. Группа Джанболата, когда возвращалась из Грузии, попала в засаду и была перебита, им отрезали головы  и забрали с собой особые отряды НКВД и ГБ. Полумертвого Джанболата и ещё одного тяжело раненого, они утащили с собой.

Къылыч был мрачен. Он попытался захватить начальника районного отдела НКВД, чтобы потом поменять его на своих – Джанболата и другого бойца.

Налет был средь бела дня. Потрясающий по своей дерзости и безумной храбрости. Отдел НКВД был полностью уничтожен, но схватить начальника райотдела НКВД не удалось – при перестрелке он был убит. Убитые были и со стороны горцев. Забрав тела своих отряд Къылыча сумел скрыться.

29

Из ущелья вверх подымался всадник, с белым флагом. Один из караульных зашел в берлогу и доложил Къылычу.
- Продолжайте наблюдать. Вдалеке не видно какого-нибудь движения?
- Нет.
- Остановите его внизу. Проверьте от и до. Свяжите. Я подойду.

Когда Къылыч подошел, тот сидел, связанный за спину руками. Къылыч узнал его – это был Исмаил, брат убитого ими Тенгиза. В голове пробежала недобрая мысль: а не прибыл ли он отомстить за брата? Но поздоровался спокойно, даже гостеприимно.

Къылыч посмотрел на оружие, которое отобрали у Исмаила: два заряженных пистолета, два ножа. Спросил:
- Откуда они?
- Этим оружием меня снарядил специальный отдел НКВД, ныне МВД. Чтобы защищаться, если по дороге кто-то нападет. Может развяжете руки?
- Нет. Руки не развяжем. После одного случая, мы руки развязываем только тогда, когда расстреливаем человека. И что же хочет от нас НКВД?
- Хотелось бы с тобой поговорить с глазу на глаз.
- Нет. У меня секретов нет от моих боевых братьев.
- Хорошо. Ты меня узнал, я тоже узнал тебя. Я ещё должен был сидеть, но МВД меня освободил на днях, чтобы я выполнил его специальное задание
- И в чем же заключается это спецзадание?
- Склонить вас к мудрому решению – чтобы вы сдались. МВД обещает сохранить вам жизнь.

Къылыч посмеялся. Остальные хохотали так, что эхом отдавалось в горах.

- Исмаил, ты сам уверен, что НКВД сохранит нам жизнь?
- Не уверен. Скорей наоборот. Но ваши родные находятся у них в заложниках.
- Как? Разве НКВД знает нас, чтобы взять в заложники наших родных?
- Не всех. Знает вас и Далхата.
- И где же наши родные?
- Родители Далхата и ваши родители здесь. Они ждут с вами свидания. Но я должен с вами поговорить один на один.
- Ты не доверяешь моим людям?
- Я никому не доверяю. Десять лет заключения меня научили одной истине: «Не верь, не бойся, не проси».
- Хорошо. Оставьте нас одних.

Люди Къылыча отошли на такое растояние, когда их невозможно было слышать.
- Къылыч, НКВД говорит, что вы убили моего брата.
- Да, такой приказ дал я. Он был подкуплен НКВД и выдал бы нас. Мы не могли его отпустить.
- Его не надо было подпустить к себе. Тогда может и он остался бы жив и вы не взяли бы грех убийства.
- Это ничего не меняет. Он был с НКВД заодно и выполнял его задание.
- Это правда. Наших родных органы взяли в заложники. Если бы он отказался, и старики, и дети были бы репрессированы. Мне сказали, как он выполнит спецзадание, меня сразу же отпустят из лагеря. То что он был завербован, это вы правильно угадали. Но вот что я не завербован (хотя НКВД считает, что меня завербовал), можете не сомневаться. Ты не забыл арабский алфавит? Можешь читать?
- Конечно. Знания, полученные в детстве, из памяти не уходят.
- Тогда развяжи мои руки. Мне надо достать письмо из тайника одежды.

Къылыч не без сомнения, развязал ему руки. Илияс откуда-то изнутри одежды, достал бумагу и передал ему. Он узнал размашистый почерк отца, бедного старика. Тот писал:
- Дети наши! Къылыч, Аслан, Бёрюкъан! Не верьте НКВД! Вас хотят выманить и убить. За нас не беспокойтесь. А если нас и убьют – свое мы прожили. Увидимся на том свете. Так что не переживайте. Исмаил правильный человек. Ему можно доверять. А этих гадов уничтожайте как можно больше. Если вам суждено умереть, умрите сражаясь, с оружием в руке. Не сдавайтесь, не дайте себя казнить этим гяуурам. Ассалам алейкум.
А эту бумагу уничтожьте. Чтобы она даже случайно не попала этим зверям в руки и не пострадал Исмайыл».

Къылыч посмотрел на Исмаила.
- Прости мне кровь Тенгиза. Я не решался  и не решился бы, если бы во время молитвы не голос свыше. Я выполнил волю Бога. Ты как думаешь, старики правильно пишут?
- Я не знаю. Я не читал, если бы даже хотел, не смог бы – арабским алфавитом не владею.

Къылыч прочитал ему письмо. Исмайыл после минутного молчанья сказал:
- В этом вопросе я плохой советчик. С братьями тоже обмозгуй. Но то, что вас не оставят в живых – для меня ясно. Они просто хотят вас выманить. Я понимаю тебя – а что будет со стариками, если вы не сдадитесь? Могут отправить обратно в Среднюю Азию, могут держать здесь, пока вопрос с вами не решится, пока вас не получат – живыми или мёртвыми.
- К какому сроку мы должны дать ответ?
- Через два дня, часам к десяти утра, я подъеду. Достаточно это время для вас?
- Вполне,- ответил Къылыч. – Только принеси бумагу от НКВД, что они гарантируют нам жизнь  и не посадят в тюрьму, а отправят с родителями туда, где весь наш народ. И ещё. Повидайся со стариками и спроси: я хочу их увидеть, а потом пусть меня расстреляют. И так, и так все кончиться смертью. Но хочу их увидеть. Что скажут, принеси мне их ответ
-  С родителями твоими попытаюсь поговорить. Бумагу-то от НКВД принесу, но эта бумага не спасет вас. Вас расстреляют, после унижений и пыток. Но решать вам. 

30

Братья и Далхат уединились в средней берлоге. Никак не могли прийти к общему решению. Къылыч, который никому и ничему не доверял столько лет, вдруг начал говорить невразумительное:
- Более 30 лет я не видел моих родителей. Может, я свижусь с ними?  Мне уже за 60 лет. Если и расстреляют, пусть. Хоть увижу стариков перед смертью. Это того стоит.
- Къылыч, ты самый старший во всем отряде. Если ты уйдешь, люди будут считать, что ты предал их. На твоем авторитете держится все Сопротивление.
- Аслан, Бёрюкъан, Далхат – вы не меньшие авторитеты. Вы продолжайте борьбу, а я посмотрю на стариков. Может и сумею вернуться.
- Но старики тебе пишут, что НКВД просто заманивает, нельзя поддаться на их обман. Отец же пишет, чтобы мы погибли с оружием в руках, сражаясь.
- Так-то оно так, но если мне хочется увидеть мать и отца, что делать? Увидеть их, обнять – ну, потом, пусть расстреляют.
- Может, мне тоже с тобой пойти, ведь мои родители тоже здесь,- сказал Далхат.
- Нет, Далхат, ты ещё молодой, ты ещё повоюй. Вы втроем отомстите и за меня, и за всех безвинно погубленных.
- Говорят, у НКВД есть какие-то препараты, приняв которых человек теряет волю и выдает все свои секреты. Если они узнают от вас все наши берлоги, нам придется туго.Не прими это как мое недоверие в твои силы.
- Нет, ты прав. Человек слаб. Но наши берлоги так расположены, что их сколько ни рисуй, сколько ни говори – не найдешь. К ним надо вести. А вот если увидите, что я веду чекистов, вы сразу же расстреляйте меня. Хотя, я не знаю, что надо делать со мной, чтобы я пошел на такой шаг. Я понимаю, все это вы говорите, чтобы удержать меня.
- Если бы наш отряд состоял только из нас - трех братьев, мы подчинились бы твоему решению: ты – наш старший брат. Но так как ты являешься главой всего отряда, твой уход не поймут. С твоего ухода начнется распад нашего отряда. Поэтому Къылыч, свою 30-летнюю борьбу не закончи так бесславно. Мы же давали клятву отдать свои жизни сражаясь с этим режимом,- Аслан произнес эти слова с большим трудом. Он первый раз в своей жизни осуждал старшего брата.
- Даже великий Шамиль сдался российским властям. Ему тоже было столько лет, сколько мне сейчас.
- В данном случае Шамиль нам не пример. Но если нас не хочешь слушать, ответь: почему не слушаешь то, что тебе говорит наш отец. Раз ты не слушаешься отца, мы тоже можем выйти из твоего подчинения. Мы, руководители этого отряда, всегда принимали спорное решение большинством, хотя решающее слово было всегда за тобой. И ни разу об этом не жалели. А сейчас два твоих брата и Далхат – мы говорим тебе: не иди сам в руки врагам, не дай им казнить себя. Это будет смерть и нашим старикам. Они не выдержат это.
- Ладно, подождем два дня. Исмаил с родителями увидится и бумагу-гарантию от НКВД принесет. Есть ешё время подумать. Только отряд ничего не должен знать о моих думах. Пока.

31

Через два дня Исмаил вернулся. Принес бумагу НКВД, подписанную на самом высоком уровне, в котором говорилось: «Преступления сталинского режима осуждены новым руководством страны. Ваши действия оцениваются как сопротивление режиму, которого осудила сама партия. Вы все попадаете под амнистию и будете отправлены в места, где живет ваш народ в настоящее время...».

Къылыч все прочитал без всяких эмоций и сразу же перешел ко второму, основному для него, вопросу. Исмаил, протягивая ему бумагу от стариков, на словах начал рассказывать о них. Но Къылыч перебил его:
- Подожди, спокойно прочту что пишут старики.
«Къылыч! Не прояви слабость веры и духа. Не дай обмануть себя Дьяволу и его шайтанам. Если ты сумеешь убить ещё одного шайтана, в этом будет пользы больше, чем увидишь нас, а потом тебя повесят. Аллах оценит твой иман – продолжай борьбу». На этот раз письмо подписали и отец, и мать.

Было время полуденного намаза. Кто-то из войнов громко произнес азан – призыв к молитве. Все засуетились – срочно совершив омовение, встали в ряд, плечом к плечу, впереди как всегда – имам и глава отряда Къылыч. Исмайыл тоже присоединился к ним.
Когда завершив намаз, Къылыч поднял руки, прося у Всевышнего принять их молитву и помочь ему принять верное решение, он четко услышал: «Бойся ослушаться своих родителей – они передают тебе мою волю».
      
Стало легко на душе Къылыча. Стало стыдно за свою слабость. Чуть не поддался козням Ибилиса. Поблагодарил Бога за то, что пришел в помощь в трудный момент. И когда он встал и весь отряд, кроме караульных, собрал, и братья, и Далхат увидели прежнего Къылыча – мощного, властного и яростного.

- Братья,- начал он свое обращение к отряду,- послушайте, как НКВД хочет нас обманом и угрозой склонить к сдаче. НКВД привез сюда моих родителей и родителей Далхата, чтобы подействовать на нас. Мы прошли такой путь, испытали на себе и на нашем народе все коварство советских, коммунистических властей и их верного пса НКВД.
Если во всем был виноват сталинский режим, то сейчас нет Сталина – что же мешает вернуть на родину наш народ из сталинской ссылки? Когда наш народ вернуть обратно – тогда мы подумаем, как нам дальше быть. А до этого, мы будем продолжать нашу священную войну против врагов нашего народа и нашей родины. А тебе, Исмайыл, скажем так:
- Если ты ещё раз придешь, выполняя миссию НКВД, попытаешься склонить  нас к сдаче, мы вынуждены будем тебя судить. Впрочем, можешь приносить информацию о состоянии наших родителей. Вот здесь будем  встречаться. А так, можешь передать НКВД, что на контакты с ним мы пойдем только после возвращения нашего народа на родную землю.

До возвращения карачаевского народа оставалось два года.